Черный «БМВ» Армена подъехал к проходной и пронзительно загудел. Массивные зеленые ворота дернулись и с характерным звуком отползли в сторону, освобождая проезд. Освещенный прожекторами автомобиль въехал на территорию периметра.
- Здравствуйте, Армен Нурикович! – поприветствовал Армена молодой солдатик в бушлате. Армен посигналил в ответ и медленно поехал по ровной асфальтовой дороге, вдоль которой росли заснеженные голубые ели и низкие кусты можжевельника.
В желтушном свете фонарей медленно кружили снежинки. Они падали в грязь и смерзались в монструозные ледяные глыбы, сваленные к бордюрам загребущей солдатской лопатой. В черном, затянутом непроглядной пеленой небе не было никакого намека на звездочку, и, казалось, будто вся территория периметра накрыта исполинским куполом, обеспечивающим над ним вечную ночь. Иногда, для порядка, на внутренней поверхности купола появлялась бледная искусственная луна, и тогда на всех постах выли и лаяли сторожевые овчарки, а солдаты прятались по каморкам и будкам и пили горькую. Но куда чаще была просто эта чугунная тяжесть воображаемого купола. И уродливые хлопья снега из ниоткуда.
Вокруг объекта густой стеной стоял спящий под холодным белым ковром хвойный лес. Высоченные сосны, точно мачты, устремлялись вверх, образуя плотный живой частокол до небес. Белки рыжими огоньками скакали по их пушистым лапам где-то далеко вверху и сшибали вниз на землю мягкие белые шапки. Иногда в лесу ревели и выли голодные звери.
Автомобиль выехал на широкую, залитую бетоном площадку и приткнулся возле ограждения. Армен вышел из салона, держа подмышкой черную папку, и направился к двухэтажному кирпичному зданию администрации с маленькой чугунной табличкой у входа, на которой толком ничего невозможно было разобрать из-за сплошных сокращений и аббревиатур. У двери он достал из кармана дубленки пластиковый бэйдж.
Электромагнитный замок щелкнул, и массивная бронированная дверь отворилась, словно сказочный Сезам. Двое солдат с лицами, состоящими из одних острых углов, бесстрастно уставились на Армена.
- Меликбегян. К Кондратьеву – проговорил он, поправляя куртку.
- Алле! – тут же закричал в телефонную трубку охранник – Дежурный! Меликбегян к Кондратьеву!
Трубка прожурчала что-то в ответ, и часовой небрежно швырнул ее на рычаги.
- Проходите. Знаете куда?
- Да уж знаю – кивнул Армен и пошел по гулкому, отделанному ракушечником коридору.
Звук шагов гулко заметался по потрескавшемуся желтому линолеуму. Со стен в шизофреническом свете ламп дневного света болезненно глядели фотографии каких-то безликих военных и штатских. В глаза бросалась клиническая чистота.
Меликбегян постучал в пятую по счету светлую дверь, без каких-либо отличительных знаков на текстурной поверхности и, не дожидаясь реакции изнутри, вошел в кабинет.
Внутри помещение было тускло освещено похожим на магический цыганский шар матовым плафоном. Вся его небогатая обстановка состояла из туго набитого толстыми папками и растрепанными фолиантами книжного шкафа, правильного письменного стола, двух строгих стульев и скромной, перепуганной тумбочки, застеленной пожелтевшей газетой. На тумбочке в литровой банке без воды стоял давно засохший букет невзрачных полевых цветов. За столом восседал мужчина в штатском, перед которым была рассыпана куча бумаг. Мужчина что-то писал огрызком карандаша. В комнате нестерпимо пахло Советским Союзом.
- Здравствуйте, полковник – сказал Армен, притворяя за собой скрипучую дверь.
- Добрый вечер, Армен Нурикович – поднял усталые, искаженные толстыми стеклами роговых очков глаза Кондратьев – однако же, вы заставляете ждать.
- Гололед – вздохнул Меликбегян, присаживаясь на стул напротив Кондратьева и потягивая ему папку. – Да и дорога, сами знаете какая…
- Ну ладно – мотнул головой полковник и устало отложил карандаш – давайте выкладывайте, что там у вас.
Он открыл папку и принялся бегло листать распечатанные на принтере листы, усеянные одному ему понятными таблицами и рядами цифр.
- Ну, вкратце – начал Армен – по тушенке план выполняем, по кровяной колбасе тоже, слава Богу, а вот деликатесный ассортимент – увы. Здесь нам с вами большой выговор сделали. Я давно им говорил – нужно повышать закупочные цены. Ведь никто же не хочет связываться. И можно понять, в самом деле, вне рынка никто работать не будет. Я их предупреждал, скупой платит дважды! Вот по шашлыкам повысили цены – и пожалуйста. Пятьсот тонн великолепного грузинского мяса только за две первые декады. Работы валом, парни ваши довольны… А эти крысы что-то мнутся. Вот и вышло, что мы в итоге крайними остались.
Армен замолчал и пристально посмотрел на полковника. Тот положил бумаги на стол, посмотрел куда-то в побеленный, засиженный мухами потолок и погладил шрам на подбородке. Сувенирная модель вечного двигателя крутилась и кланялась у него на столе рядом с фотографией печальной молодой женщины. По столу были рассыпаны скрепки и канцелярские кнопки.
- Это такое дело – тяжело засопел Кондратьев, закусывая бесцветную нижнюю губу – вы тут и меня поймите. Меня тоже за это дерут в Министерстве. И дерут хорошо, как говорится, и в хвост и в гриву. Но, такая ситуация... Все эти правозащитники как мухи назойливые вьются! Газетчики то и дело что-то пронюхивают. Всем нужно платить! Понимаете? Всем! И аппетиты растут. Допустить утечку мы не можем, сами знаете.... Вот и выходит, что никто не хочет связываться со всеми этими олигархами. Знаете, например, сколько стоит «болезнь» Алексаняна проплачивать? А попробуй, не проплати! Сразу вой подымется – «кровавая гэбня замучила»! Приходится им выдумывать всякую хворь перед убоем, чтоб всякие шавки помалкивали либеральные!
Армен развел руками:
- Я уже многократно об этом докладывал, но седьмой отдел стоит на своем. Они считают что выделяемых средств достаточно и вам нужно оптимизировать аппарат.
- Тут нужно только с Файнбергом говорить – усмехнулся полковник – давно надо было, да я все откладывал… Ведь что же это происходит! Дело загибается из-за того, что кто-то не желает своими принципами поступаться.
- Придется поступиться. Другого выхода нет. Сейчас не тридцатые годы, большими поставками рынок не удержишь, итак уже демографический кризис в стране. Нужно искать другие, более прогрессивные пути, а не пельмени делать… Это больше теперь по китайским делам. Видали в магазинах «Руски пелемени»? Я лично хохотал до упаду.
- Хохотал… – заскрипел зубами полковник – уроды! Забыли, наверно, котлеты «Остров Даманский»! Может, пора снова им напомнить вкусовые достоинства? Как русские умеют жарить, когда захотят. Мы здесь столько денег инвестируем, раскручиваем отечественный продукт, а эти твари вот так запросто… И никакой управы на них?
- Ну, маркировка у них вроде в порядке. Десятая поправка не прошла… Что же еще? Они всегда любили такого рода грязные методы. У них, чего-чего, а людей всегда хватало, дело за малым. – Армен сдержанно улыбнулся.
- Да-а, вот тебе и свободный рынок! За что боролись, как говорится… Еще недавно, помните, Карабах! Целые составы трупов, умопомрачительные объемы… Потом Чечня. Во время первой кампании, какие поставки шли! А сейчас? Сою уже приходится добавлять! Ну! Где же это видано? Чтобы тушенка, настоящая русская тушенка с соей! Даже Осетия уже не выручает. Эх, нет батьки Сталина…
- Да бросьте вы расстраиваться – сказал Армен – вот поэтому мы и разрабатываем сейчас элитные бренды. Ширпотреб гнать – это больше по китайским делам. А у нас репутация! Консервы «Груз 200» на весь мир известны, ассорти «Гастарбайтер» опять же…
- Агония это, Армен Нурикович. Истинно, агония. А потом знаете что? Потом черная дыра. Вот и до нас добрались, сволочи. Дядя Сэм дотянулся таки. Через океан дотянулся. Фабрику «Ленинодарскую» продают! Да вы ведь знаете. Почему так? Почему я не сплю уже неделю? Почему им? - полковник горестно потер виски и нырнул морщинистым лицом в подставленные красные ладони. В кабинете повисло напряженное, наполненное потрескивающим ожиданием молчание. Армен тихонько поскрипывал стулом и смотрел в темное зарешеченное окно.
- Полковник, мне и самому не мила эта идея. Но, нравится это нам или нет, теперь другие времена, свободный рынок. Инвестор – это тот, кто больше платит, и если они могут отвалить больше, чем очередной наш «абрамович», то тут уж ничего не попишешь. Иначе – санкции. – Меликбегян участливо развел руками.
- Знаете, я их конечно всех не очень люблю, но по мне, пускай уж лучше наш «абрамович», чем звездно-полосатый. И самое страшное, это то, что я не могу никак повлиять! Через неделю у них совет директоров, и мое мнение там, понятное дело, никто не спросит. Они, скорее всего, примут решение в пользу «АНМ». И все. Стратегическое предприятие в руках злейших конкурентов!
- Ну, я бы не стал так сильно сгущать краски – осторожно сказал Меликбегян – бизнес, вы сами говорили, такое дело… Янки никогда не упустят возможности заработать. Сами знаете, какой поганый народец.
- Все равно, как ножом по сердцу – покачал головой Кондратьев – в Великую Отечественную мы заводы взрывали, чтоб врагу не досталось, а теперь что ж получается? Нет. Не понимаю. Ведь я на этом предприятии работал. До того, как заготовками стал заниматься. Оно как часть меня, я столько лет ему отдал! И теперь вдруг – американцы. А что они смогут? Много ли они знают? Да на этом объекте раньше в три смены пахали! Конвейеры не выдерживали! Склады были забиты до самого верха! Никогда перебоев не было. Врагов народа пригоняли целыми эшелонами. Антисоветчиков, пораженцев, шпионов, кулаков. Гнали и гнали! Без конца и края! И продовольственную программу выполняли. И план по экспортным заготовкам. Не то, что сейчас. Да разве может, вообще, что-то из теперешнего идти в сравнение? Тогда на каждой упаковке стоял наш самый строгий и непредвзятый судья – советский знак качества. Нашу продукцию знали по всему свету. Сам Нельсон Мандела кушал наши консервы «Строители БАМа». Сам Хоннекер нашу «докторскую» заказывал. А Леонид Ильич больше фарцовщиков любил и диссидентов паровых. Мы все по инструкции, тютелька в тютельку приготавливали. Спецрейсом. Кремлевские обеды. Доверяли нам! Много чего мы тогда делали по оригинальным рецептам, то, что никто нигде больше не мог повторить: трехмесячные эмбрионы под шубой; блокадники, фаршированные грибами; печеночный паштет из активистов общества борьбы за трезвость. А в семьдесят втором, помню, приезжал Сальвадор Дали. Я на этом самом заводе сделал собственноручно мясной торт с его портретом. Начинка из фарша с сальными прослойками (великолепное украинское сало пряной Полтавы), а сверху коллаж из фрагментов лиц (что-то вроде милицейского фоторобота) – сам Дали. Похож был дьявольски, и глаза - испанские оливки - как настоящие! Черные, безумные. Торт Дали и выкупил за десять тысяч. Говорил тогда, что здесь работают настоящие художники, что любит советский народ, и не видел в своей жизни ничего волшебнее. И ласкал языком швы… Целовал себя в спесивые копченые губы. .. Ел и плакал… Потом – грозные и смутные восьмидесятые. Перестройка. Гласность. Радиоактивное мясо из Белоруссии, упадок экономики, коллапс производства. После Чернобыля никто не хотел покупать нашего. Только тушенку. Но и то – боялись. Тогда многие пустили себе пулю в лоб. Снабженец Колобов, например. А потом – последняя советская весна! Сердцебиение. Жгучая юность, бездонно-голубое небо. Пионеры вышли на линейку для торжественной клятвы, вон там, на той площадке. Помню, был солнечный, шмелиный май, у них была экскурсия по предприятию, а потом их построили, и они щурились и шептались и улыбались от восторга и гордости. Пубертатные мальчики, застенчивые девочки, изможденные первыми месячными. Самое ответственное дело в их жизни. Они понимали. Только волновались немного. Говорили: «Всегда готов!» и ложились под гильотину, чтобы помочь голодающим народам Африки. А галстуки их мы пускали по ветру, точно красных птиц. Они улетали далеко-далеко… И это было прекрасно, потому что каждый понимал, насколько ценен для своей страны. И каждый знал, что когда-нибудь его страна победит. А теперь получается что же? Все было напрасно? Разруха в головах! Дикий капитализм! Деньги ради денег!
Полковник опустил глаза и небрежно смахнул с грубой щетинистой щеки ностальгическую льдинку. Тоненьким серебряным колокольчиком зазвучал в его ушах детский голосок, словно невидимый молоточек пробежал по клавишам ксилофона:
«ВСЕГДА ГОТОВ!»
«ВСЕГДА ГОТОВ!»
«ВСЕГДА ГОТОВ!»
