Жила-была в одной деревне девочка. Звали её Машенькой, хотя по паспорту она была Матильдой. Родители шибко юморными в молодости слыли, вот и назвали так девчонку ради хохмы. Матильда Герасимовна Анучина. Отец её работал зоотехником в колхозе, пока случайно не попал под плуг. И раскатался тогда Герасим Пантелеевич в аккуратную мясную борозду на колхозной пашне. Сосед-тракторист угрелся, само собой, колхоз временно остался без зоотехника, а безутешная красавица-вдова крепко запила и пустилась во все тяжкие.
Машенька росла тихой и послушной девочкой. Училась неважно, зато по хозяйству помогала матери исправно. То блевотину подотрёт с пола, то в магазин сбегает, а то и просто на крылечке посидит, пока мамаша с ебарьком в доме кувыркаются. На огороде целыми днями кверху жопой пропадала, чтобы к осени харчей каких запасти. Или, бывало, пойдёт порыбачить на зорьке, обратно топает – грибы-ягоды собирает. Хозяйственная девка росла, домовитая. Но ебанутая. Людей шибко не любила, даже покусать могла с диким хохотом. Однажды колхозного сторожа Архипыча укусила, прям за голенище кирзового сапога.
Соседи жалели Машеньку. Издалека, правда, но искренне. Близко к ней старались не подходить, держались от греха подальше. А девочка-то стала уже в барышню превращаться, сиськами да жопкой обрастать начала. Стали на неё мужики совсем по-другому смотреть. И всякий мечтал присунуть Матильде, но чувство самосохранения каждый раз отрезвляло мужскую часть половозрелого населения. Страшно даже представить, что могла бы сотворить ебанашка с ухажёром. Вот в позапрошлом году чуть дачника вилами не угандошила. Благо, спортсменом парень оказался – так и убежал в лес, в чём был. Нашли его только через неделю. Поеден зверями дикими, мёртвый совсем, протухший и смердящий лежал он в овраге. С тех самых пор Матильду все начали стороной обходить, хоть и поддрачивали втихаря на её светлый образ.
А тут и мамка Машенькина приказала долго жить. В родном колхозе до гибели мужа она была отличной дояркой, но с годами спилась к хуям, превратившись в трясущуюся замухрыжку, и перестала вызывать к себе половой интерес даже у сторожа Архипыча. Так и мучилась до кончины своей. Тихо отошла, во сне. Фельдшер местный сказал тогда, что сердце она сивухой надорвала. А может и не сердце, а печень, или ещё какой орган. А может и не сивухой даже – кто теперь упомнит. Хоронили на колхозные деньги. Скромно всё было, но по-христиански. И осталась Машенька сироткой.
***
Долго ли, коротко ли, жизнь-то ведь не стоит на месте. И Машенька особо не засиживалась. Жила натуральным хозяйством – огород, охота да рыбалка. Ну и дары леса выручали, само собой. Нашла она как-то раз на полянке грибочки странные, необычные. И так эти грибы понравились девочке, что аж из реальности вынесли. Видения широкоэкранные появились, голоса космические стали ей из космоса слышаться. Со временем пристрастилась Матильда к этим грибам, в лес как на работу начала за ними бегать. И холодным оружием увлеклась ни с того ни с сего. До нынешних времён так никто и не узнал, где она это оружие холодное добывала.
Выйдет во двор, бывало, с шашкой казацкой или с мечом двуручным, да как начнёт этой железякой размахивать – только свист стоит в воздухе, сиськи трясутся от движений резких да зайцы солнечные разлетаются по округе. Чисто самурай! А иной раз дрова рубит каким-то мачете или ятаганом. Тоже страшное зрелище, доложу я вам – у мужиков прохожих от увиденного аж мошонка втягивалась, и крупные мурашки по хребту пробегали. Глянет, порою, случайный колхозник через забор Машенькин, лицом взбледнёт, ругнётся в кулак, да и припускает мелкой трусцою, голову в плечи втягивая, типа занят очень делами неотложными. Сам председатель колхоза товарищ Зябликов Артур Вениаминович и то старался с сироткой взглядом не встречаться в такие моменты.
***
Однажды заблудилась в лесу наша девица красная. Стемнело, а она всё никак дорогу домой найти не может. И грибов заветных уже поела, а толку никакого - ходит кругами, бедная, ищет места знакомые, но лес свой родной не узнаёт. И, что интересно, страха не чувствует. Даже наоборот. Бодряк обуял Машеньку, усталость как рукой сняло вдруг.
- Да что ж такое, блять! Экая напасть, растудыть её в голову, наххуй сука! – Вслух заволновалась девочка. Остановилась она, огляделась вокруг, постояла минутку, перекрестилась, да и запиздила куда глаза глядят.
В скором времени показалась в лесу избушка. Сруб охотничий, крепкий с виду. И решила Машенька к хозяевам сруба этого на ночлег попроситься, хоть и не любила людей. А куда деваться-то? Ночь уже. В дверь-то стукнула, а в ответ тишина. Стукнула сильнее – дверь скрипнула и отворилась. Запалив лампу паяльную, прихваченную с собой на всякий пожарный случай, девица бесстрашно шагнула в дом.
- Ебут тя мухи! – нараспев восхитилась Машенька. В доме было прибрано, на столе стоял чугунок с харчами, а вдоль стен расставлены аккуратно заправленные кровати. Рядом с печкой ровной горкой лежали дрова, на полке была керосиновая лампа и четверть первача, заткнутая высохшим кукурузным початком. Да, было чему удивляться. В глухом лесу не часто встретишь подобное жильё, разве что на Алтае, да и то не факт.
Сиротка по-хозяйски растопила печку, зажгла керосинку и накатила самогона прямо из горлышка пузатой бутылки. Звучно рыгнув, потушила паяльную лампу и села за стол. В чугунке оказалась гречневая каша с тушёнкой. Под хороший самогон, с голодухи и от усталости легко убралась половина. Машенька поняла, что именно здесь она сможет жить счастливо, в мире с природой и вдали от людей. С этой мыслью девушка и заснула на ближайшей кровати, правда ненадолго. Цветные сны вскоре прервались.
***
- Это чё за чучело тут дрыхнет на моих блять шёлковых простынях? – возмущённо пробасил чей-то голос с грузинским акцентом.
- Шени дэда! – лениво подумала по-грузински Машенька и поправила сиськи.
- Мама, папа, это чудовище лишило нас хавки и шнапса! – продолжал противно бубнить неведомый грузин.
Машенька рывком вскочила с кровати, привычным жестом выхватывая из ножен катану. В избе стояли на задних лапах три отвратительных сказочных медведя, удивлённо глядя на девочку. Самый маленький и борзый схватил со стола кукурузный початок, служивший пробкой для бутыли с самогоном, и ловко метнул его Машеньке в голову. Реакция никогда не подводила сиротку – початок был изрублен в крошку прямо в полёте. Вжик-вжик – рассекла воздух катана. Медведи синхронно вздрогнули.
- Ты кто? – спросил мелкий.
- Кто-кто – хуй в пальто! Я Маша Медведева, – зачем-то соврала Матильда и громко испортила воздух, улыбаясь глумливо.
- Ты съела нашу кашу, выпила наш самогон и спала на моей кровати! – обиженно буркнул медвежонок.
- И хули? Теперь это мой дом, мои кровати, моя каша и мой самогон. Поняли, твари мохнорылые?!! Привет вам из зоопарка! – выкрикнула Матильда и, бешено хохоча, бросилась в атаку, вращая глазами.
Несказочно прихуевшие от такой наглости медведи с криками ломанулись к дверям, спотыкаясь и мешая друг другу. Сиротка воспользовалась моментом, и уже через минуту стояла по колено в фарше. Медвежьи головы откатились к печке, отбрасывая смешные тени. Отрубленная лапа судорожно скребла когтями по наборному паркету. С портрета над входом хитро прищурившись, поглядывал Ильич. Пульс был нормальным, дыхание ровным. Внутренне улыбнувшись, Машенька вернула меч в ножны, слизнула капельку горячей крови, попавшей на руку, и, насвистывая Интернационал, занялась уборкой. Душа её пела, как никогда в жизни – мяса теперь должно хватить на целый год.
