Коробейник пришёл в деревню на рассвете.
Дети, что толпились у колодца, заметили его первыми. Замерли на миг, раскрыв рты, и стайкой воробушков брызнули в разные стороны, сообщить родителям новость: коробейник пришёл!
Тут и там захлопали двери, люди, побросав свои дела, выходили за ворота, переглядывались, переговаривались вполголоса. Коробейник молча ждал, не снимая с плеч деревянного короба с толстыми стенками, окованного железными полосами – даже на вид невозможно тяжёлого.
Наконец, вперёд вышел староста и с достоинством поклонился гостю:
– Надолго ли к нам?
– Завтра утром уйду, – сказал коробейник.
Толпа загудела сильнее: всего один день, времени на всех может не хватить.
– Жаль что так мало, – выразил общее мнение староста, но упрашивать остаться подольше не стал: с коробейниками, как известно, не спорят.
Коробейник тем временем медленно обходил толпу, внимательно рассматривая деревенских, одного за другим.
Наконец, остановился напротив Марии, что вдовела второй год, оставшись одна с тремя детьми. Ещё раз пристально оглядел её, кивнул сам себе и спросил:
– Примешь на постой, хозяйка?
Прочие бабы завздыхали: повезло!
Дом у Марии был просторный, муж-покойник строил с размахом. Гостю отвели отдельную комнату, в которой он долго возился, придирчиво выбирая место для своего короба.
Потом кликнул младшую Мариину дочку, и велел сказать всем: к полудню он будет готов начать торговлю.
Первым к нему пришёл Устин, деревенский кузнец. С собою он привёл старшего сына, что полгода назад уронил на ногу тяжёлые клещи, и с тех пор охромел.
– Вот, – сказал Устин, кивая на ребёнка.
– Деньги или мена? – спросил, осматривая мальчика, коробейник.
– Деньги, – твёрдо ответил кузнец.
– Две серебряных, – сказал коробейник.
Кузнец только крякнул: деньги были немалые. Однако ж менять решения не стал, вынул кошель, и достал из него одну серебряную и большую горсть медных монет.
Коробейник пересчитал монеты, кивнул, откинул крышку короба, и высыпал деньги вовнутрь. Глухо зазвенело: судя по звуку, короб был уже больше чем наполовину полон.
Коробейник нагнулся, огладил ногу ребёнка, и вдруг словно ухватил рукой что-то невидимое, маленькое. Кузнецов сын вскрикнул, и тут же замолк, во все глаза глядя на коробейника. В его пальцах трепыхалась крохотная тварюшка, похожая на кусачее насекомое, перебирала лапками, попискивала даже, кажется.
– Готово, – сказал коробейник, сжимая кулак.
Кузнец взял сына за руку, потянул с лавки. Тот встал, сделал на пробу несколько шагов, и расплылся в счастливой улыбке. Хромота пропала, будто её и не было.
– Следующий, – проговорил коробейник, кивая на дверь.
Следующим был Фрол, что простудился зимою, заснувши случайно в снегу.
– Кашель замучил, – пожаловался он.
– Деньги или мена? – поинтересовался коробейник.
– Мена, – сказал Фрол.
Коробейник, прищурившись, осмотрел его, покачал головой.
– Три месяца ни в чём удачи не будет, согласен?
Фрол вздохнул. Дыхание было сухим, в груди хрипело.
– Совсем не будет? – переспросил он.
– Совсем, – кивнул коробейник. – Что ни начнёшь, всё из рук будет валиться, и всё наперекосяк.
– А если ничего не делать, лежать там, или сиднем сидеть?
– Ничего и не будет.
– Идёт, – согласился Фрол, просветлев.
Коробейник засучил рукава, и приложил руку к Фроловой груди. На ладонь ему скакнуло существо вроде лягушки, но, как успел заметить Фрол, с вытянутой зубастой мордочкой. Зубастая лягушка зашипела, изогнувшись, и коробейник шустро сжал кулак.
А, когда разжал, на ладони ничего не было.
– А теперь плата, – сказал коробейник, и щёлкнул пальцами рядом с Фроловым ухом.
Тот дёрнулся, но поздно: в руке коробейника билась пёстрокрылая бабочка.
Нет, уже не билась, пропала.
– Следующий!
Староста посетовал на дочку, которая невестилась второй год и грозилась засидеться в девках. Недрогнувшей рукой отсчитал семь серебряных за женское счастье, и ушёл, унося в узелке крохотную разноцветную птичку, которую надо было отдать в руки дочери – и ждать сватов не позднее осени.
Матрёна, которую ребятня дразнила толстухой, пожелала похудеть, и за это с лёгким сердцем отдала здоровый аппетит, и в придачу к нему сладкий утренний сон на полгода вперёд. Она так и не поняла, который из двух глазастых пушистых шариков, что коробейник достал из её лба, был сном, а который – аппетитом.
– Удачу, – сказал парень по имени Весь, с шальными глазами. – Она мне скоро ой как понадобится.
– Для чего? – спросил коробейник.
Весь не ответил, только ухмыльнулся.
– Деньги или мена?
– Мена, – сказал Весь.
Коробейник подумал.
– Здоровье? – предложил он. – Сила?
Весь качнул головой.
– И здоровье, и сила самому нужны.
– Мужская сила, – выбрал коробейник. – На год.
– Нет уж, – посмурнел Весь.
– Тогда деньгами, один золотой. Удача дорогого стоит.
Весь подумал, глядя на коробейника. Тряхнул головой, и согласился:
– А-а, где наша не пропадала. Пусть будет год.
Уходя, он всё прикасался к плечу, куда впорхнула огненная бабочка-удача, и улыбался.
О том, как выглядела мужская сила, и откуда коробейник её вытащил, Весь постарался как можно скорее позабыть.
–… Следующий!
Звенели, падая в короб, монеты.
Только поздно ночью ушли последние покупатели, Матвей с женой, страстно мечтавшие заиметь ребёнка. Мешала им в этом какая-то зловредная хворь, угнездившаяся в жене, за избавление от которой коробейник выторговал у Матвея половину его терпения. Терпения у Матвея было столько, что хватило бы и на четверых, так что они с женой остались сделкой очень довольны.
– Поутру я ухожу, хозяюшка, – сказал коробейник Марии. – Чем с тобой за постой расплатиться?
Та залилась краской, и покачала головой.
– Говори, – подбодрил её гость. – Удачи, счастья, радости в дом? Послушания детям, денег в хозяйство?
– Расскажи мне, – попросила Мария, – о коробейниках. Кто вы такие?
– Любопытство, – понимающе кивнул гость. – Женское любопытство. Хочешь, я его у тебя заберу?
– Лучше просто расскажи, – ответила Мария.
Коробейник усмехнулся, и стал рассказывать.
...Говорят, что в давние времена все люди жили счастливо, потому что не знали бед, болезней, и горестей. А не знали они их потому, что все беды были сложены в особый ларец, и крепко заперты в нём. Ларец этот хранился в тайном месте, под присмотром надёжного человека. И всё было хорошо, пока однажды жена того человека (подученная злыми советчиками) из пустого любопытства не открыла ларца. Все беды и болезни мигом разлетелись по всему свету, и принялись вредить и пакостить людям.
Бывший хранитель ларца, который не уследил за тем, что ему было доверено, никак не желал смириться с утратой. Он дни и ночи просиживал в комнате, где стоял опустевший ларец с откинутой крышкой, и упрашивал всех богов, которых мог вспомнить, подсказать ему, как исправить содеянное его глупой женой.
Что случилось потом, никто точно не знает: то ли кто-то из богов откликнулся на его молитву, то ли своим умом дошёл – но однажды утром хранитель встал, обвязал ларец верёвками, надел его на спину, и отправился в путь.
Собирая по дороге все встреченные болезни и несчастья.
Конечно, ему не удалось сложить все горести обратно в ларец: выпущенные на волю, слишком уж скоро они размножились, и одному человеку никак не под силу стало их все собрать. Всё равно, что ложкой море вычерпывать.
Зато ему, бывшему хранителю, а ныне – первому коробейнику, удалось передать обретённое умение кое-кому из тех, кто захотел этому научиться.
Кто захотел ходить из города в город, из деревни в деревню, с тяжёлыми коробами на спинах, и избавлять людей от прицепившихся к ним бед…
Ещё не рассвело, когда коробейник ушёл из деревни. Короб за его плечами слегка позвякивал. Выйдя за околицу, коробейник остановился на миг, поправить кожаную упряжь, удерживавшую ящик на спине…
И упал, не вскрикнув. Удар по голове был нанесён от души, а бивший стоял так, что короб загораживал его от коробейника.
– Оттаскивай его, – скомандовал Весь. – Разрезайте постромки, снимайте короб!
Двое других парней принялись споро выполнять его указания.
– Тяжко-то как, Весь, – сказал один, с кряхтением поднимая тяжелый деревянный ящик. – Помог бы?
– Трудись, трудись! – проговорил Весь холодно. – Я, для того, чтобы этот короб добыть, такую цену заплатил, что до сих пор тошно.
Коробейник был жив. Весь, подумав, решил его пока не убивать: была у него робкая надежда, что коробейник может вернуть ему отданную мужскую силу. Хотя было и сильно боязно связываться с ним, год ходить монахом казалось страшнее.
Сбили замок, откинули крышку.
– Ай, вот это да! – не сдержавшись, присвистнул Весь.
Короб, обитый изнутри мягким бархатом яркого, чистого огненно-оранжевого цвета, был почти доверху полон. Меж серебром и медью тускло просверкивали золотые монеты. Весь запустил руки в деньги, с наслаждением перетряхнул содержимое ящика.
Вот это была удача так удача. Старый дурень, сам помог Весю себя ограбить!
– А тут что? – спросил до сих пор молчавший второй парень, указывая на дно короба, где торчала неприметная ручка.
Весь, недолго думая, потянул за неё.
Щёлкнув, открылось второе отделение короба. Оно тоже было обшито бархатом, только чёрным, угольно-чёрным. От этого отделение казалось много глубже, чем было на самом деле.
Весь даже не успел запустить вовнутрь руку – из глубины короба на траву посыпались лягушки, крыски, жуки, пауки и вовсе ни на что не похожие твари.
И шустро засеменили-запрыгали-поползли к троим людям, заворожено смотрящим на них.
Возможно, несколько самых громких криков успели донестись до деревни.
К счастью, они были очень недолгими.
Примерно через час, коробейник очнулся. Жутко болела голова. Ещё час ушёл у него на то, чтобы, извиваясь, освободиться от верёвок, стягивающих локти и колени. Закончив с этим, коробейник со стоном поднёс руку к голове, и с наслаждением выдернул оттуда боль – существо, похожее на небольшую рыбку с шипастой чешуёй. Отбросил её в короб, куда к тому времени вернулись остальные тварюшки – те, что остались целы после растерзания грабителей.
Пожалуй, больше всего в своей работе он не любил именно эти моменты. Но что ему оставалось делать?
Удачу, счастье и полезные свойства, которые он брал с людей в качестве платы, коробейник вскорости перепродавал. А болячки, беды и несчастья – оставались невостребованными. Нет, кое-кто покупал их – для врагов. Но мало, слишком мало. Груз несчастий оседал в коробе, копился, давил на плечи. Наилучшим выходом было время от времени позволить на себя напасть, и спустить свору бедствий на нападающих. В конце концов, они сами виноваты, не так ли?
Коробейник взвалил на плечи полегчавший короб и отправился дальше.
© Юлия Ткачёва
