Этой ночью Алексей не мог даже на секунду забыться сном. Последнее время бессонница — сначала осторожно, как бы пробуя Алексея на вшивость, а затем уже нагло и бесцеремонно — оттесняла и уничтожала его обычное человеческое желание спать. Бессонница безоговорочно побеждала, используя для этой цели самые разные уловки и подручные средства. Начиная от занудливых сверчков и заканчивая ошалевшими от брачной круговерти птицами. Да, птицы были крайне несносны. Но из всей своры, особенно раздражала одна, выделявшаяся скрипучим голосом и какой-то необузданной, доходившей до безумия, похотью. И если сверчков еще можно было простить хотя бы за монотонность их стрекота, то птица отличалась тем, что, издав свой омерзительный скрипучий «крэк-крэк», она затихала, казалось бы, уже насовсем. И когда Алексей начинал проваливаться в объятия Морфея, очередной истошный крик вырывал его из просонного состояния.
— Вот сука… — цедил он сквозь зубы, зарываясь головой в свалявшуюся подушку. — Когда же ты успокоишься уже, тварь?
Вставал с постели, подходил к распахнутому настежь окну и вглядывался в ночь. Дождавшись очередного крика озабоченной птицы, Алексей складывал ладони как для молитвы и шептал, обращаясь к невидимой самке.
— Ну, дай уже ему, коза…
Вслушивался с надеждой. Тянулись минуты, а затем, очередное «Крэк-крэк» разрывало тишину ночи. Заламывал руки, злобно стонал и снова валился в ненавистную постель.
На самом деле вовсе не крики неудовлетворенной птицы лишали Алексея сна. Они были лишь катализатором его состояния. Больше всего беспокоило то, что, проторчав в деревне почти месяц, он не написал ни строчки. Ни одной паршивой строки.
А какие он строил планы! Всю зиму мечтал, как, уединившись в старом родительском доме, будет днями и ночами плести хитрые сюжетные линии, надувать героев харизмой… А какие эротические сцены планировал оживить… Какие образы…
И что? Пробухав для затравки первые несколько дней, Алексей откинул крышку ноутбука и завис над клавиатурой. Да так и провисел над ней целый месяц, созерцая унылую белую страничку. В голове крутилось только «Увяданья золотом охваченный». Что он с остервенением и напечатал, продублировав эту гениальную строку раз пятьсот-шестьсот.
* * *
Нина приходила часов в восемь утра, приносила крынку парного молока, прибирала в доме, стелила разворошенную Алексееву постель, готовила оладьи или глазунью, терпеливо и потно отдавалась и уходила до вечера.
— Опять курили всю ночь? — несмотря на достаточно близкие отношения, Нина обращалась к нему исключительно на «вы» или величала Алексеем Петровичем.
Алексей, глотая горячие ароматные оладушки, невнятно промычал в ответ.
— Загубите вы себя. И так вон уже… зеленый весь. Синяки вон… Прогулялись бы.
— Угу.
Нина, закончив с уборкой, отряхнула подол сарафана и остановилась в дверях, скромно сложив руки на животе. Ждала.
Проглотив последний оладий и запив его глотком парного молока, Алексей провел ладонью по губам, тихонечко рыгнул в кулак и посмотрел на Нину. Встал из-за стола, подошел. Сжал в руке увесистую Нинкину грудь. Потрогал широкую и мясистую задницу. Нина с еле сдерживаемой улыбкой смотрела в сторону.
— Нина, можешь мне ружье достать?
— Зачем вам?
— На охоту собираюсь.
— Могу. Вечером принесу.
Поборовшись с внезапно охватившим его приступом лени, Алексей обошел Нину со спины и тихонечко подтолкнул ее в зад. Нина, как заведенная кукла, неспешно покачивая широкой кормой, проплыла в сторону занавешенной спальни, отдернула выцветшую цветастую занавеску и присела на кровать…
Отсчитав неизменные сорок две фрикции, Алексей двумя пальцами пережал член у основания и вытащил его из теплого и влажного Нинкиного нутра. Разжал пальцы и кончил в заботливо подставленную Ниной стеклянную баночку из-под майонеза. Выдавил остатки, подцепил последнюю каплю указательным пальцем и отправил вслед за остальными.
Натянул штаны и уселся за работу. Деловито, не поднимая глаз, начал печатать «Увяданья золотом…»
— Про ружье не забудь, — напомнил Нине перед уходом.
— Не забуду, Алексей Петрович. Как забыть-то?
«Конечно, не Айседора Дункан, — думал Алексей, сидя перед ноутбуком и вчитываясь в Есенинские строки. — Ни эпатажа тебе, ни скандалов. Баночка эта еще… Придумала ведь! Стирать меньше, видите ли. Баночка — что… Ополоснул и всех делов. Интересно, как у Есенина с Айседорой все было? Наверное, не так. Небось, со страданиями. Правда, оладушки она Сереже не пекла, наверное… А птицу эту я все равно убью. Убью и съем».
С этими мыслями Алексей Петрович встретил сумерки. И вместе с темнотой за окнами послышались первые крики ненавистной твари. Он с силой захлопнул крышку компьютера, вышел на двор и всмотрелся в темные силуэты сосен. Сжал кулаки. Подойдя к калитке, окликнул пробегавшего по улице соседского пацана:
— Эй, парень! Пойди сюда.
— Здравствуйте, дяденька писатель.
Облокотившись о шаткий плетень, Алексей поднял вверх указательный палец и прислушался. Мальчик терпеливо ждал, не решаясь нарушить молчание. Ждали молча несколько минут. Наконец, тишину прорезало привычное «крэк-крэк».
— Слышал? Что за зверь, не знаешь?
— Коростель это. Птичка такая.
— Птичка? — Дяденька писатель алчно оскалился. — Ступай, мальчик.
С чувством превосходства и преисполненный решимости Алексей Петрович вернулся в дом. Истошные вопли коростеля уже не вызывали такого раздражения, как прежде. Теперь он хотя бы знает имя виновника своих бессонных ночей.
«Сегодня с этим будет покончено, — подумал он. — А там и до сверчков доберусь. Передавлю, гадов! И Нинкой займусь. Раскрепоститься ей не помешало бы, но с этим проще...»
Нина пришла поздно вечером. Принесла старенький одноствольный ИЖ-18 и три патрона к нему. По привычке замерла в дверях.
— Нина, ты иди. Я на охоту собираюсь.
— Ночью-то? — Нина удивленно и одновременно маняще колыхнула грудями.
Он не ответил, пытаясь переломить ружье.
— Давайте я, Алексей Петрович. Не заряжали никогда, что ли?
Алексей поморщился, но передал ружье Нине. Она ловко куда-то нажала, ружье щелкнуло и переломилось, открыв взору зияющую пустоту ствола.
Нина показала, где находится отпорный рычаг, объяснила, как зарядить ружье и как вытащить использованную гильзу. Традиционно постояла в дверях и, ничего не дождавшись, вышла.
* * *
Алексей критически разглядывал свое отражение в треугольном обломке когда то давным-давно расколотого им зеркала. Подошел к печке и, вымазав два пальца правой руки в саже, провел две корявые линии от крыльев носа к мочкам ушей. Оторвал от цветастой занавески полоску и, зачесав волосы назад, перетянул ею лоб. Еще раз посмотрел в зеркало. Повернулся в три четверти и выдвинул чуть вперед нижнюю челюсть. Затем, вскинул ружье и прицелился в собственное отражение, пытаясь состроить как можно более зловещую и плотоядную улыбку.
— Hasta la vista, тварь, — прошептал Петрович и нажал на курок.
И в ту же секунду прогремел выстрел. Алексей выронил ружье и упал на пол. Выстрел не был громким, но сработал эффект неожиданности. Алексей пришел в себя, когда осколки зеркала уже разлетелись во все стороны и дым от пороховых газов начал пощипывать нос. Несколько осколков попали ему в лицо и теперь здорово саднили. В придачу ко всему, он еще крепко приложился копчиком о дощатый пол. Алексей прикоснулся рукой к щеке и почувствовал на лице что-то липкое. Взглянул на ладонь. Кровь.
— Блядь! Ну… Теперь точно — хана тебе!
Он поднял с пола ружье, перезарядил его и поставил на предохранитель. От греха. Довольно хмыкнул и вышел во двор.
«Нужно было спросить, как хоть выглядит этот коростель», — подумал Алексей Петрович. — Ну, ничего. Пойду на звук. На этот долбанный «крэк-крэк». Будет тебе сегодня брачная ночь, сволочь пернатая».
Пробираясь за околицей к лесу, он вслушивался в тишину, но как на грех коростель молчал. Либо устал ждать взаимности от своей подруги, либо уже получил то, что хотел. Когда Алексей уже отчаялся и решил вернуться домой, он наконец-то услышал тревожный и скрипучий крик практически у себя за спиной. Он быстро развернулся и стал всматриваться в высокую траву. Буквально через долю секунды в нескольких метрах от него зашевелилась трава. Петрович вскинул ружье и прицелился в шелестящий след, который петляя змейкой, устремился к опушке леса. Задержал дыхание и нажал на курок, когда тот, кто скрывался в высокой траве, должен был вот-вот показаться возле деревьев.
Пуф! Алексей, помня о недавнем казусе, закрыл глаза. Но выстрел был еще тише, чем в доме. Коростель взмыл в воздух и, заломив немыслимый вираж, скрылся в темноте леса.
— Сволочь…
Оставался последний патрон. Последний шанс убить глумливую птицу и вернуть сон и покой. А главное — возможность снова работать. Алексей перезарядил ружье. Прошел к опушке и присел, прислонившись спиной к массивной сосне. Закурил. Подождал несколько минут, вслушиваясь. Тишина. Перепуганный жених, похоже, не хотел больше ничего. Инстинкт самосохранения поборол жажду воспроизводства. Петрович щелчком отбросил окурок и нехотя поднялся. Внутри оставалось чувство недосказанности, двойственности ситуации. Не хватало одной единственной жирной точки.
…Возвращался домой с чувством неудовлетворенности, мысленно представляя открытый ноутбук, белый лист с «Увяданья золотом…», бессонницу и тошнотное пение перехитрившей его птицы. Теперь уже не только похотливое, но и с нотками превосходства и издевки.
Уже подходя к дому, Алексей услышал где-то сбоку от себя еле слышное гортанное шипение и курлыканье. Вскинул ружье и, практически не целясь, выстрелил. В темноте какая-то здоровенная туша заметалась по кругу, поднимая клубы пыли и гулко ухая огромными лопухами крыльев. Извернулась последний раз и затихла...
Петрович обвел взглядом деревенскую улицу. Кое-где в окнах зажегся свет, кто-то из соседей, услышав выстрел, вышел на крыльцо. Селяне вглядывались в темноту, узнавали писателя… Но все-таки не решались покинуть двор и выйти на улицу. Алексей подошел к лежащей в пыли птице. Индюк. Здоровый, килограмм на 30-35. Алексей Петрович схватил птицу за шею, ощутив ладонью неприятный на ощупь теплый нарост. Пошел к дому, волоча убитого индюка по пыльной дороге.
Войдя в дом, он прямо с порога свернул к буфету. Достал початую литровую бутылку водки и плеснул до краев в граненый стакан. В три глотка осушил. Хотя и теплая, водка не обожгла горло, а по-домашнему мягко согрела низ живота. Второй стакан пошел уже натужно и колко, заставив Алексея поморщиться и отозваться горькой отрыжкой. Третью порцию он вообще не почувствовал.
Пошатываясь, он подошел к плите и включил конфорку. Поставил на рассекатель огромную выварку, плеснул в нее воды. Не разделывая и не ощипывая, положил в воду индюка и накрыл выварку крышкой.
Алексей сел за стол и включил ноутбук. Попробовал печатать, но пальцы не слушались… «Увя…ань… золо..м охваченный…» Строки подпрыгнули и ушли куда-то вбок. Петрович клюнул несколько раз носом и, в конце концов, уткнулся лицом в клавиатуру… «ььььььььььььььььььь...».
Мгновенно и крепко уснул… Первый раз за несколько дней. Он уже не слышал, как через распахнутое окно сначала осторожно, а затем все громче и надрывнее доносилась брачная песня коростеля: «Крэк-крэк»… «Крэк-крэк»…
* * *
Сквозь сон Алексей услышал, как скрипнула входная дверь. Потянув носом, он почувствовал отвратительный смрад, которым наполнился дом. С трудом разлепил веки. Поднял голову и, сфокусировав взгляд на входной двери, смог различить только смутный женский силуэт в белом.
— Айседора?
— У вас что-то подгорело, — ответила фигура в белом.
— Присаживайтесь, мадам. Я с охоты вернулся… Устал. Там… там дичь.
Махнул рукой в сторону плиты. От резкого движения Алексея замутило. Он судорожно икнул, после чего его вырвало прямо на пол.
— Простите, мадам.
Фигура в белом метнулась к плите, скинула крышку с выварки, чертыхнулась и выключила газ.
— Господи, да что с вами?.. Все лицо в крови.
— Оставьте! Давайте лучше кушать дичь. А потом я буду вас любить, Айседора.
Алексей поднялся со скамьи и, слегка пошатываясь, подошел к плите. Заглянул в выварку, и запустил в нее обе руки. Без усилия оторвал огромную индюшачью ногу, сплошь покрытую мокрыми слипшимися перьями, и протянул даме в белом.
— Угощайтесь, милая. Сегодня нам понадобятся силы. Много сил…
— Спасибо, Алексей Петрович. Я позавтракала.
— Как знаете. А я проголодался.
И он впился зубами в мягкую, переваренную индюшачью ногу.
— Алексей Петрович…
Дама в белом хотела деликатно помешать Петровичу, но безуспешно. Он откусил от дурно пахнущей ноги и жадно заработал челюстями. Перья мгновенно облепили небо, зубы и язык. Он закашлялся и попытался выплюнуть содержимое на пол.
— Водки, Айседора… Там, в буфете… Пожалуйста, дайте мне водки.
Фигура в белом помогла ему сесть на лавку и метнулась к буфету. Поднесла к губам Алексея наполовину наполненный стакан. Петрович благодарно кивнул, поцеловал руку, поднесшую водку, и залпом выпил. Полегчало.
— Айседора, — Алексей перехватил руку дамы в белом, и потянул ее на себя. — Вы — богиня! Вы просто созданы для неземной любви.
При этих словах с непонятно откуда взявшимися силами он опрокинул даму в белом на дощатый стол и задрал вверх подол ее сарафана, свободной рукой пытаясь нащупать и сорвать с нее трусы.
— Алексей Петрович, — томно шептала богиня, обеими руками вцепившись в резинку трусов, — может, в спальню пойдемте?
Алексей издал звериный рык, и дама испуганно ослабила хватку. Трусы с треском лопнули и полетели на пол. Дама инстинктивно сжала ноги, а Петрович попытался протиснуться лицом в ее промежность.
— Алексей… Петрович, да что же это за напасть такая? — стонала дама. — Что вы там нюхаете все…
— Я страсти желаю! — ответил Алексей и, с силой раздвинув ноги дамы, уткнулся носом в ее влажный, пахнущий летним солнцем и пересушенным сеном, лобок.
— Господи, да что же это такое?! — прошептала дама и, приподняв зад, подалась вперед…
* * *
За окном промозглая московская осень. В голове — гастрономические мысли в предвкушении приготовленного женой обеда. В ушах — назойливая трель телефонного звонка.
— Слушаю.
— Алексей Петрович, здравствуйте.
Звонили из издательства. Алексей постарался придать голосу спокойный и безразличный тон.
— Да, добрый день.
— Можете заехать завтра к нам в издательство? Я вашу рукопись прочел, ну и…
— Ну, и?.. И что? — Алексей занервничал.
— Да, как-то, знаете ли… Во-первых, почему сборник рассказов? Где обещанная повесть, о которой мы говорили в начале лета?
— Так получилось. А во-вторых?
— А во-вторых, что у вас за грязь там? Какие-то трупы. Сплошной секс и насилие. Где вы это все берете?
— Из жизни, Рудольф Даринович.
— Ну, знаете…
— А что? Какая жизнь, такие и рассказы.
— В таком случае, говенная у вас жизнь, Алексей Петрович. И рассказы ваши — говно полное. Если по вашей логике судить. А нам сейчас герои нужны, понимаете? Рыцари без страха и упрека!
Алексей задумался на минуту. Подумал, стоит или нет заводиться и портить отношения с издателем. Решил, что стоит. Поэтому, не повышая голоса сказал:
— Когда у меня отсосет Айседора Дункан — у вас тут же появятся герои. А пока сосет кто ни попадя — хавайте, что дают…
VPR
