Блядство

- Входите, девушка!
На пороге студии Нинка заробела. Знала она этих киношников. Сейчас еще раздеваться заставят. А насчет этого Нинка для себя все твердо решила: ни-ни!
Интерьер кабинета к оголению тела, впрочем, не располагал. Помещение было очень похоже на кабинет домоводства в поселковой школе. Тот был узок, как пенал, а вдали, у окна, стоял учительский стол. Только здесь вместо учителя сидел продюсер. И еще какой-то юркий тип крутился у камеры. Еще был зачем-то холодильник.
Проскользнула мысль, что вдруг эти двое ведут прямую трансляцию? «Да и пусть их!» - решила Нинка. А официанткой в рыгаловку она больше не пойдет! Лучше будет - вон, как здесь обещают - в музыкальных клипах сниматься.
- Как вас зовут? - спросил продюсер.
- Ни… Нина, - одними губами, вдруг с удивлением для себя охрипнув, произнесла она.
- Снимались ли где-нибудь?

- Снималась? - беспомощно повторила она.
Нет, конечно же, нигде она не снималась. Ни в фильмах, ни в клипах, ни в рекламе. И сейчас ей надо было что-то сказать, чтобы хоть как-нибудь расположить к себе этих дядек. Что-то такое, чтобы они не сказали: «Иди отсюда, девочка, нам такие не нужны!»
- Так снималась или нет? - сказал продюсер и вдруг принялся яростно чесать у себя под бородой, будто его там кто-то укусил.
- Да, - сказала Нинка.
- Где?
- В школе?
- Оп-паньки! Интересно! - присвистнул шустрик у камеры.
- То есть как - в школе? - вытаращил глаза продюсер.
- Ну, для доски почета…
Эти двое вдруг стали ржать. Продюсер так даже чуть не бился лбом об стол, повторяя:
- Для доски почета! Я хуею, дорогая редакция! Анекдот, бля!
Нинка поняла, что опозорилась. Сейчас ее выгонят. И что можно сделать? Что?
- Фотографии ты тоже не принесло, чудо в перьях? - спросил юркий.
- Не… Не принесла… А надо? Ой! А я не знала! - забормотала Нинка.
- В следующий раз с доски почета сними и принеси, - наставительно поднял палец продюсер.
Он что, серьезно? Вдруг свело судорогой живот. Перехватило дыхание.
- Да садись, что стоишь? - сказал бородатый, указывая на стул.
И действительно. Нинка сообразила, как жалко, должно быть, она сейчас выглядит. Стоя и ссутулившись. Судорога в животе распустила щупальца, как атакующий спрут. Нинка пукнула.
Надо было, наверное, что-то сказать. Извиниться. Но повисла тишина. И в ней, в этой тишине поплыл тонкой струйкой сладковатый запах. Примерно как от мясокомбината в их поселке.
Мысленный Нинкин взор вдруг обрел необычайную четкость. Перед ним возник забор спецшколы, громада мясухи, Иваныч на велосипеде, на руле авоськи, в них бутылки, а Иваныч с утра - уже в говно. Знакомые лица. «Ой, Нинок! Не сложилось в Москве, да?» Прыщавый уголовник Юрка. Опять у него сосать. Только по возвращении еще и просить прощения за то, что была такой дурой. «Нет!» - билось в истерике все Нинкино существо. «Да! - чеканил голос разума. - Пойдешь работать на мясуху, как мама!»
- А она мне все больше нравится, - сказал шустрый у камеры. - Ты откуда, чудо?
- Из Трактора мы, - зачем-то сказала Нинка в множественном числе.
Трактором назывался ее поселок городского типа.
- «Нина-Нина, как картина, это трактор и мотор», - проговорил продюсер, пальцами опять принялся скрести подбородок, посмотрел на оператора. - Нину Хаген не слушал в молодости, а, Дим?
- Я по «волне» в детстве прикалывался, - сказал оператор. - На хуй мне ваш панк-рок не ввалился.
А продюсер уже достал пальцы из бороды, смотрел на Нинку с лукавым ленинским прищуром и говорил явный бред:
- Нина Хаген… Нина Трактор… Хе, оба варианта охуенные…
Нинка ничего не понимала. Да, собственно, уже не старалась. «Опять сосать, - выл в голове тоскливый ветер. - Второй ведь раз уже не вырвусь!»
- А ну-ка, Нина Трактор, застони! - вдруг велел продюсер.
Почему ее не гонят? Может, это ее шанс?
Нинка послушно исторгла тихий стон.
- Не фонтан, - пробормотал продюсер. - А завизжать от удовольствия слабо, Нина Трактор?
Нинка завизжала. От души. Громко.
- Ты дура, что ли? - спросил оператор Дима. - Вообще не всасываешь, что ли, о чем тебя просят? Не всасываешь?
- А достань-ка огурец! - прервал его продюсер.
Оператор направился к холодильнику, открыл дверцу. Нина не без удивления заметила там початую бутыль коньяка, нарезанный на дольки лимон. И длинный, зеленый огурец на почти пустой полке. Его-то и взял оператор, положил на стол.
- А сумеешь ли ты, Нина Трактор, поднять его без помощи рук?
Ну, это было легко. Нинка аккуратно подхватила овощ губами, предварительно провела по нему языком.
Она сидела как дура, с огурцом во рту. А продюсер и оператор смотрели на нее широкими от удивления глазами.
- Не, Димыч, ты видел? - произнес продюсер. - Она же гений, бля, наша Нина Трактор!
***
В поселок Нинка приехала ненадолго, через восемь месяцев. То ли родина стала еще грязнее, чем была, то ли Нинка слишком хорошо о ней думала. Она смотрела на мостовую, и ей казалось, что невидимая рука кого-то большого с поварешкой от души, с горкой распределила в ямы на асфальте густую, добротную грязевую кашу.
Нинка сошла с автобуса у спецшколы, осторожно пошла по обочине.
Подул со стороны мясокомбината ветер. Нинка призналась себе, что соскучилась даже по этому запаху, всегда напрочь отбивавшему у нее аппетит.
Навстречу катил на велосипеде Иваныч. На руле болталась авоська с бутылками.
- Здравствуй, Иваныч! - улыбнулась ему Нинка.
Иваныч поднял голову, посмотрел на нее. Свирепость уходила с его небритого лица, сменяясь радостным удивлением.
- Нинка! Ты, что ли? Ну, ни фига ж себе!
- Ага, дядь Иваныч, я это…
- Да ты совсем королевой стала! А мамка с Генкой тебя заждались уже.
- Уж не врал бы про Генку! - возмутилась Нинка.
Генка был ее неофициальный отчим. Нинка открыто ненавидела его. За все эти хватания за жопу, за угрозы, за то, что мать пиздит.
По пути к дому встретила Барабукину. Ох, и разжирела бывшая одноклассница! А одежка какая!
Мама плакала от радости. Вывалил похмельный, отвратительный Генка. Чесал грязное пузо под майкой.
- Да кто ж ты теперь, доченька?! - причитала мать, сильно постаревшая меньше, чем за год Нинкиного отсутствия. - Ни слуху о тебе, ни духу! Вон, и писем уже не пишешь!
- Сейчас, мама, в Москве общаются только при помощи электронной почты…
- Это что ж, роботом теперь Порфирьевну с почты-то заменят? - смешно встревожилась мать.
Матушке Нинка привезла DVD-плеер. Генке - бутылку дорогой водки. И тут же об этом пожалела. Отчим выглушил ее в четыре присеста, не почувствовав никакого вкуса, достал из шкафа какой-то пятновыводитель, принялся лить его себе в стакан. Вскоре нажрался, мать вытолкала его в сарай, где у Генки была оборудована «рэзиденция» с раскладушкой.
Потом подтянулись и другие гости. Очкастый Пал Саныч, завуч их школы. Одноклассницы Воропаева и Желтоносова. Соседка Варвара Антоновна. Нинка рассказала им, что устроилась работать актрисой, на киностудию. Нет, в блокбастерах она пока не снимается. Может быть потом, уже скоро. А фильмы, в которых она играет, все больше для частных видеотек снимаются. Называется все это «арт-хаусом».
- Ну, за арт-хаусы! - встал с рюмкой в руках Пал Саныч.
Все отметили, как похорошела Нинка. Как стала модно одеваться и «говорить не по-нашему».
Посиделки почти даже не испортил внезапно проснувшийся Генка. Он ворвался в кухню, стал задирать хлипкого, очкастого Пал Саныча. Матери пришлось дать ему двадцатку на пятновыводитель. Лишь тогда удалось выпроводить.
Когда гости разошлись, мать и дочь сели на кухне. Да вдруг и обнялись.
- Я так переживаю за тебя, Ниночка, - говорила мать. - В Москве, говорят, блядства много. Ты там это… Смотри, чтобы не влипла ни во что!..
- Нет, мама! - засмеялась Нина. - Нет там никакого блядства.
Помолчав, спросила:
- А вот скажи, как ты можешь жить с этим уродом, с этим Генкой?
- Не помогает мне никто, вот так и живу. При живой-то дочери, с извергом!
- Я заберу тебя, мамочка! - пообещала Нинка. - Обязательно заберу!
- Нинк! - раздался хриплый голос от двери.
У двери стоял Юрик. Как же хотелось Нинке избежать этой встречи! Ну, да если учитывать, что по поселку новости разносятся как пожар в степи, его появлению удивляться не стоило.
- Чего тебе?
- Поговорить.
Нинка зажмурилась. «Сказать ему, чтобы шел на хуй? Драться начнет, буянить. Ладно уж, поговорим…»
Вышли на улицу.
- Чё, крутая стала? Деловая, да? - нехорошо, по-блатному, скалясь, говорил Юрка. - Уже и друзей старых знать не знаем, в гости не зовем, да? Москалька стала, да?
- Да какая москалька, чё ты несешь? И руки убери.
- И чё - не отсосешь даже?
- Да ты охуел, Юрочка!
- Только у цыган и негров сосешь, да? - ощерился Юрка по-волчьи.
- Откуда знаешь?
- А пацаны из Артемовки говорили. Они порнушку собирают. Чё, мамка-то, поди, не знает? Давай глаза ей раскроем?
- Нет, - тихо сказала Нинка. - Не надо ей глаза раскрывать.
Она сосала у Юрки прямо на крылечке. Благо все соседи уже спали. В какой-то момент Нинка услышала слабые всхлипывания из подъезда. Мама? Но Юрка лишь крепче прижал ее голову к тому, от чего Нинка так радостно сбежала в Москву.
Когда Нина вернулась, мать стала собираться спать. Ведь вставать-то завтра было рано. Нельзя на поезд опаздывать. «Видела мама? Или нет?» - гадала Нинка. Ни до чего не додумалась, провалилась в сон.
***
- Мы терпим убытки, Ниночка, - объяснял продюсер Вова, расхаживая по стылой подвальной студии. - За электричество платить знаешь, сколько приходится? Одна эта лампа осветительная - вон сколько киловатт жрет! Заебешься расплачиваться! И что - тебе мало твоих семисот долларов?
- Мало, - сказала Нинка. - Я только за комнату триста пятьдесят плачу. А на косметику, а на колготки…
- Ты мне еще на гигиенические прокладки счет включи! - невесело усмехнулся Вова. - А я ничего, Ниночка, поделать не могу! Итак все производство на ладан дышит. Кому на хуй наши фильмы нужны? Всем, блядь, что-то особенное подавай. Вот если бы оральный секс с волкодавом, - говорят. Вот скажи, Ниночка, ты бы отсосала у волкодава?
-Да, - отчаянно сказала Нинка.
- Хм! - Продюсер запустил пальцы в бороду, заскребся. - А ведь это - мысль! Точно сможешь? Если так, то в скором времени вопрос о повышении тебе зарплаты может быть окажется рассмотрен и положительно. Хм!
- Да, - сказала Нинка, вспомнив заплаканную маму. - Конечно. Почему бы нет?
Вова уже звонил каким-то кинологам, договаривался об аренде волкодава. Ротвейлер не подходил. Овчарка тоже. Сенбернар - еще куда ни шло.
А Нинка чувствовала счастье. Вот она и сделала первый карьерный шаг в столице! И теперь-то Нинка знала, что все у нее - получится.

LoveWriter