Раньше, в годы моего детства, Москва была совершенно иная, нежели чем сейчас.
Улыбчивые москвичи, садясь в полупустые вагоны метро и трамваи, с веселыми песнями ехали на работу, где по десять часов кряду приветливо отпускали диковато-заполошным гостям столицы колбасу, фанту, лебединое озеро и прочую культуру, которой нигде в стране больше не было.
Ровно в восемнадцать ноль-ноль москвичи закрывали рабочие места на ржавые амбарные замки и, кто пешком, а кто и на велосипеде, выдвигались к патриаршим прудам кормить уток длинными батонами, которые продавались в специально построенной неподалеку булошной палатке.
За доброту и поплатились, потому что тысяча двести двенадцатое поколение откормленных донельзя уток могло уже запросто проглотить не только целый батон, но и булошную вместе с продавцом и стоящей неподалеку очередью- экскурсией откуда-нибудь из Саратова.
Конечно, хрен бы с ними, с этими экскурсиями: одну сожрали, других десять приехало, никто и не заметил бы, но вот продавцы в палатках все были с московской пропиской, и городские власти такого безобразия допустить не могли.
Патриаршие пруды вместе с утиным гнездом, достигшим к тому времени высот сопоставимых с высотой останкинской башни, решили уничтожить локальным ядерным взрывом, чтобы не вводить танковые войска и не сеять панику среди населения.
Дабы уберечь жителей близлежащих к эпицентру взрыва домов, мэрией города было принято решение выкупать квартиры в том районе за любые деньги, что вызвало дикий рост цен на жилье. Ну а кто же будет дешевить, когда покупают за любые деньги.
К тому моменту, когда стоимость квадратного метра в районе патриарших превзошла валовый доход какой-нибудь небольшой и отсталой умственно страны, вроде соединенных штатов Америки, цены на жилье автоматически подросли и в других районах столицы.
- Что же там дорого, а у нас нет, - возмущались жители других районов. – И понеслось, и поехало.
Понятное дело, что жилье в Москве стало доступно только для богатых приезжих, наворовавших денег где-то там в своей нефтяной глуши.
Спасу от них не стало, куда ни глянь, вот, идут они, плотной угрюмой толпой. Ни улыбки, ни доброго взгляда, смотрят оловянно-пустыми глазами только вперед, и мысль в головах одна, где взять еще денег, чтоб перевезти сюда всех своих знакомых и родственников?
Спроси у таких, попробуй, как в Третьяковку пройти, - а, - ответят? – чо хотел то, бля? Понаехали тут.
А где там денег взять, в той Москве? Ни тебе скважину пробурить, ни поле засеять, ни коров завести. Украсть нечего – настоящие москвичи, даром что все духовно богаты – бедны материально, а остальные, понаехавшие, ушлые – того и гляди обкрадут сами.
Думали, думали, придумали. Понастроили министерств, таможен, комитетов, органов внутренних дел, внешних не при дел, прочих беспредел, уселись в них и давай собирать взятки со всей России.
Сразу пробки кругом, гомон, гуд, ни пройти, ни проехать. Везут и везут деньги, хранить уже негде, все завалено ими вокруг, куда не посмотри, а все везут и везут.
Настоящие москвичи стали потихонечку продавать квартиры и покидать город, потому что жить в нем стало совершенно невозможно. Селились поначалу недалеко, в Подмосковье. Придут в агентство недвижимости, тихие, вежливые, с чемоданчиками. – Нам бы квартирку купить, - говорят. – Совсем жить негде.
Поселились, вроде, обустроились, но не тут то было. Те, кто покупали у них квартиры в Москве, тоже замучались там жить, приехали. – Давайте, - говорят, мы и здесь у вас все снимем, или купим.
Настырные. Ничего слушать не хотят, давайте, - нудят, - ну давайте, а что, а почему нет.
Так и скитаются теперь настоящие москвичи по всему белому свету, но куда бы не приехали они, нигде и года спокойно не проживут, везде их достанут, - сдайте квартирку, - просят. – Или продайте. Ну что вам стоит.
Один бывший москвич в Гренландию даже уплыл, вырубил топором в леднике однокомнатную нору, только продалбливать туалет начал, стучат какие-то. – Здравствуйте, - смущаются. – А тут не сдается, случайно?
Говорят, где-то около ветошного переулка, в старом почерневшем от времени бревенчатом доме, живет Последний Настоящий Москвич. Вечером он просыпается, выходит на крылечко, раздувает самовар, курит папиросу – Герцеговина Флор, с тоскою глядит до утра на резкие неоновые огни реклам и бесконечную лавину сигналящих машин, да и уходит домой, где плотно задернув войлочные шторы ложится спать, чтобы хоть во сне увидеть ту самую Настоящую Москву.
Только врут поди, нет никакого Последнего Настоящего Москвича, выдумки это все. Да наверное точно – все врут.
© bydylai
