Я завернул во двор и остановил машину у знакомого подъезда. Давно здесь не был. Те же облезлые лавочки у подъезда. Старые качели. Березы в палисаднике под окном. Даже лужа возле сараев – и та на месте. Ничего не изменилось. Тьфу! Как они здесь живут?
- Хорошая машина, ага!
Даже вздрогнул от неожиданности. Обращавшийся ко мне бродяга симпатий не вызвал. Откуда он вынырнул?
- У братухи моего еще лучше, ага! Знаешь моего братуху?
Я презрительно глянул на обладателя «братухи»-автовладельца. Невысокий, одетый не совсем уж по-бомжовски, но явно в вещи с чужого плеча, постарше меня на несколько лет, он стоял и улыбался во весь рот. Придурок какой-то.
- Не знаю я твоего братуху и тебя знать не хочу. Пошел отсюда, бомжара! Развелось вас, дармоедов…
Мужик как-то странно посмотрел и вдруг заплакал совсем как ребенок. Идиот, точно.
- Брат мой приедет! Вот увидишь, ага… Вы все увидите!
Блин, только этого мне не хватало!
- Митяня, успокойся! Серега, привет. Заходи, подымайся в квартиру, - услышал я знакомый голос дядьки.
Ну, хорошо хоть Николай вышел. Вовремя.
- Здорово, Коля. Что это за фигня? Кто такой? Я его вообще не трогал.
- Ничего, все нормально. Проходи – говорю, не обращай внимания. Митяня, не плачь. На, тебе двадцать рублей – пойди купи себе что-нибудь.
Бомжара перестал плакать и радостно схватил протянутые деньги.
- Пойдем, Серега. Давно ты не приезжал. Видишь, повод какой хреновый …
Мы поднялись в квартиру на втором этаже. Я переступил порог и почувствовал знакомый запах детства.
Здесь жила моя бабушка. Когда родители уезжали в командировку, отправляли меня к ней. Бабушка жила одна с тех пор, как умер дед. Я был единственный внук, бабуля меня обожала и баловала, как могла. Теперь её нет. В наследство отписала мне эту двушку в хрущевке. Только вот Николай и жена его – Светка…
Николай, вообще-то – мой дядька, младший брат матери. Но я не привык называть его «дядей». Николай, Коля – все так называли и я привык. А он относился к этому без претензий.
Николай раньше работал шахтером, где-то в Читинской области. Помню, хорошие бабки заколачивал в советские времена. Приезжал в отпуск с женой Светкой, оба нарядные, привозили кучу подарков матери, нам. Бабушка очень гордилась им, жалела, что так и не родили ей наследников. Говорили – Светка однажды застудилась сильно на работе. Из-за этого и не могла.
Николай устроился на шахту сразу после армии – дружок сманил разговорами о длинном рубле. Сам-то потом уехал через год, а Коля остался надолго. Стал бригадиром, вступил в партию, даже орден получил. В газете про него писали, помню – бабушка с гордостью показывала соседям статью в «Труде» с фотографией сына.
Николай со Светланой собирались перебраться на Кубань, поближе к матери, к родне. Денег копили на дом. К тому же здоровье давало знать о себе – Коля заработал инвалидность. Какая-то там болезнь у шахтеров профессиональная от отбойного молотка, что-то с вибрацией связано. Ему теперь каждый год месяц в санатории положено бесплатно. Потом эта авария в шахте. Тогда они и решили окончательно вернуться. Приехали, купили машину – «Волгу». Оставались деньги на покупку дома. Мои родители посоветовали присмотреть жилье у моря, в Геленджике. У отца там были знакомые, вот и поехали тогда вчетвером – Николай со Светой и мои мать с отцом. Отец, уезжая, смеялся: « Вот, Серега! Будет теперь и у нас родня на море!»
Они не доехали. Водитель встречного «Камаза» заснул за рулем. Мои родители погибли сразу. У Светланы – перелом позвоночника. Николай кучу денег ухлопал на врачей. А тут еще перестройка грянула, оставшиеся деньги превратились в пыль. О доме у моря пришлось забыть навсегда. Вот и остались жить у бабушки. Стахановец с женой в инвалидной коляске.
После смерти родителей я редко приезжал сюда. Раздражать меня стал Николай. Не знаю – может обида у меня осталась за родителей. Но он свою вину чувствовал, это точно.
Нет, думаю – не это. Раздражало отношение его к жизни. Быдляческое какое-то. Сто раз с ним спорил по этому поводу – бесполезно. Опустил ручонки, работает на стройке, Светку свою катает туда-сюда. Ни к чему не стремится больше, всем доволен, все устраивает. Всё пытаются ребенка взять в детдоме. Да кто им даст его? Зарплата нищенская, пенсия за инвалидность. Квартирка только вот эта. Правда, и она теперь моя. По документам все права только у меня – бабушка при жизни так решила. Я ж не виноват.
Конечно, я не зверь. Не выгоню на улицу. Но и дарить не собираюсь. Квартира денег стоит. Дом хоть и не новый, но в центре – строительные компании давно кружат вокруг. Хорошие бабки дают. Почти все жильцы согласны. А им со Светкой и в коммуналку какую-нибудь переехать можно. Им-то все равно где жить, по большому счету. Да и вообще – что я должен за них беспокоиться, если сами за себя не беспокоятся? Терпеть не могу людей, которые зарабатывают меньше трешки баксов в месяц и считают что это нормально. Не понимаю их. Ну что ты за мужик? Подними жопу, заработай. Отними, в конце концов. Жизнь такая. Жестче надо быть. Зарабатывать надо, крутиться, а не сидеть возле жены.
Я же кручусь? Не женат – не до этого пока. И дети – что нищету плодить? Зато все нормально у меня – работа, машина, квартира в Москве…
- Ты чай какой будешь, Серёж? Черный или зеленый? – прервал мои мысли Николай, - Светлана отдыхает, давай потише.
- А? Давай зеленый…
- Зеленый, так зеленый. Чего на похороны не приехал? Всё дела?
- Дела. Да и не люблю я подобные мероприятия. Не знаю как вести себя. Неуютно и фальшиво всё как-то. Все плачут. Особенно бабки – как-то по-деловому, профессионально, вроде деньги отрабатывают. Как проститутки на заднем сиденье в машине, без души.
- Хм… Ну ты сравнил! Проститутки… Совсем ты там в своей Москве…
- Что в Москве? Опять начинаешь? Думаешь, там мне с неба всё падает? Просто так деньги дают, как ты этому чумазому сявке сейчас?
- Не надо так. Это Митяня. Он… Ну, как сказать? Светка говорит – блаженный он. Жаль его.
- «Блаженный»… Да быдло он! Обыкновенное русское быдло, которое ничего в жизни не хочет, только бухать! Чего жалеть таких? Кто им виноват?
- Слушай, Серега, - Николай разгладил ладонью лежащий на столе «АиФ», - ну откуда в тебе это? «Быдло»... Это люди, Сережа. Давно сам элитой стал? Почему у тебя одни деньги в голове? Считаешь, только деньги в жизни важны?
- Ха! Опять нищебродские разговорчики про моральные ценности… Ну, а что важно, по-твоему?
- Семья важна. Дети. Люди важны, Серега.
- Это люди? Да ну тебя, что с тобой разговаривать? Бесполезно. Что с квартирой решать будем?
- С квартирой? А что решать? Ты – хозяин теперь, ты и решай.
- Короче, Николай. Ты там не подумай чего… Мне сейчас очень нужны бабки. Месяц вам на подготовку к переезду. Я сам подыщу варианты. Приеду – обсудим. Пока.
Николай даже не глянул мне вслед.
Я приехал месяца через полтора.
Николай сидел на кухне перед початой бутылкой водки. Я поздоровался и положил на стол несколько листов с вариантами по жилью.
- Тут ваши ребята-риэлторы вариантики подобрали – глянь на досуге. Бухаешь? Спаивают народ жиды-демократы? Гы-гы. Или праздник какой?
- Да какой там праздник… Ты что-то как не приедешь, так… Митяню сегодня похоронили. Я не ходил, так вот – помянуть решил.
- Митяню? Это какого? Бродягу того, что я в прошлый раз встретил? А что с ним – на работе надорвался? Ха-ха!
- Нет, - Николай как будто не заметил моего юмора, - Убили его. Забили до смерти. Может – менты, а может – малолетки безбашенные. Кому мешал?...
- Коль, я с тебя поражаюсь. Ты взрослый человек вроде. Вот что ты жалеешь быдло всякое? Они сами выбирают такую жизнь, их не переделать. Им нравится так жить, и ничего ты с ними не сделаешь. Никто же не заставляет их валяться под забором, бухать, никто водку им в рот не заливает. Что их жалеть?
- Не знаю. Только вчера как узнал про Митяню, такой ком к горлу подкатил… Чуть не расплакался, представляешь? Мать хоронил, не так было. Все-таки восемьдесят семь ей было – пожила. А тут… Да ты что, не помнишь его, Митяню? Должен помнить. Он в шестнадцатом доме жил. Брат у него еще старший – Сева. В Питере врач. Митька хороший парень был. В армии с ним что-то случилось. Не знаю, но комиссовали его через год. Может – били, может – еще что. Но он безобидный был. Не псих, нет. В дурку не брали – сказали, что номальный. Странный только. Беззащитный, как ребенок. Выпивать стал, да. Но, не то чтобы совсем уж – мать не позволяла. А когда три года назад тёть Лена – мать его, померла, приехал Севка. Продал квартиру, а Митяня на улице остался. Так и жил – ночевал в подъездах, на чердаках, питался тем, что люди дадут. Я ему шмотки свои старые давал. Он всем твердил: «Скоро приедет мой братуха, увидите! Заберет меня в Питер, ага.» Не мог поверить, что родной брат его так кинул. А тот… Даже на похороны не приехал. Я телеграмму давал… Собрались люди, похоронили… Да неужели не помнишь его?
Я вспомнил. Конечно. Митя. Дима.
Я тогда совсем пацаном был – лет шесть. Мы с местными ребятами зимой пошли на карьер. Раньше там, кажется, глину добывали или еще что. Подземные воды затопили карьер и получилось небольшое ,но довольно глубокое озеро. Я тогда, чтобы не показаться трусом, первым ступил на лёд и сразу провалился. Пытался выбраться, ломая тонкий лед и с перепугу отплывая еще дальше от скользкого берега. Дружки мои испугались и бросились бежать прочь. Мне повезло, что навстречу им попался Дима. Он меня и спас. Помню, как он вытащил меня и, улыбаясь, кутал в свою телогрейку: «Что, накупался, ага? Дома-то влетит! Водолаз…» Он меня потом так и называл – «водолаз». Пока в армию не ушел.
- Да… Так что с квартирой, Серега? Когда съезжать?
- Что? А… - я взял со стола листы с адресами и порвал, - Ты прости меня, Коля. За всё…
Я налил водки себе и ему. Почти по полстакана.
- Давай лучше выпьем. За Митяню. За бабушку. За родителей моих. За нас с тобой.
- Давай лучше за людей выпьем, Серёжа.
И мы выпили. За людей.
Не чокаясь.
© Геннадий Диденко
