К списку того, что я никогда не буду делать со своими детьми, пункты прибавляются постоянно, просто от наблюдения за окружающими людьми. Последний такой пункт касается дочек и классического родительского вопроса, когда она наконец выйдет замуж.
С родительской точки зрения – вопрос совершенно невинный, логичный, и в большинстве случаев задается он уже вскользь, по привычке, не задумываясь о том, как на самом деле ужасно он влияет на вопрошаемого ребенка, как капля за каплей убивает её.
Начинается эта травля лет в десять, когда заботливая мама доходит до мысли, что любимого ребенка нужно начинать готовить к замужеству. И очень часто это происходит в том ключе, что готовится не столько дочка к появлению мужа, сколько ее мама – к появлению будущего зятя. Когда она в двадцать шесть наконец наплевала на незадавшуюся карьеру, вышла замуж и родила дочку – и растворилась в ней, «пусть уж у нее всё будет хорошо, у моей крошки» - вот в этом примерно стиле. И это вот «будет хорошо» заключается вовсе не в становлении дочки как самостоятельной личности, поскольку для этого нужно затратить ох как много усилий. А видится ей это дочкино будущее исключительно в удачном замужестве. Равно как и свое будущее, поскольку раз она так печется о своей дочурке, то и дочка не оставит ее в том состоянии, в котором ее мама пребывает сейчас. Вернее – не дочка (откуда у нее более-менее приличные доходы, с каких-таких нераскрытых талантов?), а ее будущий муж.
В десять лет – это пока только ироничные снисходительные вопросы о том, каким бедная дочурка видит своего избранника, и легкая рихтовка этих мечтаний под придуманный мамой стандарт. В это время сознание ребенка еще очень зависимо от мнения сверхуважаемых родителей, и ковать его наиболее легко.
В пятнадцать – это уже пристальные взгляды на дочкиных мальчиков. Осторожные – но такие заметные ей – расспросы про то, кто его родители, где он живет, куда будет поступать. И вечный женский калькулятор в голове, считающий, подсчитывающий, и в конце мгновенного анализа выдающий оценку «Да/Нет». Пойдет, или отказать. Если пойдет – маминому обаянию в адрес дочкиного друга не будет пределов. Бедняга не будет знать, куда от него деваться, а дочке будет мучительно стыдно за свою любимую маму. Если же ответ калькулятора – «Нет», начинается планомерная травля молодого человека, часто не напрямую, это «как-то не порядочно», а через мозги дочки, вытравливание его образа из ее сознания. Все мы знаем, как это делается.
Семнадцать, девятнадцать, двадцать один – с годами всё повторяется каждый раз, с каждым новым другом. Но примерно в двадцать два – двадцать три года у мамы появляется некий новый взгляд, новая идея. Невысказанная, она существовала и раньше, но тут настает момент её произнести вслух. Доче настала пора выйти замуж.
Вербально эта мысль оформляется в три заведомо ложных тезиса.
Тезис первый – родить ребенка нужно до двадцати четырех лет. Миф о том, что роды будут затруднены в более поздний возраст – один из самых стойких мифов отечественной медицины, поскольку кроме невежества масс он поддерживается еще и сплоченной армией вот этих вот мам, которым не терпится увидеть собственного ребенка пристроенным, и себя за компанию с ней.
Ложным этот тезис стал уже лет двадцать назад. Рожать сейчас вполне можно и в тридцать, и в тридцать пять, да и в сорок есть множество примеров – медицина не стоит на месте, бабки-повитухи с тазами и тряпками давно заменены квалифицированным высокобюджетным персоналом. И не знать этого – глупо, а утверждать обратное – преступно, в первую очередь перед собственным ребенком, любимой дочкой, которой и так приходится нелегко, а тут еще и этот ужасный метроном над головой – тебе уже 23, тебе уже 24, не родишь сейчас – потом будешь страдать, и т.п., и т.д.
Первый тезис – самый чудовищный. Второй – менее ужасен, но тоже ничего приятного. Мама хочет внуков. Мама просит дочку родить ей маленькую агукающую лапочку и синими глазами, отраду её начинающейся старости, любимую внучку. Дескать, сама доча уже выросла, а в ее маме еще не погасли материнские инстинкты, которые нужно срочно на кого-то обратить.
Правдивостью этот второй тезис также не отличается. Зачем бабушке внук/внучка? Менять ей пеленки, просыпаться по десять раз ночью, греть бутылки с кормом, возить к восьми утра в поликлинику? Счаз-з-з. Черта с два. Нет, конечно есть мамы-ангелы, которые с радостью впрягаются в этот воз нешуточных проблем, но в большинстве случаев общение новоиспеченной бабушки с доясельного возраста малышом быстро сводится к нечастым визитам в гости к молодым, к бесконечным советам о том, как за ней ухаживать, чем кормить, во что надевать – советам, исходящим из информации двадцати-тридцатилетней давности, из архаичных представлений о технологиях детского питания, о детской одежде, о педиатрии и прочих вещах. Ибо все мамины взгляды сформировались именно тогда, когда ее собственная дочка была малышом, и эти взгляды выстраданы, затверджены навеки, и поменять их очень непросто.
Зачем же мамам внуки? Для достижения очень прагматичной, даже циничной цели – связать собственного ребенка по рукам и ногам материнскими заботами. Привязать к дому, к семейному, так сказать, очагу. Чтобы родное дите наконец «бросило дурить» - именно так мамы воспринимают большинство увлечений и стремлений в жизни дочки, и «остепенилось». И правда, трудно не остепениться, погрузившись в пеленки-распашонки, кормежки по расписанию. Побоку идет начавшаяся было выстраиваться карьера, вихрем разбегаются бездетные друзья-подружки от бесконечных рассказов «как мы сегодня покушали и сколько раз отрыгнули». Да и муж, которого нужно было развлекать, заинтересовывать собой, выглядеть привлекательно для него – так же мигом связывается по рукам и ногам и приковывается намертво к тем же пеленкам-распашонкам – если конечно он не последняя сволочь.
Ну и конечно соблюдена модель поведения, видимая мамой в своих снах последние лет двадцать – «у моей ненаглядной дочки наконец всё в порядке: дом, муж, ребенок». Насколько соответствует этот набор мечтам собственно дочки – совершенно неважно. Важно чтобы она каждым своим словом и жестом излучала довольство жизнью и благодарность любимой маме за то, что она вырастила ее такой счастливой и устроенной.
Третий тезис, втравливаемый мамами в головы несчастных дочек – устроим приличную свадьбу, всё будет как у людей, шикарно и модно. В ход пускаются «случайные» рассказы, что вот в соседнем доме открылся свадебный салон с замечательными платьями, «давай зайдем просто посмотреть, даже мерить не будем ничего», что у коллеги по работе выдали дочку, отправили на Мальдивы в свадебное путешествие, что длинные лимузины – это уже не модно, а наоборот модно заказать шикарный черный автомобиль марки ЗиМ сороковых годов, «как в том фильме, помнишь, ну где еще девушка хромая была».
Если дочка не сильно страшная и более-менее общительная, то к своим двадцати пяти годам она уже побывала на пяти-шести свадьбах своих более нетерпеливых подруг и примерно представляет, чем этот праздник фаты и шампанского оборачивается на самом деле. И от одной мысли о свадьбе в мамином стиле – с куклами на капотах, выкупами невесты, кружением вокруг алтаря, поездками на Поклонную гору, драками свидетелей с родственниками жениха, упившимся собственно женихом и замотанной вусмерть предсвадебной суматохой собственно невестой, со свадебным путешествием в лучшем случае в подмосковный пансионат (или практически подмосковную уже Хургаду) – от всего этого не единожды виденного коктейля под названием «приличная свадьба» любую разумную девушку бросает в оторопь. И – в убеждения самой себя, что у нее всё будет совсем не так.
Как именно у нее будет – маме лучше не сообщать. В первый раз мама хлопнет в ладоши и расхохочется. Во второй раз – покрутит пальцем у виска и скажет, что повторенная шутка уже не так смешна, как в первый раз. В третий – мама схватится одной рукой за сердце, другой – за телефон, чтобы сообщить подружкам, что удумала ее единственная дочурка, каким извращенным способом она решила испортить единственный в жизни мамы праздник.
Эти три тезиса тремя гвоздями ежедневно вбиваются миллионами мам в головы своих несчастных дочек, отравляя и так непростую их жизнь.
Поскольку действительно, если вот посреди ежедневной суеты присесть и задуматься на минуту… Время идет, время уходит. Ладно родить до двадцати четырех, это всё бред, вон Светка в тридцать вполне удачно – тьфу-тьфу – разродилась. Но уходит молодость, появляются первые морщинки, пока еще очаровательные, но уже, уже. И мужики на работе смотрят не на тебя, а на двадцатилетнюю соплюшку с ресепшена, которая на работе без году неделя, и ходит в дурацкой дешевой миниюбке, а эти козлы и рады пялиться. Нет, конечно если надеть такую же, они тоже шеи посворачивают себе, есть еще что показать. Но кому? Этим полутора уродам в вытянутых свитерах? А кому еще, если в конторе с девяти до восьми, потому что работы до черта, и шеф пилит каждый понедельник?
А вне работы – грохочущие боулинги с дурацкими тапками, ночные клубы, забитые всё теми же малолетними соплюшками, дающими за коктейль, и прыщавыми люберецкими гопниками. Есть конечно приличные клубы, если одеться нормально (на что?) и взять с собой Ленку с Катькой, то туда можно пройти – но кто там? Самовлюбленные папенькины сыночки, с которыми нужно слушать их бред и выбирать, с кем поехать на «афтепати», чтобы не возвращаться в три с прокуренным бомбилой – короткие волосатые пальцы, масляные глазки, «дэущка, пачэму так поздно адын?» – возвращаться домой, к заспанной маме с ее вечным взглядом «опять ищешь по ночам приключений на свою голову, вон у соседки на работе подруга рассказывала, как у ее соседки дочку изнасиловали в клубе наркоманы».
Хоть Женька – нормальный парень, мужик, заботливый, и вроде любит, да и я… тоже… вроде… Но фиг знает, что, как еще сложится, да и где жить, он снимает черти где, тоже снимать? на что? а если у нас – маменька и так его имени не переносит, не то что жить к нам, загрызет насмерть, и меня заодно, у нее один Максимчик на уме, лощеный хлыщ, может пыль пустить костюмчиком-мобильничком, «мальчик-всё-в-порядке», но с ним скучно, непередаваемо скучно, до дрожи в душе скучно, пустые взгляды, банальные слова, никчемные разговоры, холод во взгляде и сердце, и он – тоже так, на сезон, пока не надоем, пока заглядываю в глаза, и изображаю страсть…
Этот страшный коктейль и так крутится в голове бедной девушки. И нет бы успокоить её, обнять, утешить, рассудить думая не о себе и своих мечтах о прилично устроенной доче, а – с ее точки зрения, исходя из ее представлений о собственной жизни – в конце концов не десять же ей лет, взрослый самостоятельный человек, и зарабатывает побольше маминого. Нет, на это нужно потратить слишком много душевных сил. Слишком много затратить усилий на то, чтобы проникнуться ее жизнью на самом деле, без дежурных вопросов и дежурных ответов и улыбок.
Нет, на это мамы не хватает. Своих забот куча. И эта дочка еще дурит всё время, ищет приключений. О материнском сердце совсем не думает. Ну вот выдам её замуж, появится ребенок – остепенится. Скорей бы уж. Так хочется внуков понянчить.
Доча, я вчера колечки видела золотые в салоне, недорогие и не слишком тоненькие, хочешь зайдем, примерим? Доча, что с тобой?..
