На охоту нас пригласили деревенские родственники Димки, якобы знающие знатные места, где не стреляют друг в друга и не давят спящими на ржавых «нивах» и «одах» (с оцинковкой!!!) пьяные «охотооткрыватели», а действительно есть водоплавающая дичь. Причем, со слов родственников, дичь не то, что будет летать косяками вокруг охотников, а прямо таки падать грудью на амбразуры охотничьих схронов без подсадных и «крякалок».
Вера в настоящих деревенских мужиков, способных ударом кулака в лоб остановить быка трехлетку, показать путь в дремучем лесу и вывести на опушку, где растут грибы размером с пляжный зонт и ягода с кулак, и тайное туманное озеро, населенное утками, в каждой из которых мяса – ведро!, толкает нас на торопливый сбор вещей.
На хер уют квартир, спорт по «тарелке» и пиво с рыбой с далекого Севера от тестя (который тоже настоящий мужик, почти помор). И даже теплая – манящая своей мягкостью и доступностью жена – на хер! В говны, в холод, в сырость! К мошке, комарью и болотной жиже! Там настоящее СЧАСТЕ и только там должны проводить свободное время настоящие Мужики. Только там, оступившись с похмелья в полумраке утра мимо кочки и провалившись в воду по шею, пойдешь переодеваться к машине в сухую одежду на ледяном ветре и поймешь, что такое настоящая жизнь!
Вещи собраны, взято самое необходимое для двух человек на три дня, так что в Ленд Крузере осталось места только для этих самых двух, да и то – впритык. Хорошо, хоть ружья вошли. В 2 ночи выезд.
Первый тревожный сигнал в вечерних новостях – завтра и послезавтра затяжной дождь, понижение температуры ночью до нуля. Казалось бы – пиздец охоте! Жена улыбается, еще надеясь, что разум победит. Но мы как никак – мужики, мы как никак – музчины! Короткий созвон – нахуй погоду – едем все равно!
Второй сигнал – звонили деревенские – из-за дождей не поедут, ибо на «жигулях» туда, куда собирались, если и проедут, то обратно – точно нет. А до ближайшего, не разворованного по запчастям трактора – 40 км. Димка не сдается и выспрашивает у них схему проезда, гуглится, печатает подробную карту. Едем. Последняя попытка жены уговорить не ехать успехом не увенчалась.
Без происшествий проехали около 200 км и мы на месте. Расположились лагерем, ушли на озеро-болото и сели по номерам. Рассвет – ничего. Около 10-00 утра стали показываться на высоте около 1 км косяки птиц. Ждем до вечера – то же самое. На болоте нет даже ворон. Пьем водку, разжигаем костер – холодно – пиздец! Подтягиваются трое деревенских. Знакомимся – родственники родственников Димки. Хули – родные братья почти, только чумазые. На удивление - отказываются пить за знакомство, чуть позже выясняется, что не бухают, а курят местную коноплю. Высказываю удивление, так как наша «не курится». Не, отвечают, курится и еще как. Через час все трое, как я после литра водки. Действительно «курится».
К утру просыпаемся полуобмороженные, так как прогноз сбылся, а палатку на ночь по пьянке застегнуть забыли и бредем на озеро-болото. Деревенские пропали, видимо по обкурке заблудились в местном лесу в поисках муравьиного сока.
Сидим час – сидим два – нихуя. Лениво переговариваемся по рации о том, что даже на горизонте ни одной птички. Вдруг вижу что-то большое и низколетящее вдоль зеркала воды. Крылья машут медленно, как-то лениво. Димке в рацию: «Что-то или кто-то летит!». Димка: «Ебошь!!!». «Я не вижу, кто это!» - отвечаю. «Какая, на хуй, разница! Ебошь!!!» - орет. Меня останавливает прочитанная в путевке фраза – «не стреляйте в птицу, если она не относится к категории разрешенных для охоты» и патруль охотхозяйства на посту ГИБДД, при выезде с проселка на трассу до города. Мимо меня медленно, кося испуганным глазом, со сложенной гармошкой шеей, пролетает огромная цапля и я с облегчением вздыхаю. С облегчением, что не стал стрелять – хуй его знает, может это последняя цапля этого вида в нашей области. Или стране. А может, их и в мире осталось всего 3. Я вот раньше думал, что фламинго в Сибири не бывает, а года два назад видел, как они мирно гуляли летом по мелководью на песчаной косе. Только серые, а не розовые.
Так ни одной птицы мы и не встретили. Димка возмущался, что я не угандошил цаплю. А я ему нарисовал картину, как в вечерних новостях сообщают о последней гигантской клюквосрущей цапле, убитой двумя ебланами, задержанными доблестными гайками и фото на все 40 дюймов плазмы с нами, дохлой цаплей и сияющими, плохо помещающимися в экран рожами ГИБДДэшников. Эта фотка, без пизды, порадует не только жену Димки и его тещу, но и его работодателей, у которых он на счету как толковый, уравновешенный и очень любящий животных и птиц – работник! Картина охладила его пламенный мотор.
Итог – около 10 000 потраченных на охоту денег, ни одно животное не пострадало, плюс сопли и головная боль, то ли от недосыпу, то ли с похмелья, то ли от впечатлений и чистого воздуха.
Уже в машине, по дороге домой, я сказал Димке: «Это была моя последняя охота. На хуй. То ли уже возраст не тот, но я лучше постреляю по тарелкам на стенде, потом там же схожу в баню, выпью водки и пивка и домой на такси, чтобы через 20 минут у телека втыкать клюшкошайбу и тискать рукой теплую жену! Хоть это и скотство, а не настоящая жизнь мужчины». Димка: «Жизнь хули! Суровая весчь! А цаплю ты зря не ухуячил, было бы что вспомнить, даже если бы и повязали».
Людовед и Душелюб
