Движения мужчины убыстрились, дыхание участилось и стало громче.
Ольга чуть приоткрыла левый глаз, скосила его в сторону настенных часов. Шесть минут уже долбит. Пора заканчивать.
Она выдохнула – аахх… – потом издала протяжный стон, вцепилась ногтями в плечи партнёра, напрягла мышцы.
Мужчина запыхтел ещё сильнее. Аденоиды у него, подумала Ольга. Ну, всё, хватит.
Она выгнулась дугой, пронзительно завизжала, с силой провела ногтями по спине – как же его?.. а, да, Саша… по Сашиной, значит, спине – ну, останется на какое-то время её фирменный знак. По четыре длинных полосы под каждой лопаткой. Пусть жена, или кто там у него есть, полюбуется. Хотя, скорее всего, никакой постоянной женщины нет у этого Саши.
Ольга резко расслабила мышцы, снова напрягла их – до дрожи в икрах, – опять расслабила. Через пару секунд партнёр глухо и яростно зарычал, затем рывком вышел из неё и рухнул рядом. Словно труп.
Ольга мурлыкнула – не отреагировал. Это бывает, это такого типа мужчина. Ольга улыбнулась про себя – так и предполагала. Даже презерватив снять не удосужился. Не исключено, что сейчас в сон провалится, захрапит – аденоиды же.
Ну и славно. Попадаются мужики, норовящие после секса приласкать женщину. Тоже забавные. Котики-пёсики. Поцелуйчики там всякие, словечки. Похлопывания, пощипывания, покусывания.
Ладно, хорошенького понемножку. Так вот позволишь себе полчасика понежиться – очухается, начнёт минет вымогать.
Да и некогда нежиться, домой пора. Сергей – она снова бросила взгляд на часы – часа через полтора вернется, надо бы раньше успеть.
Ольга выбралась из постели. Мужчина промычал что-то, всхрапнул, повернулся набок. Ну-ну.
Где у него тут ванная? А, вот же. Да, судя по всему, не врал – холостой. Всё замызганное какое-то… Ну, ничего. Хотя бы временная женщина должна же у него быть. Вот и поинтересуется царапинами на спине возлюбленного. Придётся возлюбленному новую временную искать…
Ольга быстро приняла душ, завернулась в сомнительной свежести полотенце, вернулась в спальню, тихо оделась, причесалась-подкрасилась.
– Пока, милый, – нежно пропела она. – Не провожай, не надо. Звони, хорошо?
Чмокнуть, что ли? Пожалуй, нет. Перебьётся.
– Ты куда? – сонно удивился Саша.
– Бегу, милый, бегу, – ответила Ольга уже от двери. – Чао!
– А телефон? – крикнул он вслед.
Ишь, встрепенулся.
– Я сама тебе позвоню, – откликнулась она. – Завтра же. Пока-пока!
И захлопнула за собой дверь.
Выскочив из подъезда, поправила на плече сумочку, встала на краю тротуара, подняла руку. Через минуту рядышком припарковалась вишнёвая «десятка».
Куда ехать… сколько… вот и договорились…
Ольга скользнула на заднее сиденье. Поехали.
Который же это по счёту? Сто семьдесят второй?.. или третий?.. Нет, всё же, кажется, второй. Ладно, дома так и так записать надо будет.
Ольга улыбнулась – теперь уже открыто и от всей души. Очередная победа. Очередное блистательное исполнение излюбленной роли.
Мужики. Вот вам.
И бабы. Вот вам тоже.
Распутные хвастливые твари. Лживые суки. Секс у них… Да все, ну хорошо, не все, но девять из десяти – фригидны, как и она, Ольга.
Мерзкое слово. Девять из десяти – нормальны. Физиологически нормальны. Только – бездарны.
А одна из десяти – ненормальная. Урод.
Первые два года в замужестве Ольга играла эту свою роль – роль страстной женщины. Играла не слишком умело, и в конце концов до Сергея дошло. Как? Она не знала точно, но предполагала, что переспал с кем-то на стороне, попалась ненормальная, сравнил реакции… Неглупый, хотя и мужик…
Попытался поговорить «по душам» – Ольга ответила зло, резко, издевательски. С тех пор – дежурное исполнение супружеского долга. Раз в неделю. Быстро и равнодушно.
Иногда она жалела, что так получилось. Владей в те годы мастерством так, как владеет им сегодня, – муж до сих пор считал бы её эротоманкой, а уж на сторону ходить и не помышлял бы.
Но это так, мимолётно. Нет, не о чем жалеть. Потому что не было бы теперешних побед.
Она считала свою жизнь полной.
Доехали до дому. Ольга расплатилась, поднялась к себе. Есть время до прихода мужа. Переодеться в домашнее, сварганить ужин… Телевизор посмотреть… Сегодня у нас что – среда? Значит, супружеский долг исполнять не надо, это у нас по четвергам… Телевизор – и спать… Завтра – на работу…
Да, запись внести в тетрадочку. Саша. Действительно, сто семьдесят второй.
Вот и Сергей пришёл. Привет – привет. Как дела? Нормально, а у тебя? Да тоже всё в порядке. Ну, садись ужинать.
Приводя себя в порядок перед сном, Ольга подавила рвущуюся наружу улыбку – нельзя, на лице косметическая маска. А сердце пело – очень, очень хорошо сегодня сыграла.
На следующей неделе, что-нибудь так во вторник-среду – опять на свою сцену. На этот раз на Покровку пойду, решила она. Две в Москве любимые улицы – Пятницкая, где сегодня этого… как его… ну да, Сашу… Сашу выцепила, и Покровка. Кафе, бары, ресторанчики – на каждом шагу, почти все – непафосные, но приличные, после работы полно офисного люда. Идеальные улицы.
Усмехнулась, вспомнив Люсиновскую. Ужас, одни банки! И ещё – Управление по борьбе с экономическими преступлениями, УБЭП.
Было отчего усмехаться. Проверял этот самый УБЭП их контору, трясли в основном шефа, но один раз пригласили и её. Для дачи пояснений, как выразился молодой опер Володя.
Высокий, широкоплечий, коротко – по-военному, наверное, – подстриженный. Самоуверенный. Лакомая добыча, решила тогда Ольга. И, решив так, первый и последний раз изменила железному своему правилу – не оставлять следов.
Для опера-то найти её не составило бы труда. Но очень уж был самоуверен, и Ольга поддалась азарту.
Что ж, тогда тоже всё удалось. Для подстраховки оставила своих фирменных знаков две пары – прямо под лопатками и чуть ниже. Через неделю сама позвонила этому Володе. И удовлетворённо кивнула, услышав, как он процедил: не звони больше.
Ложась спать, Ольга подумала: а когда мне не удавалось? И ответила себе: бывало, что уж. На заре карьеры. Три или четыре раза ошибалась в выборе: попадались грубые скоты, которых интересовало лишь одно – кончить. Всё равно как, хоть в выхлопную трубу.
Играть для такого зрителя – бессмысленно. Он не оценивает ни спектакля, ни мастерства актрисы. Ему не высокий театр требуется, а концерт художественной самодеятельности в сельском клубе.
Впрочем, способный понять и оценить всё, – если такие бывают, – тоже не нужен. Её зритель – тот, который верит. Который считает происходящее на сцене правдой. Который живёт спектаклем и принимает всё за чистую монету. Который подчиняется актрисе, когда она, подпустив хрипотцы в голос, говорит: не могу ждать, возьми меня…
Тут главное – избежать предварительных ласк: у неё же там, внизу, сухо. Хорошо, что презервативы – в смазке.
Иногда бывает даже приятно. Слабые такие ощущения, но приятные. Однако по сравнению с тем, что она испытывает, великолепно отыграв роль до конца, эти ощущения – ничто.
Покровка, подумала Ольга, засыпая. Вторник или среда. Давно уже не ошибаюсь, и в этот раз не ошибусь.
…Получилось – вторник. Разыгрался – один из великого множества вариантов одной и той же игры. Надо же, всё тот же спектакль, а не надоедает, привычно подумала Ольга. А не надоедает – потому, что варианты всё не кончаются. Вся прелесть – в нюансах.
Ну, и ещё предугадывать характер зрителя – тоже интересно. И тоже не надоедает. Вот тут иногда случаются неожиданности, хотя и нечасто. Ну, тем интереснее.
Мальчик чем-то напоминал опера Володю. Тоже высокий, тоже широкоплечий, тоже самоуверенный. Только тот русый, а этот совсем блондин. Голубоглазый. Любимец стерв, наверняка.
Похоже, из тех, кто любит – или считает своим долгом – поцелуйчики после секса. Котик-пёсик. Ну, посмотрим.
…Приятные, но слабые ощущения неожиданно начали усиливаться. Ольга непроизвольно охнула, обхватила партнёра за плечи, впилась в них ногтями – но уже почти ничего не соображая. Она услышала ритмичные хлюпаюшие звуки, поняла, что течёт – впервые в жизни. Потом ощущения взвились, подхватив и понея её куда-то. Время исчезло. Собственных хриплых криков и сдержанного рычания мужчины Ольга уже не слышала.
…Она пришла в себя, почувствовав, как тёплая рука сжимает её плечо. По всему телу пробежала судорога, за ней ещё одна, и ещё, и ещё.
– Какая же ты… – шепнул блондин. Как же его… Ах да, Миша…
Ольга прижалась к нему, шепнула что-то в ответ и провалилась в блаженный полусон.
Очнулась от Мишиного шёпота:
– Пора… Давай провожу…
Открыла глаза, увидела, что он уже одет. Отрицательно покачала головой, молча встала, прошла, пошатываясь, в ванную. Аккуратный мальчик, всё у него тут чистенько, и полотенца свежие.
Приняла душ, вытерлась, посмотрелась в большое сияющее зеркало.
Растерянно подумала: это надо же… Почувствовала: что-то не так, какая-то заноза впилась в сердце. Очень раздражает. Решила: надо собраться.
Привела себя в порядок, оделась, подкрасилась-причесалась. Ощущая всё большую досаду, чмокнула недоумевающего Мишу, попрощалась, пообещала звонить, услышала и, как всегда, положила в дальний угол памяти его номер. Ушла.
Уже в машине попыталась разобраться в себе.
Неудача. Провал. На кой чёрт мне это? Разве может сравниться испытанное – и толком не зафиксированное сознанием – с пьянящим чувством, которое всегда бывает после успеха?! После безупречно сыгранной роли?!
Не может. Отсюда и острое, всё нарастающее раздражение.
Ладно. Всё ещё впереди, всего только сто семьдесят три, а в году пятьдесят две недели, ну, активных, если вычесть те, когда месячные, сорок. И лет десять ещё буду играть.
Всё впереди. Надо только помнить теперь, что нельзя увлекаться. И по четвергам, с Сергеем, тоже нельзя.
Сейчас вернусь домой, подумала Ольга, занесу в тетрадку своего сто семьдесят третьего. И поставлю знак «минус». Чтобы не забывать о провале.
Чтобы больше такого не случалось.
Чтобы в следующий раз – она пойдёт тогда на Пятницкую – отыграть свой спектакль во всём блеске.
...Подъезжая к дому, она извлекла из памяти номер телефона, услышанный полчаса назад, и набрала его. Произнесла:
– Это я, – и дала отбой.
Посмотрим, подумала Ольга. Там видно будет.
Француский самагонщик
