А напишу-ка я о конце восьмидесятых, уж больно осень в восемьдесят восьмом была теплой, теплой и солнечной. И воздух был особенный. Сидеть бы мне сейчас да писать о любви, придумать сказку какую-нибудь, а может и просто стишок сочинить. Так нет, опять кто-то не прав или же я опять не в такт. И опять спать не могу и опять мне писать, выстукивая по клавишам. Характер такой наверное. Как еще клавиатура меня терпит, не знаю, я бы на ее месте давно уже сломался да в запой ушел. На чем же я остановился? Ах да, на воздухе. Да, воздух был в самом деле особенный. Строили мы по-прежнему коммунизм, я не строил - меня в том году только в пионеры приняли, а коммунизм, он сам по себе строился да крепчал, да воздух был уже не тот. Веяло уже чем то новым, а новое это, будоражило людей, заигрывало с ними да надежду подавало. Правда чем надежды эти обернуться оно не рассказывало. Это позже мы узнаем, что не так вкусна кока-кола как компот бабушкин, да и Шварценеггер не особо тягаться с нашими самбистами собирается, а мороженое импортное, красочное да невиданное, не такое как наш пломбир, за двадцать еще копеек, а гораздо хуже. Но тогда нам еще и сравнивать то не с чем было. Но нашептывали нам уже о том, что рядом это все, удивительное, доселе невиданное. И мы верили, воспитаны мы так, чтобы верить, верить да надеяться. Да и не о переменах писать я решил, не о том что было и не о том что будет, напишу ка что-нибудь лёгенькое, обыденно-прозаичное, о проблемах вечных да о семьях обычных. Их тогда побольше было, чем сегодня, сегодня что ни семья - так диво дивное. Одни имена чего стоят, уже одного Хосе Петровича знаю да двоих Луис-Альберто Михайловичей, а в Украине говорят вообще Гарри Поттер появился. Что ни напиши - люди все равно оригинальней окажутся.
. Да и не о семьях писать я буду, одну затрону да и ладно. Нормальную, скучную даже может, ни измен тебе супружеских ни детей внебрачных, живут себе да любят друг-друга и дальше так жить будут. Честно, не шучу. Экстрима и сплетен здесь не будет, не ждите, но если заставил я вас до строк этих дочитать, то не обессудьте, закрыть книгу да в сторону отложить еще не поздно, тем более столько в интернете скандалов да порнухи, да и креативов хороших и интересных хватает, так что скучать не придётся. Там то хоть запятых нет, неправильно расставленных, да хоть экшн какой-никакой. Ну а уж если и дальше читаете, то потом не ропщите, история то в самом деле обычная, спорами на форуме о детях, навеянная.
- Здравствуй, милый, - Людмила услышала звук открывающейся двери и поспешила мужу навстречу.
- Приветик, - по привычке шёпотом, ответил ей Володька, - спит уже?
- Да какой там спит, притворяется, ты же знаешь, без тебя редко засыпает, - шёпотом ответила жена и добавила, - сейчас вид будет делать, что в туалет проснулась сходить.
Дверь детской медленно открылась и на пороге появилась их дочка, девочка лет шести. В пижамке байковой, глаза чересчур усердно протирающая, будто не понимает еще ничего.
- А кто это тут у нас еще не спит? - Володя к дочери наклонился и руки ей протянул.
- Папочка, - девчушка в миг оказалась на руках отца, - папочка, ну почему ты опять так поздно? Ведь ты же обещал.
- Работа, работа, доченька, - лицо Володькино засветилось, несмотря на усталость.
- Тебя директор не отпускает?
- Да, ну а ты почему не спишь? Ты же тоже обещала, - хотя и знает он ответ, да интересно ему просто, схитрит на этот раз дочурка его или правду скажет. А она обняла ручонками за шею его, личиком в плечо уткнулась, как котёнок играющийся.
- Эх ты, хулиганка, - Володя поставил ее на пол, - беги спатки, завтра в садик проспишь.
- А ты меня повезёшь?
- Ну конечно, ты же папина дочка.
- А в зоопарк на выходных?
- Пойдём, обязательно, беги спать, - посмотрев в след дочери, он прошёл на кухню.
- Не обещал бы ты ей заранее, уже в прошлые выходные не смог, - заметила жена, - расстраивается она очень.
- Да надо вырваться, - вздохнул Володя, - у меня новостей вагон. Разогреешь еду - садись, рассказывать буду, а я пока руки помою.
А потом они ужинали, а он рассказывал, что преобразуется теперь их кооператив, где он инженером работает, в общество с ограниченной ответственностью. И директоров теперь трое будет, и Семён Исаакович теперь не директор больше, а генеральный директор, и одним из троих директоров его назначили. Пусть неплохо он зарабатывал уже и на должности инженера, но сейчас еще большие возможности открываются. Хотя и работы с ответственностью тоже побольше будет.
- Да куда же еще больше то? - приятно это его жене, но и мужа жалко, вертится целыми днями как белка в колесе.
- Надо работать, Люда, надо. Мы же не для себя вертимся, вон Жанка подрастает. А мне для нее весь мир хочется к ногам бросить, сердце болит когда дорогую игрушку вижу и понимаю, что купить не могу.
- Ну в этом то она, слава Богу, не капризная. Хорошая девчонка растёт, ты бы видел как она уже читать научилась, - Люда посмотрела на мужа с умилением, понимала как ей повезло, что он дочь так любит, что ее, несмотря на десять лет брака, до сих пор на руках носить готов. У подружек не так, хотя какие там подружки, чересчур у них "не так" в семьях, чтобы они до сих пор подружками оставались.
- Тебе когда вставать то?
- Рано, Люда, мне прямо Жанку жалко, но пообещал, придётся к семи ее в садик уже вести.
И завертелась жизнь своим чередом, она и раньше то не скучная была, а теперь так и вообще весёлая стала. Работы - непочатый край. Развивалась страна потихоньку, от социализма еще не отвернулась, а капитализму застенчиво уже так глазки строить начала. Да только чтоб глазки эти строить много работать приходилось. Потом начнут кричать люди, выясняя откуда же деньги у других людей взялись, чужой работы то не видно, а в то время, деньги то были, да небольшие и незаметные еще. И тратить их люди еще не научились, да и времени тратить то не было. Володьку того спросить - зачем работает, придумает на ходу что-нибудь, а сам понимает, что в общем то из-за дочки все, да и характер такой. Свою фирму бы ему открывать, да видать рано еще было, всему свой срок на Земле. Молодой был, да и в сознании его не умещалось это в те годы. Да и не только у него, а и у многих тогда еще.
Курилка была полна, сотрудники вышли покурить да языки почесать. Чем же еще в курилке заниматься. Уборщица Степановна и та тут как тут, вид делает, что пыль протирает, но на нее не сердятся, за свою принимают и знают о ее слабости, все ей знать надо. Да и не проболтается она никогда никому. Старая школа, еще сталинская.
- Ну вы как хотите, а странный мне этот Володька наш, - вечно потеющий от избытка веса главбух Кузьмич прикуривал сигарету.
- Ну зато специалист хороший, - возразил ему инженер.
- Странный, странный, - подтвердила Люська, секретарша генерального.
- Не, ну я ему как мужику говорю, пойдем в субботу, в баньке посидим, пивка попьём, - не унимался Кузьмич, - а он заладил "Семья, дом, семья, дом". Как нерусский какой. Пить - не пьёт, курить - не курит. Я ему объяснять было начал, что деньги домой носишь, детенка состругал, чего еще надо? Ну что семья? Надо и мужиком то побыть - смотрит он на меня глазищами по пять копеек. Ну как с инопланетянином разговариваю, честное слово.
Мужчины согласно закивали, работы то много, это всем понятно. Но иногда можно и вырываться в мужской компании. А этот странный какой-то.
- Вот это точно, сынок, - уборщица встряла в разговор, - насчёт глазищ его я молчала, а тут люди то все свои. Бешеный он какой-то.
- Ой, да ладно тебе, Степановна, чего это он бешеный? Чудной парень немного, ну да ладно. Бешеным то я его еще не видел, - опять вступился инженер, - да и понимать надо, мы тут с восьми до пяти, а у них то работы побольше.
- Ой не можу больше на сэрци дэржаты, - Степановна когда волновалась всегда на суржик переходила, - вы ж ничого не знаетэ.
Компания заинтересовано посмотрела на нее. Степановна партизанка еще та, от нее дезинформации не услышишь.
- Два месяца назад, - продолжила она, - вы ж у баню пишлы. А я вбырала та Володька отой ваш та гиниральный на работе булы. Хлопцы какие-то приехали и к гиниральному в кабинет. Спортивные такие ребята, на машине заграничной. Один - высоченькый, хомякуватый такый и грузин з ным, или чечен - я в них не розбыраюсь. Исаакович наш як раз шо-то с Володькой обсуждал, я ж там в кабинете у гинирального убираю в уголку.
Компания закивала, мол не тяни, все знали талант Степановны делать вид, что занята уборкой в нужном месте в нужное время и ее талант незаметной при этом оставаться.
- Ну Володька встал когда они зайшлы, он же в нас под культурного всегда.
- Ну тут, Степановна, извиняй, касательно вежливости - у Володьки поучиться можно.
- Видела я его оту "вежливость", от як раз тогда и видела, - Степановна сделала жест рукой, чтобы не перебивали, - хлопцы начали шо-то гиниральному про деньги и безопасность рассказывать, ну оно ж и понятно вреня сейчас такое, на Володьку внимания не обращают. Он же худый, против них как студент. Исаакыч, гляжу спугался, а Володька наш смотрю красный стойить та говорыть им: "Ребята, у нас совищание - подождить за дверью!" Ну тут конешно они не выдержали, тот што побольше сказал што-то, шо - не помню, и на Володьку как пойдёт. Мама дорогая, шо тут началось! Я ж даже крестится забула, - Степановна сложила руки на груди.
- Не тяни, Степановна, не тяни!
- Он же как бес какой-то.
- Кто, "хомякуватый"?!
- Володька ваш, ирод! Глазищи бешеные, лицо красное, два раза вдарыв и хлопец без сознания. Кавказец - той побёг из кабинета, так эта сатанюка - за ним! А я смотрю - сижу я в корзине для бумаг, как я в нее уселась и не помню даже. Ну я на карачках бегом к дверям - смотрю догнав того кавказца, с ног сбил та лупит його ногамы. А тот голову закрыл руками, та кричит толька: "Ашибка, брат! Ашибка, мамой клянусь!" Потом Володька вспокоился немножко та назад в кабинет, мимо меня проходить, а глазющи как у сатанюки. От тогда я перекрестилась.
Собравшиеся переглянулись между собой.
- Боже мой, с маньяком под одной крышей работаем, - Люська сделала испуганные глаза, - это же надо так, вместо того чтобы культурно в милицию позвонить.
- Да ладно, что ты там знаешь, - отмахнулся Кузьмич, - Сейчас не те времена уже. А как это он так?
- Да боксом он занимался, - вставил инженер, - сам мне когда-то обмолвился, я еще не поверил.
- Вот там ему последние мозги и отбили, - утвердительно кивнул головой главбух.
- Ну насчет мозгов не надо, - толстая бухгалтерша, решила восстановить справедливость, - Мозги у него на месте, вспомните сколько проектов он в фирму то притянул.
- Так то ж касательно работы, - отмахнулся главбух, - а касательно жизни - под каблуком у жены сидит, да еще и псих, как выяснилось.
- А жена его, тоже дура еще та, - секретарша поправляла тушь на ресницах, - мы с моим встретили их в парке.
- Это с Гришкой что ли? - уточнил главбух.
- Да с каким Гришкой, вспомнил тоже, у меня другой уже, - уточнила секретарша. Главбух хотел съязвить по этому поводу, но уж очень было интересно почему жена Володьки дура.
- Идут значит, спорят о чем-то, я то думала проблема какая-то, специально со своим подошла, познакомились. Так они оказывается книжку прочитали, Булдакова какого-то или Булдахова.
- Булгакова может? - уточнил инженер.
- Мудакова! - огрызнулась секретарша, - все они, Мудаковы. И книжку обсуждают! Ну нормальные они вообще? - Люська окинула взглядом присутствующих, - я еле сдержалась, сказать хотела: "Телевизор купите себе, серость!" Ну я еще минут пять с ней поговорила - темень полнейшая, ни про Шанель не знает, ни про Диора, экономисткой где-то в ЦНТИ работает.
К курилке приблизился Артем, он был одним из новых директоров. Рубаха-парень, очень компанейский и не скрывающий своих любовных похождений, он тем не менее был лучшим другом Володи. При нем обсуждать Володьку было чревато. Собравшиеся покачали головами и быстро сменили тему разговора.
Артем с Володей стояли на улице, Артем вышел покурить, Володька же, как некурящий, просто с другом поговорить.
- Времени никакого не остаётся.
- Это уж точно, не в баньке попарится, не на шашлычки съездить...
- Да какие там шашлычки, я вон с дочуркой все никак позаниматься не могу. Хорошо еще жена меня поддерживает, понимает что работы много, - посетовал Володька, - А твой малой как? Твоему же как и моей, уже семь скоро?
- Нормально, жена занимается, - Артем затянулся, - ты конечно, Володь, извини, но не надо так парится. Ты мужик - своё дело сделал - дальше бабы пусть разгребают.
- Нет, - Володя покачал головой, - не могу так. Она как прибежит ко мне, ручонками своими обнимет - умер бы от счастья. Все жалуется, что меня дома не бывает, а что я ей объясню? Ребёнку разве расскажешь что работы много.
- Ой, забалуешь ты ее...
- Да когда баловать, ухожу - еще спит, прихожу - из постельки выпрыгнет, прибежит ко мне и опять спать. А мне и с ней пообщаться хочется и работать надо, для нее же.
- Ты для себя работал бы лучше. Хоть немного, - Артем хитро прищурился.
- Эх, Артемка, не понять тебе. Она для меня и есть все. Вчера представляешь до чего дошло, спрашивала меня весь вечер: "А ты директор?" - я ей объясняю, что да. А она меня про других наших директоров, да про то, почему если мы директора, то кто-то еще нами командует и домой не отпускает. Я ей про генерального, да почему он генеральный и что это значит. А у самого на душе так неприятно, детство прямо какое-то, хочется мне для нее самым-самым казаться.
- Да у тебя с ней, прям как с моей Ларкой новой, - засмеялся Артем, - так я ей про генерального и не рассказываю, директор мол и все тут.
- Ну давай еще любовниц своих сюда приплетёшь!
- Да ладно, не кипятись. Хотя Исаакыч, тоже хорош, гонит нас в хвост и в гриву. Вон завтра суббота, а нам опять с бумагами копаться, да совещание назначил. А в воскресенье нам с тобой уже в Тобольск лететь.
- Опять зоопарк накрылся...
Володя проснулся в семь утра, тихо, стараясь не разбудить жену, пошёл готовить себе завтрак. Вода для кофе уже начала закипать, когда дверь приоткрылась и дочурка заглянула на кухню.
- Солнышко моё, ты чего не спишь? Суббота же.
Жанна в своей пижамке прошла и села за стол, Володька потрепал ее золотистые волосики.
- Ты на работу?
Он пожал в ответ плечами и виновато улыбнулся.
- А ты мне можешь кое-что пообещать? Нет, оно не такое сложное как зоопарк. Можешь?
- Я постараюсь, - он боялся сказать лишнее слово.
- Отдай это вашему генеральному директору, - она протянула отцу запечатанный конверт, - только поклянись, что отдашь и заглядывать внутрь не будешь.
- Клянусь, - он улыбнулся.
- Нет, ты сильно-сильно поклянись.
Он хотел ее переспросить: "Неужели я тебя когда-нибудь обманывал", но осекся и просто сказал:
- Очень, очень тебе клянусь.
Через час он приехал домой, Жанна оделась очень быстро, а день был как раз прекрасный. И для того чтобы в зоопарк сходить, и для того, чтобы молочный коктейль в "Буратино" тянуть через трубочку. А потом долго-долго бродить по городу, отвечая на тысячи детских "почему", смотреть как опадает листва и как рабочие спешат украсить город к приближающемуся празднику 7 ноября. А еще понимать и гнать от себя эту мысль, как же крепко она держит его ручонкой за палец и отпустить боится. Неизвестно, открыл ли он конверт, перед тем как показать письмо Семёну Исааковичу, или так и отдал запечатанным. Да и не важно это, наверное важнее, что тот день так запомнился ему и его дочери. И важно то, что потом он всегда находил для нее время, как удавалось - тоже неизвестно, но выкраивал. А еще важно, что генеральный почему-то решил сам отвезти его в аэропорт в воскресенье. И уже там, в аэропорту перед вылетом, отдал ему назад это письмо.
- В самолёте почитаешь, - добавил он, - и ты знаешь, она в чем-то права...
А уже в самолёте Володька читал старательно выведенные печатные буквы:
"Мне очень сильно нужен папа. Даже больше чем новая кукла и больше чем новый велосипед. Пожалуйста очень-очень вас прошу, отпустите его домой. Дочка Жанна."
Ну вот и дочитали мы до конца, хотя предупреждал же, что интриги не будет, да и не про семью писал, а как и обещал слегка затронул только. Да и год то восемьдесят восьмой для этой повести совсем неважен. Просто больно уж хорошая осень выдалась тогда, красивая и не дождливая. Да воздух был особенный тогда, обманчивый наверное, но людям запомнился. Многое с тех пор изменилось, даже и вспоминать то все страшно, но как ни странно многое осталось прежним.
© IKTORN
