Я родился жарким июльским полднем в одной из палат районной больницы под Краснодаром. Мама моя, Доценко Антонина Григорьевна, ускоренно излив воды, без особых усилий произвела на свет крупное звонкое тело, с уже сформированным блондинистым оселедцем и не в меру стоячим хуем. Тело, не прекращая истошно орать, попыталось с ходу присунуть за щеку зазевавшейся акушерке и подрезало хваткой ручонкой золотую висюльку с шеи молоденькой практикантки. В палате, откуда врачи, трижды перекрестившись, выписали нас уже через несколько дней, лежали местные роженицы, преимущественно украинских кровей. Все это время дородные доярки тетешкали моё эго, пытаясь хоть на минуту прекратить высокотональный пронзительный писк. Спал я мало, много кушал, и как только меня лишали вожделенной обильной цицки, принимался исполнять самые забойные темы из репертуара никому тогда еще не известной группы AC/DC. В общем, как до сих пор утверждает моя маман, за эти дни в моем характере сформировались четыре поведенческие доминанты: ебля, жрачка, склонность к солированию, а так же явные криминальные таланты щипача и вымогалы.
Вернувшись в родную хату, я стал расти вертикально вверх и развиваться интеллектуально вширь, как и положено было в те годы советскому станичному мальчику. В составе организованной мной преступной группировки, состоящей из соседской малышни, целыми днями носился я по колхозным садам и хозяйским огородам в поисках приключений в целом и разнообразных сытняков, вперемешку с пиздюлями, в частности.
К семи моим годам Доценко Михаил Афонасиевич, батя мой, неожиданно получил разнарядку на Севера, куда его направляли по партийной линии для организации подсобного хозяйства при крупном газопромысловом предприятии, расположенном в индустриальном городишке всесоюзного значения.
Помню, в тот вечер, отец, поздно уже придя с работы, уселся ужинать, однако, хлопнув по обычаю стограммовик первача, не закусил, как водится, хрумким, пупырчатым, слегка присоленным, огурчиком, а нахмурил кустистые брови и строго посмотрел на мать:
-Значит так, Тоня! Неделя сроку на сборы, едем на север, в какой-то Сосногорск. Партия сказала - надо!
-Ой!- всплеснула руками мать, и присела на старинный крепкий табурет зеленого цвета,- А как же дети, дом?
-Дом продадим куму Василенко, квартиру там дадут, трехкомнатную, и детям там лучше будет, там и школы городские посильнее и вроде даже институт есть. - Отец, не притронувшись к борщу, приговорил еще стаканчик.
- Город? Да где хоть этот город то?
- Да пес его знает, - отрезал отец, - А ну к, принеси карту!
Как поется в одной патриотической песне, «сборы были не долги», и вот я уже шел в компании старшего брата по дождливой холодной улице Сосногорска, с куцым букетиком рахитичной северной флоры, первый раз в первый класс…
Время, убыстряя свой бег, все летело и летело вперед. Пронеслись реактивным самолетом школьные годы, со сверхзвуковой скоростью прогромыхали пять лет студенчества, чуть в заторможенном бестолковом ритме прошла строевым шагом армейская двушка. Познал я к тому времени и радость братских разудалых дебошей, и потаенную бессмысленную субкультуру наркотических тусовок, постоянно отягощенных своими темными делишками, ну и конечно любовь. Не в смысле чувств, высоких и прекрасных, а конкретную половую любовь женщины. Естественно, не одной. Чем более весомым становился мой послужной список, тем чаще я стал просыпаться с довольно явными недовольством. Снились мне заливные луга, причесанные степными ветрами, спокойные глубокие озера, покрытые пузырями карасевых пастбищ, и селянки, селянки, селянки. Просыпаясь же, я обнаруживал рядом с собой растерявшую вчерашний лоск худосочную бледную модельку с подтекшим макияжем и спутанными, слипшимися от лака волосами.
Как-то раз, меня и еще нескольких молодых специалистов спецавтодора, куда я после армейки устроился автомехаником, собрал начальник и сказал:
-Парни! Через три месяца к нам поступит новая техника. Вам выпал редкий шанс повысить квалификацию и обучится работе с новым оборудованием не в режиме трассы, а в благоприятных климатических условиях. Поедете в Краснодар... И смотрите мне там…
Дома, узнав о предстоящем вояже, никто особенно не удивился, лишь отец хлопнул меня по плечу:
- Найди время. На могилки к деду с бабкой съезди. Цветов положи, побольше. Если там кресты поправить надо, поправь обязательно. До кума зайди, приветы передай – Он грустно улыбнулся, но вдруг, просветлев лицом, басовито рассмеялся и прокашлял - А, еще! Девушку себе присмотри, из местных! Для смычки города с селом, ха-ха-гх-гх-гх…
Курсы наши проходили в штатном режиме. С утра и до обеда картавый преподаватель рассказывал нам об устройстве узлов и агрегатов мощнейшего «Катапиллера», после обеда мы, недолго поторчав на стройплощадке и понаблюдав за работой железных гигантов снаружи и изнутри кабины, уходили на берег Кубани загорать и пить пиво. Отъезд наш был назначен на воскресенье, и в субботу я отпросился на экскурсию по местам боевой славы.
Дорога от Краснодарского вокзала до районной автостанции, где я купил четную охапку красных гвоздик, и затем, с пересадкой, до родной станицы заняла на удивление немного времени и сил. Корявый, двадцатилетний «Луазик» остановился у автобусной остановки с надписью «Веселая», оставив позади себя длинное мутное облако пыли. Пожилой водитель все дорогу трепался с двумя мужиками о ценах на бензин, о мудаке Ельцине, о погоде и рыбалке, и, лишь когда я уже собирался выходить из салона, обратился ко мне.
- Тебе когда надо уезжать, паренек?
-Если получится, то сегодня, а так завтра к тринадцати ноль ноль, кровь из носу, надо быть в Краснодаре.
-Сегодня уже все! Только если на попутке какой, да и то навряд. Праздник урожая сегодня. А завтра милости просим. В десять. Только не опаздывай, ждать не буду!
-Скажите, а сколько человек живет сейчас в «Веселой»? Большая вроде станица! – уже стоя на улице, поинтересовался я.
- Ну как сказать? Все относительно, - неожиданно разфилософствовался водила, - по сравнению, например с Египтом, маленькая, а по сравнению, например с Коробкиным, большая. В общем, дворов триста будет… Ну, бывай, паренек, - он захлопнул дверь, развернул свою раритетный драндулет и упылил в неизвестном направлении.
Расспросив у редких прохожих дорогу на станичное кладбище, я еще долго, по отцовским наколкам, искал могилы предков, пока, наконец, не набрел на два свежевыкрашенных креста деда и бабки. Деда я не помнил совсем, он умер от рака легких когда я был еще совсем крохой, бабуля же пережила его не надолго, однако о ней у меня сохранились теплые душистые воспоминания.
Могилы были ухожены, стало быть кум Василенко исправно выполнял данное отцу обещание приглядывать за последним приютом его родителей. Коснувшись руками крестов, я проверил их на устойчивость и положил на каждую из могил цветы, на глаз разделив букет на две части.
Посидев на скамеечке, я выкурил пару сигарет, всматриваясь в грубые лица на черно-белых фотографиях и размышляя над сухими цифрами дат рождения и смерти.
Вечерело.
Дом, в котором прошло мое босоногое детство, я нашел без труда. Дядя Миша оказался на месте, и долго кряхтел, пытаясь разглядеть во мне хоть что ни будь от того, покрытого цыпками, пострела, воровавшего арбузы с его бахчи.
Подробно расспрашивая о родителях и старшем брате, он потчевал меня крепкой наливкой и ядреными разносолами. В вечернем воздухе стрекотали цикады. Меня тянуло на кураж.
-Ну, посидели и будет! Ночевать здесь оставайся, вот тут на веранде и ложись, сейчас Любка белье принесет! - закончил дядя Миша наш разговор.
-Хорошо. Я еще прогуляюсь недолго...
Пройдя с полкилометра до конца плохо освещенной улицы, я уже решил идти спать, когда набрел на колодец, из которого высокая девушка в белом, в крупных лиловых бутонах, платье, пыталась набрать воды!
- Помогыте пожалуйста!
- Только если Вы скажете мне, что это за цветы такие волшебные и как Вас зовут?!
-А, это?! – девушка, бросив колодезный ворот, расправила оборки платья, - Это хрызантемы. А зовут меня Варей.
Я помог ей набрать воды и проводил до дома. Поставив полное ведро возле калитки, я стал напрашиваться на огонек, и совершенно неожиданно получил приглашение отведать вина и послушать вечерний концерт по заявкам радиослушателей.
- Там песни такие красивые передают. А мои все уехали. - сказала она и провела меня на сеновал.
Концерт начался с незатейливой «Во поле береза стояла». Варя как бы сопротивлялась, а я настойчиво целовал ее сочный, оттененный привкусом винограда, рот, загорелую, пропитанную запахами солнца и свежескошенной травы, шею, все настырнее нашаривая под хризантемовым платьем резиночку трусов. Трусов под платьем не было. Зато там были и крепко сбитая, нежная, как парная телятина, попка, и густая лужайка черных затейливых кудряшек на лобке, были и тяжелые упругие груди, призывно всколыхнувшиеся остриями персиковых сосков, когда она через голову скинула свой «последний бастион приличия». Она не на шутку завелась, опустилась на колени, расстегнула молнию джинсов, и, постанывая и причмокивая, исполнила «Prelude et Scherzo», выказав при этом глубочайшее понимание инструмента. Я же, как заправский дирижер, лишь придавал руками необходимый темп ее игре. После мы перешли к «Лунному Всаднику» (я сзади, в желтых лучах полной луны, проливающей свет сквозь дыры в стенах сарая). В свою очередь были одобрены и отрепетированы композиции «Хуто-хуто-ря-ааанка!» (я на спине, она на корточках сверху, подпрыгивает в такт одноименному аграрному хиту), а так же «Я в весеннем лесу пил березовый сок feat Piper at the gates of dawn (я все еще на спине, ее терпкая, чуть солоноватая полноводная щель разместилась на моих губах, а ее шелковистый язык затрепетал над багровым мундштуком моего натруженного тромбона). Потом мы повторили «Лунного всадника». Финалом партитуры стала бессмертная «Течет река Волга», Варя осталась на коленях, а я обильно и продолжительно оросил плодородные луга и холмы ее лица и грудей своими, так сказать, морозоустойчивыми семенами.
Отдышавшись, Варя утерлась пучком сена и одела платье.
-Три – один в пользу девочек. Ну, я скорехонько! Не засыпай!- весело прощебетала селянка и выпорхнула в темноту жаркой кубанской ночи.
Развалившись на щекотливой душистой перине и лениво почесывая задницу, я размышлял над перспективами. «А что!»- думал я - «Варька огонь девка, хуй с ней, что не девочкой мне досталась, я и сам не одуванчик! Но, как они тут в колхозе обучаются таким виртуозным премудростям?! Шалава может? Нет, от природы это все, от бога…»- утешал себя я.
Минут через двадцать заскрипела дверь и в проеме появилась растрепанная, раскрасневшаяся Варвара.
-Принимай, шо ты разлехся?!- в ее руках была трехлитровая крынка с домашним вином. Я принял емкость и основательно приложился к холодному кувшину…
Очнулся я на следующее утро и, глянув на часы, запаниковал. Половина десятого, через пол часа автобус. Собрав разбросанные в беспорядке вещи, я оделся и высунул на улицу ебальник. Во дворе было тихо и пустынно. Ладно, подумал я, некогда сейчас разыскивать Варвару, потом письмо ей напишу.
Каково же было мое удивление, когда на остановке, куда я примчался весь в мыле, еще выковыривая из волос и одежды остатки сна и соломы, я увидел селянку Варю, подающую в салон автобуса вместительный дорожный чемодан. Аккуратная укладка, строгий, наверняка не дешевый, брючный костюм - от вчерашней босоногой колхозницы не осталось и следа.
Я крепко ухватил ее за локоть.
-Ну, здравствуй, Варвара-краса! Нехорошо так безвозвратно исчезать!
-Что Вы себе позволяете, молодой человек?! Грубиян какой! - никакого акцента, совершенно четкие «Ч» и «Г», - Вы меня с кем-то путаете! – ледяной взгляд и сверкнувшее на правом безымянном пальце обручальное кольцо довершили ошеломительный разгром моего свадебного марша…
- Ну что, Марина, обратно в Ленинград? Как отдохнули?- водитель явно не первый раз видел эту Варю-Марину.
- Как обычно, шикарно, Федор Николаевич! Чудесно у вас тут, чудесно! Столько впечатлений – девушка лукаво улыбнулась мне, лишь на секунду дав понять, что все, что случилось прошлой ночью, было наяву, и не является бредом моего больного воображения.
Я не нашелся, что сказать и всю дорогу молчал, глядя в окно, она же с насупленным видом читала какую-то книгу. Мы расстались без слов.
Без приключений я вернулся домой в Сосногорск.
Пока мама хлопотала по кухне, собирая на стол, я как мог, опуская детали, рассказал отцу о своей поездке на историческую родину.
- В общем, не состоялась смычка города с селом, батя! - закончил я свой рассказ.
- Состоялась, сынок, - он хитро подмигнул, - состоялась, только наоборот. Усёк? Ну, давай, за твое возвращение….. – отец шумно выдохнул, махом проглотил свой стопарь и захрустел, как повелось, пупырчатым, слегка присоленным, огурчиком…
