«В черной, жаркой, Африке, в центральной ее части, как-то вдруг вне графика случилося несчастье…» – пел когда-то Высоцкий про любовь жирафа с антилопой.
Да, в этой самой Африке случаются порой несчастья: и такие несчастья, и этакие. Например, там ходит немало историй о похищении женщин человекообразными обезьянами и появлении в результате этих похищений потомства. Но это сомнительные, непроверенные истории. Зато документально подтвержденных случаев изнасилования туземок обезьянами в Африке предостаточно. При этом жертвы насилия обычно погибали в могучих любовных объятиях самца обезьяна – у женщин оказывалась раздавленной грудная клетка, – и поэтому до появления потомства, как правило, они не доживали.
«А если доживут?» – задумался профессор Илья Иванов в начале прошлого века, и решил проверить. Дело в том, что этот профессор был всемирно известным специалистом в области ветеринарного размножения и заведовал опытно-исследовательской станцией в заповеднике «Аскания-Нова».
К тому времени он уже проверил на спаривание все что было в округе: на одной поляне в Аскании паслись оленебыки и сернобыки, зеброиды и еще какие-то полусказочные живые существа, названий которых не знал никто.
Это были плоды творения Ильи Ивановича, и одновременно плоды «любви» различных межвидовых животных, которые в живой природе по ряду причин предпочитают между собой не спариваться: мешает и разница в размерах, и отсутствие взаимного полового интереса, и опасность быть съеденным половым партнером, да и много еще чего.
Зато путь искусственного оплодотворения открывал перед желающими его испробовать невиданные доселе возможности. Вот вы представляете себе что будет, если спарить крысу и мышь? Профессор же Иванов не только представлял, но вывел плод их совместной «любви». «Зачем?» – спросите вы. «А интересно!» – ответил бы профессор.
Однако владелец заповедника «Аскания-Нова» барон Фальц-Фейн, хотя и тоже интересовался этим делом, но финансировать этот эксперимент не решился – в начале прошлого века было не принято сомневаться в божественном происхождении человека, а отважиться на подобные опыты означало войти в конфликт со Святейшим Синодом.
Но пришедшие затем к власти большевики были воинствующими атеистами, всеми способами боролись с религией, и идея профессора Иванов скрестить обезьяну с человеком и таким образом доказать, что человек не является делом рук Творца, показалась им заманчивой. И правительство голодной, нищей, обескровленной гражданской войной страны Советов изыскало на это мероприятие 15 тысяч тогдашних полновесных долларов, а в 1926 году советские газеты оповестили читателей об экспедиции профессора Иванова в африканские джунгли.
Иванов считал, что опыты по скрещиванию людей с обезьянами нужно вести по двум направлениям: оплодотворять самку обезьяны семенем человека, а женщину – семенем самца обезьяны. Однако в Африке африканки наотрез отказались позволять себя «любить» самцам-шимпанзе даже за валюту. Иванов посчитал, что по своему развитию, росту и прочим параметрам к обезьянам ближе всего пигмеи – и попытался выписать для этой цели более покладистых пигмеек из Габона, но их так и не прислали.
Результат был нулевой, валюта таяла на глазах, поэтому профессор в Африке ограничился только искусственным осеменением самок шимпанзе человеческой спермой. Но и тут из-за необходимости соблюдения секретности практически ничего невозможно было сделать, хотя профессор все таки описал три попытки такого осеменения. Нужно было спешить, так как истинную цель экспериментов приходилось скрывать.
Согласно записям в дневнике Ильи Иванова, если бы местные сотрудники исследовательского центра Западной Гвинеи узнали, чем он занимался на самом деле, «это могло бы привести к очень неприятным последствиям». Подозреваю, что под «неприятными последствиями» профессор имел в виду возможность опыта по спариванию местных жителей с ним самим.
В целом, африканскую «командировку» профессора Иванова можно было признать неудачной, и казалось бы Илью Ивановича должны были шлепнуть как вредителя и врага народа за бесполезную трату его, народа, денег, однако профессору разрешили продолжить работу в СССР и даже предоставили для этой цели сухумский обезьянник.
«Необходимо не только увеличить число опытов искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека, но и поставить опыты обратного скрещивания, – писал он. – Думаю, женщин, желающих подвергнуться опыту, несравненно легче найти в Европе, чем в Африке».
И Илья Иванов возвращается в СССР. С помощью туземцев в Африке с большим трудом были отловлены тринадцать шимпанзе. Но особую надежду профессор возлагал на 26-летнего половозрелого самца орангутанга по имени Тарзан (который, казалось, готов был трахать все что шевелится) и понадеялся продолжить свою работу в более приемлемой обстановке.
По прибытии в СССР профессор объявил о том, что для эксперимента требуются женщины-добровольцы, желающие выносить ребенка Тарзана, и на удивление желающих даже искать не пришлось – охваченные революционным энтузиазмом спариться с самцом обезьяны гражданки сами умоляли об этом.
Вот что, например, что писала Иванову молодая женщина из Ленинграда 16 марта 1928 г., добровольно вызвавшаяся участвовать в опытах по осеменению спермой обезьян. «Осмелюсь обратиться к Вам с предложением. Из газет я узнала, что Вы предпринимали опыты искусственного оплодотворения обезьян человеческой спермой, но опыты не удались. Эта проблема давно интересовала меня. Моя просьба: возьмите меня в качестве эксперимента <...> Умоляю Вас, не откажите мне. Я с радостью подчинюсь всем требованиям, связанным с опытом. <...> В крайнем случае, если Вы откажете, то прошу написать мне адрес какого-либо из иностранных ученых-зоологов». И в своем письме корреспондентка Иванова отдельно подчеркивала, что «живет одна» и «ничто ее не связывает».
Какие там пигмейки? Нет, не зря Иванов пришел к выводу, что женщин для экспериментов легче всего будет найти в просвещенной Европе!
Итак, проблемы в отечественном «человеческом материале» не ощущалось и женщин, желающих оплодотвориться спермой обезьяна нашлось более чем предостаточно. Дефицитны оказались сами обезьяны – в Сухумском питомнике за «новосёлами» тщательно ухаживали, однако они гибли: дизентерия, пневмония, тоска по Родине...
И ленинградской корреспондентке Иванов вынужден был 31 августа 1929 г. ответить по телеграфу: «Пал оранг. Ищем замену». Это умерла последняя надежда профессора – самец Тарзан.
Вероятно, смерть орангутанга рассматривалась Ивановым лишь как временная задержка, однако в 1930 г. в судьбе самого Иванова произошли роковые изменения – стране Советов надоело тратить валюту на человечье-обезьянье спаривание, и профессора через уголовный приговор суда отправили заведовать кафедрой физиологии размножения Зооветеринарного института в Алма-Ате. Там Иванов через пару лет и помер, так и не узнав что же получится, если скрестить «венец природы» с обезьяной.
На этом его исследования закончились и с тех пор, насколько мне известно, больше никем не возобновлялись. Только подозреваю, что если они когда-нибудь продолжатся, то в женщинах, пожелавших возлечь на алтарь любви (он же - алтарь науки) с самцом гориллы, шимпанзе или орангутанга, недостатка опять не будет.
http://oadam.livejournal.com/122619.html?style=mine&mode=reply
