С дядей Колей я познакомился, приходя к одной из его семи дочерей. Они его, как он говорил, жутко угнетают. “Всю жизнь, - говорил он с тоской, - работаю на трусы и чул ки. Чулки рвутся, трусы преют, чулки рвутся, трусы преют. И всю жизнь так. Восемь баб в семье, это как не сойти с ума? Ты посмотри на меня, посмотри. Я ещё не сошёл, потому что понимаю, что меня Бог наказал. Я мужика не сберёг. А Бог тоже Мужик, Он знает, что мужиков надо беречь, а я не сберёг.”
С любой темы он непременно приходил к этой. О том, что его первенец Юрка прожил около года всего, он не сберёг мужика и... Опять на эти рельсы. О том, что мужики суть основа всех основ, а баб и девок всегда полно, а как воевать, так мужики, а как рабо-тать, так мужики. А баба пузо отрастила – да и в декрет. И неизвестно, кого принесёт, может, опять девку. Вот устроились, а? Девять месяцев носит, а неизвестно кого. И не заглянешь, мать его ведь за ногу.
Женоненавистником он не был. Просто считал, что сдуру женился на плохо воспитан-ной девке, не на такой, что надо. Вот его на войне не убило и он вернулся к своей жене, а его старшей в сорок первом было уже четыре года. Кто ж знал, что так будет. Да и куда ж денешься от жены со своим дитём, это ж кем надо быть! Так он же думал, пацан будет, а нет. И пошли девки, и пошли.Он же пацана хотел, а всё девки получались, как он ни просил жену.И если бы девки толковые получились, а то…
“Ты к Сашке ходишь, я понимаю, ей надо мужика, а не женись, она до чего умна, это не сказать. Ей такой мужик нужен, что ты! Она ракеты запускает, спутники, что ты! Не женись. Железная девка, скрутит тебя, как я не знаю.”
Сашка постоянно моталась в командировках где-то то ли в Капустин Яр, то ли в Пле-сецк, тогда говорить об этом было нельзя. Да и сейчас можно ли, не знаю. Меня её се-кретность не интересовала. Она считала, что наши отношения временны из-за её рабо-ты, а бросать эту работу она не хотела. Ну и дядя Коля, в общем, был, где-то, прав.
Первой вышла замуж и родила дочку старшая, Людмила. Дядя Коля по этому поводу опечалился: “Вот видишь, снова девка, как я и думал. Не простил меня Бог. И как те-перь быть? Как в чём дело! Так ведь Люська гонит меня курить из квартиры, а ты го-воришь, в чём дело. Ну при чём ребёнок, если моя квартира, а курить не дают. А дай-ка закурить твоей сладенькой, что ли.”
Он курил какой-то ужасный горлодёр-мордоворот, стоять рядом было опасно, вcякое другое курево после этого было “сладеньким”.
Вторая дочь, выйдя замуж, родила девчонку. Дядя Коля встретил это известие спокой-но: “Дак кого ещё Тонька могла родить, ты подумай. Вот такой матери дочка кого мо-жет родить, как не девку, ну? Вот сам скажи, ты же серьёзный парень, а иначе Сашка с тобой бы не стала.”
Стоит ли говорить, что третья, четвёртая, пятая дочери рожали девочек. Дядя Коля как-то притих, что ли, в голосе исчезла уверенность. Он разговаривал, как будто в чём-то сомневаясь. Стоило какой-либо дочери с ребёнком приехать в гости, как он съёжи-вался и выходил курить на лестничную площадку. Это был уже не тот бравый сержант-артиллерист с орденом Славы среди прочих наград. Тот с улыбкой глядел с фотогра-фии: гляди, какой я удалой парень. Этот был грустным напоминанием о том, что с нами может наделать жизнь.
Когда собралась рожать Ирина, предпоследняя, он сказал младшей: “Верка, Ирка дев-ку родит, я точно знаю, ты не спорь. Ты-то хоть пойми, что нельзя же всё девок да де-вок рожать. Что получится, пойми. Хоть ты-то парня роди. Мне уже помирать скоро, а внука всё нету.”
Дело-то такое, что не в силах мужик спокойно жить, если одни девки вокруг, говорил он. Ведь придумано так, что на одного мужика одна баба. А если их двадцать, то всё, конец. Никуда их не денешь и сам никуда не денешься. Хоть так положи, хоть иначе, а всё своя кровь, хоть они и девки. Ты ж посмотри, шесть девок нарожали восемь девок, так конец этому будет? Неужто непонятно, что нельзя так?
Когда младшую увезли в родильный дом, дядя Коля слёг. Ни с кем не разговаривал, на все вопросы отвечал: “Жду, кого Верка родит.” Когда ему сказали, что родился маль-чик, он не поверил. Вот принесёте, покажете.
Долгожданного внука из роддома повезли к деду. Дядя Коля настолько ослаб, что не смог приехать Ребёнка поднесли к кровати, где лежал дядя Коля. Он тихо сказал: “Раз-верните.” Развернули. Он сказал: “Не вижу, поднесите к лицу.” Поднесли. Он посмот-рел, приподнял голову, поцеловал мальчика в это место и сказал: “Бог меня простил. Теперь можно спокойно умереть.” И улыбнулся.
“Да ты что, теперь же тебе только и жить, - сказала его жена. Другие её поддержали. “Не лотошите, - попросил дядя Коля, - дайте спокойно отойти к Нему. Мешаете, непо-нятно, что ли.”
Дядя Коля ещё раз улыбнулся. И умер.
Шервуд М.А.
