Стилист

Я вижу ее через окно в небольшую щелку между рекламой и крышей маршрутки. Зачем-то отрастила волосы ниже плеч. Перекрасилась в блондинку. Сделала завивку. Но это точно Аня – карие глаза, небольшой, но набухший полными губами рот, немного слишком выпирающие скулы, чуть великоватый для тонких в основном черт лица нос, дурацкая родинка на подбородке... И сумочка ее любимая, ярко-красная, которая раньше удачно перекликалась с Аниными короткими химически-рыжими волосами. А теперь не перекликается и лично для меня выглядит почти неуместной деталью. Сумочка висит на левой руке, а на правой тоже почти висит незапоминающегося вида юноша. Он что-то оживленно вышлепывает слабо тронутыми щетиной губами Ане в ухо. Она немного недовольно морщит носик, мотает головой, но потом задумывается и кивает, чего, видимо, и добивался спутник, который тут же резко начинает двигаться в нашу сторону, нетвердо, но настойчиво дергая девушку за собой.

Маршрутка тем временем, дождавшись зеленого света, резко трогается. На лице юноши отражается досада, на Анином – легкое злорадство. Я вынимаю из левого уха наушник и кричу водителю: «Э! Тормозни! Там люди сесть хотят!» Тот долю секунды колеблется, но внутренний гонщик в нем проигрывает инстинкту добытчика. «Газель» на удивление мягко по сравнению со стартом тормозит и прижимается к бордюру.

Я оглядываюсь и между недовольными лицами пассажиров сквозь чудовищно заляпанное грязью заднее стекло вижу два спешащих силуэта. Через пару мгновений щелкает и скрипит, отъезжая, боковая дверь. Я вынимаю второй наушник и искренне широко улыбаюсь. Аня входит в машину первой, видит меня и явно теряется. Потом корчит умоляющую гримасу и быстро прикладывает палец к губам. Улыбка на моем лице несколько съеживается.

Они садятся за водителем, прямо передо мной. Юноша копается в потертом кошельке и карманах, отсчитывает железом необходимое, расплачивается и снова наводит вербальный мост между своими губами и Аниным ухом. Что-то шепчет, видимо шутит, она чуть смущенно улыбается. Всю дорогу они не могут успокоить пальцы, слегка тискаются, трутся носами и порой целуются. Ненароком дают окружающим понять, что мы наблюдаем самую зарю отношений, бесконечно далекую от пощечин, желчной ревности, хлопанья дверьми и прочих обязательных в будущем вещей. Переговариваются не то чтобы шепотом, но я снова слушаю плеер, а не их. Аня не реже раза в минуту бросает на меня короткие извиняющиеся взгляды. Я, впрочем, нисколько не обижаюсь. Все в жизни бывает, даже влюбленность.

Маршрутка доезжает переулками до конечной остановки и окатывает бордюрный камень водой из лужи. Аня и предмет ее нынешней страсти выходят на забрызганный асфальт первыми. Я пропускаю остальных пассажиров вперед, чтобы выдержать дистанцию и больше не смущать девушку. Медленно иду к метро. Путь тут один – через плохо освещенный подземный переход под железнодорожными путями. Однако влюбленные тоже продвигаются крайне неторопливо, пританцовывая, играясь и останавливаясь на поцелуи под каждой второй лампочкой. Бывшие соседи по маршрутному такси быстро их обгоняют, и в переходе остаемся мы втроем. Я вздыхаю и ускоряю шаг, чтобы миновать, наконец, неожиданно блондинистое, кудрявое и несвободное наваждение.

Когда я приближаюсь к парочке, Аня просит юношу закрыть глаза, надевает ему на голову капюшон, раскручивает парня на месте, оборачивается ко мне, смотрит прямо в глаза и подносит к уху имитирующий телефонную трубку кулачок с оттопыренными большим пальцем и мизинцем. Я прохожу мимо в метре, она беззвучно, но абсолютно недвусмысленно артикулирует: «По-зво-ни мне». Одно из основных Аниных достоинств (помимо удивительно тонкой, но округлой в любимых мужских местах фигуры, искренней любви к позе членистоногого и непримиримой ненависти к кунилингусу) – никогда не меняющий номер телефона.

От момента, когда Аня с неохотой продиктовала мне – пьяному в сракотан шапочному знакомому, решившему вдруг в пьяных соплях невысказанного восхищения упругой задницей попробовать перейти к более тесному общению, – тот самый номер, до звонка по нему прошло примерно полтора года, не более пары десятков немногословных встреч в общей компании, полудюжины sms и семи-восьми электронных писем. Причем все перечисленное никак не подразумевало какого-либо развития взаимоотношений. Шапочные знакомые обмениваются парой фраз на пьянке, пьяный холостяк «случайно» отправляет симпатичной ему барышне фривольное текстовое сообщение, приглашенные на день рождения обсуждают подарок имениннику с помощью современных средств связи.

Но однажды я (опять же – выпивши) расхрабрился на звонок. А она, что удивительно, на тупой вопрос: «Что делаешь?» - ответила просто: «Ладно. Диктуй адрес». Я продиктовал. Он несложный тогда был, в районе ТТК, 200 рублей, если не с окраины. Вообще, ей просто было скучно. А я безопасный, это все знают. И пил тогда очень много. Если мое воображение, пока она ехала, рисовало дичайшую порнографию, то ее – как я напьюсь, немного уменьшив скуку вечера разговором под тихую музыку или фильм, и засну на диване, оставив ее допивать вермут в ожидании такси.

Так, в общем, и получилось. Однако, кажется, до отключения мне удалось вести себя достаточно мило и ненавязчиво, или же у нее не оказалось наличных на оплату услуг наемного водителя. Я вырубился лицом в диван, но она не ушла, а аккуратно расстелила кровать, убрала посуду с журнального столика, погасила свет, нашла какую-то мою футболку на роль ночнушки, легла спать и даже совершенно не возражала, когда я в абстинентном просветлении очнулся перед рассветом, скинул одежду, заполз к ней под одеяло и прижался сзади. Не возражала она и в тот момент, когда спустя несколько часов, почти окончательно проснувшись и обнаружив перед собой женскую жопу, я счел это добрым знаком и руководством к действию. Аня сама стянула трусы, потом левой рукой задала верное направления применению моей энергии, а правой притянула мою голову к своей шее.

Она не покидала мою квартиру еще полторы недели, пока я ходил на работу, в магазин и бухать с пацанами, но потом все-таки устала маяться в моих майках, уехала, и больше у нас как-то не складывалось.

Конечно, я ей позвонил. Два дня терпел, выдерживая приличествующую паузу, а потом позвонил.

Аня снова выступает предельно конкретно:
- Я могу в среду после семи. Пришли на мейл адрес.
- Ок. Сначала кофе попьем или поедим где-нибудь?
- Да ну. Сразу к тебе. В холодильнике что-нибудь сохрани только.
- Ммм, ко мне не выйдет, я сейчас напополам снимаю с коллегой. У нас джентльменское соглашение – гостей не водить. Ты не против гостиницы?
- Не против. Только не в жопе где-нибудь. И не клоповник.
- Ок. Жди письма… А вообще как дела?
- Некогда сейчас. Пиши. Пока.

Зеркальная панель в лифте, плотоядно смазывая изображение чужими отпечатками пальцев, демонстрирует, как Аня откидывает в сторону все ту же сумочку, быстро присаживается на корточки и расстегивает мне ширинку. К сожалению, вне софт-порно лифты ходят довольно быстро, и более ничего особенно интересного отразиться в захватанном зеркале не успевает. К счастью, вне ситкомов при открытии дверей за ними необязательно оказываются работники отеля и благообразные старушки с собачками.

До номера в самом торце бесконечного ковродорожного коридора мы бежим, держась за руки. Хвала электронным замкам – с карточками никогда не выходит нелепой суетной возбужденной возни, как с ключами. Заскакиваем внутрь, и тут же хлопает дверь, на которую Аня толкнула меня, становясь на колени для продолжения начатого в лифте. Минуту, стараясь не прерывать эротической составляющей происходящего, мы судорожно освобождаемся от одежды. Довольно успешно. Почти все шмотье остается на пороге, только мои трусы – на кресле, а Анины чулки – на Ане…

- Как думаешь, здесь можно курить?
- Не знаю. На ресепшене надо было спросить. Но вон пепельница на столике – можно, наверное.
- Принесешь ее сюда?
Я недовольно покряхтываю, но сползаю с кровати, делаю пару шагов за пепельницей, иду к двери за своими сигаретами, зажигалкой и Аниной сумочкой. Возвращаюсь и шумно обрушиваюсь обратно на мятое покрывало.
- Сумочку мою зачем припер?
- Ну, сигареты. А шарить в чужих вещах мне воспитание не позволяет.
- А у меня нету. Свои давай. Легкие?
- Легкие.

Я прикуриваю две и отдаю одну Ане. Она глубоко затягивается и с кайфом выдыхает:
- Я вообще бросила. Но после секса та-а-ак тянет… А Паша не дает.
- Почему?
- Хз. Идейный противник. Пассивное курение, права некурящих, «целоваться как с пепельницей» и прочая хуйня.
- Дебил.
- Не дебил. Не надо этого, правда.
- Окей. Не дебил, я понял.

Мы молчим. Я докуриваю и зажигаю следующую.
- А как он вообще-е-е-е? - щипаю Аню за ягодицу.
Она хихикает и с притворным недовольством бьет меня по руке:
- Общим фоном-то получше тебя будет. Не пьет потому что. Но и без прорывов. И твое 4 марта не перебил, не беспокойся. Да никто почти не перебил…
- Почти?!
- Ну, ты сразу не на первом месте был, а на третьем. Так с тех пор и времени прошло…
- Хочу вернуть свое третье!!! – я прыгаю на Аню, разметав пепельницу, искры и бычки по покрывалу.

…Мы снова курим. Где-то в середине сигареты Аня садится, подтягивает сбившиеся чулки, стряхивает пепел прямо на ковер и оглядывается.
- Ты куда это?
- Пора. Паша ждет. К 10 надо вернуться, а то заподозрит.
- Ну блин. Я на всю ночь номер взял.
- Можешь еще кого-нибудь позвать, я не против, - улыбается.

Сходив в коридор за своей одеждой, бросает все на кресло и начинает одеваться. Я тоже поднимаюсь, подхожу, обнимаю ее сзади.
- На полчасика задержись.
- Ну не-е-е-ет.
- А в душ?
- Бля. Да. В душ-то надо. Только я одна. Я не люблю в ванной, ты же знаешь.
- Там душевая кабина!
- Да без разницы!
- Черт с тобой, иди.

Из ванной она выходит полностью одетой, хотя я даже не заметил, что она брала одежду с собой. Подходит ко мне, отвешивает тягучий влажный поцелуй и шагает вон из номера.
- Третье? – кричу я вдогонку.
- Ну не-е-е-е. Было хорошо. Но если снять эффект, скажем так, неожиданности, и эффект под названием «бывший любовник пару лет спустя случайно», то не-е-е-е.
- Бля-а-а-а.
- Ну извини. Ты сам всегда просил честно.
- Сейчас могла бы и соврать.
- Могла бы. Но не хочу. Звони. Попробуешь еще, – хлопает дверью.

Я иду поссать и умыться. Нахожу ее аккуратно оставленную на зеркале помаду. Улыбаюсь, иду в кровать и пишу смс: «Скоро позвоню». Получаю ответное : «Буду рада :))))))», - включаю телевизор, нахожу музыкальный канал и ковыряю пальцем прожженную нами дырку в одеяле.

* * *

Они заходят в сауну под ручку, сталкиваясь плечами, немного притормаживая в узкой двери и несколько натужно смеясь по этому поводу. У нее вроде бы все то же каре. Может, на пару сантиметров длиннее, чем она позволяла себе отращивать волосы раньше. Сменила цвет с вороного на темно-каштановый, что, пожалуй, идет ей гораздо больше. Все остальное то же – длинная шея, большие серые глаза, тонкий нос с маленькой горбинкой, микроскопический шрамик на розовой скуле и морщинки, расходящиеся от уголков рта (хотя эти стали, пожалуй, немного, совсем немного глубже). «Подручечный» с ней молоденький, коротко стриженый, спортивного вида – но не качок, а скорее что-то интеллигентно-легкоатлетическое. Он вертит башкой на тонкой шее, торчащей из спортивной куртки, оценивает обстановку, потом отпускает Настю и начинает всем подряд совать руку:
- Сергей… Сергей… Сергей… Ага. Взаимно. Сергей… Сергей…

Доходит и до меня.
- Сергей.
- Окей.
- ?
- А. Извините, задумался.
Я комкаю свое имя во рту и произношу его неразборчиво, будто уже пьян – почему-то не хочу представляться. Сергей смотрит на меня с удивлением, просит повторить, я повторяю также мято, он все еще удивлен, но больше не переспрашивает и отходит обратно к Насте.

Настя предпочитает сначала раздеться и только потом разворачивать ритуал приветствия. Она медленно выпутывается из пальто, разматывает шарф, расстегивает пиджак и блузку, скидывает туфли, стягивает брюки и гольфы, заматывается в простыню и серией неторопливых, но ловких движений выпускает из-под белого полотна нижнее белье. Юноша при ней давно уже по-армейски резво сбросил и сложил на скамейку всю одежду, явил окружающим впечатляющих размеров член, пристроил полотенце на бедра и ждет Настю вместе со всеми, переминаясь с ноги на ногу. Она, закончив, идет через ряд старых знакомых, целуясь в щечки и отщелкивая: «Привет-привет». Подходит ко мне, чуть распахивает глаза, будто заинтригована, быстро чмокает и идет дальше. Мне кажется, что несмотря на мимолетность прикосновения к моей коже ее сухих губ, между ними успел остро ударить мокрый язычок. Я провожу тыльной стороной ладони по щеке, и, похоже, мне вовсе не кажется. Я растираю влагу по щетине и прохожу за всеми из раздевалки в основной зал.

Там долбит музыка и трещат бесконечные разговоры, частью уже хмельные, частью пока еще трезвые. Кто-то приплясывает в центре комнаты, но большинство разбилось на компании и бухтит под спиртное за стойкой и столами. Я аккуратно прибиваюсь к той же группе отдыхающих, к которой чуть ранее подошла Настя со спутником, но стараюсь держаться от них на расстоянии сального или гневного взгляда. Я как-то участвую в беседе, хотя в итоге вряд ли мы обмениваемся с Настей более чем парой фраз раз в полчаса.

Пьянка течет своим чередом, все опрокидывают стопки и переливают в бокалы пиво. Периодические отлучки в парную усугубляют общий опьяняющий фон. В конце концов, Настин кавалер, и вправду оказавшийся каким-то полупрофессиональным бегуном, со спортивной непривычки переборщив, сползает на какую-то скамью, засыпает и тревожно сопит, изредка порыгивая. Настя сидит у него в ногах, которыми он иногда дергает, в ответ на что девушка легонько стучит его кулачком по икрам. Я залезаю на стоящий рядом высокий стул, сгибаюсь вдвое и дежурно комплиментирую про то, что она совсем не изменилась и отлично выглядит. Настя щиплет меня за складку на животе:
- Ты вот зато, я смотрю, хорошо питаться стал.
- Ну да, потолстел. Что, совсем плохо?

Вместо ответа она цепляет меня за шею, заставляет согнуться вдвое и коротко впивается мне в губы. Отпускает, легонько отталкивает и оглядывается. Резкого маневра никто не заметил. Настя на секунду задумывается, шлепает своего спутника по лодыжке, а когда тот не реагирует, резко встает, приближает губы к моему уху и шепчет:
- За лифтом есть дверь на лестницу. Досчитай до ста только сначала. Медленно.
Дошептав, она медленно уплывает в раздевалку, и мне кажется, что я различаю через музыку и чужие разговоры хлопок входной двери.

Гипотетически предполагается, что мы познакомились и даже беседовали в интернете на форуме, посвященном малоприличному обсуждению межгендерных неурядиц. Я тогда откровенно скучал на низкооплачиваемой работе с плохим, очень медленным интернетом. Настя ежедневно не знала чем себя занять после института. «Общение» строилось в основном на том, что она комментировала смайликами или простейшими похвалами мои претендовавшие на остроумие комментарии. Я иногда отвечал, если придумывал, что сказать в ответ на «молодца» с правыми скобками. И снова получал оскобленное «хи-хи». Так продолжалось довольно долго, пока кто-то из других постоянных посетителей форума не предложил бесплатные проходки на субботние вечеринки в каком-то среднего пошиба клубе с танцами. Все это выросло в серию «встреч постоянных участников дискуссий», а потом и в более тесную дружбу. Поначалу мероприятия отдавали в основном черной скукой натужного разговора между малознакомыми людьми. Ну, по крайней мере, те три – из первых – на которые приходила Настя. А «в основном» - это потому что…

В первый раз Настя обронила, присаживаясь за узкий стол ровно напротив меня:
- А ты симпатичный, оказывается.
- Фотография же есть в профиле.
- Ну есть, - отмахнулась. – У меня вон там Гвинет Пелтроу. Я, кстати, сильно хуже?
- Нет.
- Ну и отлично.
После ее трех коктейлей и общей запинавшейся беседы в таком же духе, я вдруг почувствовал на ширинке женскую ногу. Осторожно ощупав ладонью ступню, лодыжку, икру и коленку (дальше не дотягивался), выяснил по направлению конечности, что все это было Настино, а не сидевших рядом с ней прыщавой Веры1985 и Сани-монстра.

Нога исследовала мои джинсы и эрекцию под ними еще четыре Настиных коктейля, то есть, часа полтора, пока все не начали расходиться. Хозяйка ступни без обиняков попросила проводить ее до дома, а то пьяная уже, ночь, таксисты-козлы... Я согласился. На заднем сидении мы, конечно, целовались. Сначала скромно, но довольно быстро наши руки оказались в трусах друг у друга. Водитель, во избежание намечавшейся уже было химчистки салона, поторопился доставить нас в Строгино. Сославшись на то, что кто-то там – я не вникал – дома, Настя практически за хуй потащила меня на лестницу. Однако долбаные собачники, решившие в следующие 10 минут по очереди отправиться на прогулки со своими четырьмя питомцами, не дали нам ни разойтись, ни закончить. Мы попрощались гландопроникающим пьяным поцелуем и разошлись.

Вторая встреча существенно отличалась только тем, что Настя не поволокла меня ее провожать, а подловила выходящим из туалета и втолкнула обратно с такой силой, что я чуть ли не разбил жопой унитаз. Тогда нам помешал какой-то пьяный засранец, возжелавший воспользоваться именно нашей кабинкой. Причем когда Настя все-таки потеряла окончательно ритм, слезла с меня, и мы вышли, поносный страдалец уже счастливо пердел где-то за соседней дверью, по которой я, конечно, тут же со всей дури долбанул тяжелым ботинком.

В третий раз Настя была не одна, а на «свидании» с каким-то совершенно не оставшимся у меня в памяти молодым человеком. Так что с ногой на ширинке немного не получилось. Я уже было собирался свалить бухать куда-нибудь еще, даже попрощался со всеми и протирался через танцпол к выходу, когда взявшаяся из ниоткуда Настя повисла у меня на шее и, облизывая мне ухо, сказала туда:
- Поехали ко мне прямо сейчас.
- Эээээ, а этот?
- Да хуй с ним.
- Поехали.

В Строгино мы рухнули на диван, кое-как разделись и сумели наконец довести давно начавшееся до пачкающей женский живот победы. Но только я собрался спросить про помещение для курения, как в комнате появился озлобленного вида молодой человек.
- Блллллллядттттттттттттттттть… Блллллядттттттттттттттттттттть… Бллллллядттттттттттттттть, - шипел он сквозь зубы и страшно вращал красными глазами.
Потом вдруг взвыл, как-то неловко развернулся вокруг своей оси и выбежал из комнаты.
- Валим! – сказала Настя, прерывая напавший на нас было ступор, вскочила и буквально за пару секунд впрыгнула в джинсы и майку.
Я последовал ее примеру, и мы выбежали из квартиры.

- Кто это? – поинтересовался я чуть позже на скамейке, где мы пили пиво, а я разглядывал ее грудь (она не успела надеть лифчик).
- А. Так. Мужик мой.
- Хуя себе! Ты знала, что он дома?
- Ну вроде да. Но потом как-то забыла.
- А тот, в клубе?
- Просто скучно было. Я думала, тебя не будет… Извини за все это, - она пьяно хихикнула.
- Грудь покажи – извиню.
Настя задрала майку.

Под утро я проводил ее до подъезда. Ехать куда-то еще она отказалась.
- А как с ним?
- Да пусть валит. Надоел.
- Окей.
- Ладно. Увидимся еще, - сказала Настя, входя в подъезд.
И пропала на несколько лет…

«Сто!», - подумал я, встал и пошел.

Наши перемещения не интересует вокруг вообще никого. Все пьют, пляшут и занимаются другими своими, не касающимися нас делами. Я двигаюсь в раздевалку, вдеваю босые ноги в чьи-то брошенные шлепанцы и тихонько выхожу на лестничную клетку, аккуратно притворяя за собой дверь так, чтоб она не захлопнулась, и не надо было потом терзать звонок для возвращения грешников в стоградусный эдем частной сауны на территории бывшего НИИ.

Настя стоит на верхней площадке запасной лестницы, сразу за дверью, облокотившись спиной на стену и согнув одну ногу в колене. Левой рукой она курит, правой держит зажигалку и пачку «Вога». Я хватаюсь за простыню в районе ее груди и резко срываю. Настя выбрасывает курительный хлам в стороны и сдергивает с меня полотенце. Мы жарко целуемся, жестко тиская друг друга. Я засовываю ладонь ей между ног. Там лава. Я замечаю, что Настя босиком, скидываю шлепанцы, отрываюсь и говорю надеть их. Она одновременно надевает шлепанцы и облокачивается на перила. Я хватаю ее за волосы. Мы довольно быстро наращиваем темп, шлепанцы едут по полу, и Настя неловко скидывает их куда-то вниз.

Мы сидим у стены на скомканных тряпках, сорванных четыре минуты назад, курим ее «Вог» и слизываем пот друг у друга с подбородков.
- Так вот оно как, - выдыхает она очередную затяжку, немного отстраняясь.
- Что как?
- Трахаться с тобой. Что-что…
- Ээээ, так мы же вроде уже это делали трижды…
- Ой, я тогда такая пьяная все время была. Толком ничего не помню. До этого момента, например, считала, что дважды. А подробностей и тех двух раз не помню. Точно трижды?
- Ну да. На лестнице у тебя в подъезде. В сортире в клубе. И у тебя дома, когда еще мужик твой неожиданно зашел.
- Вот лестницу в упор не помню.
- Ох.

Она встает. Поднимает свою простыню, выбирает выглядящий чистым кусок ткани и начинает вытирать ноги и задницу от моих экулятивных следов.
- Ну и как?
- Чего как?
- Трахаться со мной?
- А, - она хихикает. – Ничего так. Но надо бы только в более подходящих условиях еще раз попробовать.
- Приезжай в гости. А то ты опять вон с мужиком живешь, видимо… Да еще с таким хуем.
- Жив… С чем?
- Да хуй у него огромный! С чем-с чем…
- Ахахахахаха. Не парься. Он, когда встанет, такой же. Почти не увеличивается. То же самое, только твердый. Не сильно больше твоего в итоге.
- Но все-таки больше!..
- Ахахахаха. Ладно, увидимся, давай выпьем, что ли, еще, - говорит Настя, уходя обратно в сауну.
Через секунду захлопывается входная дверь, обещая мне не очень-то нужное общение со звонком через пару минут.

* * *

По пути в незнакомый мне кафетерий для взрослых я разглядываю ее фотографию, присланную мне в mms вместе с приглашением. Лиза выпрямила свои изрядно вьющиеся от природы медные волосы, и это не сделало ее ни краше, ни хуже – просто немножко другой. Но все равно очень знакомой – веснушками, парой мелких оспин, темными хитрыми глазами, аккуратным носом и острым подбородком. Кроме волос, кажется, изменилась грудь – стала больше – но из-за кадрирования снимка (по пояс, руки обрезаны) понять на самом деле сложно. Может, она в целом немножко поправилась. Впрочем, это ей наверняка идет, если и так.

А это так. Когда я захожу в странный паб «на районе», в котором празднуется день рождения Лизиной подруги, там уже бурлит пьяный праздник. Люди гроздьями осаждают бармена, очередь в оба туалета, происходит «уважительный» диалог рядом с настольным футболом, в отдельном, снятом под праздник зале столы отодвинуты в один угол, а остальное пространство отдано алкогольным акробатическим танцевальным этюдам. Лиза весело скачет в самом центре, задорно потрясая и правда округлившимися формами, упакованными в обтягивающее платье.

Я кидаю куда-то на диван ветровку и сумку, переворачиваю головками вверх куцый букет роз и нахожу взглядом именинницу. Перебрав в голове все возможные диалоги, прихожу к выводу, что в любом случае, получится херово, делаю вдох и иду. Выходит и вправду херово. Девушка видела меня всего пару раз несколько лет назад вместе с Лизой – если и помнит, то явно не понимает, что я тут делаю. Скандала, впрочем, не происходит. Неловкий обмен приветствиями, кончается песня, и именинница с явным облегчением кричит:
- Ли-и-и-и-из!

Лиза оборачивается, обменивается с крикуньей недоумением в глазах, видит меня, радостно вскидывает руки, подбегает и вешается мне на шею, выбивая нам обоим из легких воздух объемным декольте. Я ожидаю языкового обмена бактериями, но вместо этого получаю несколько нервный шепот:
- Бли-и-и-ин, не целуй, не целуй, не целуй. Ну в щеку только. Не в губы. Я не одна.
- Оу, - исполняю щечный чмок.
- Должна была быть одна, но он… - кивает головой куда-то в сторону. – Он вдруг решил меня подвезти, а потом остался.
«Он» по кивку головы – серьезный крепкий взрослый и, что хуже всего, трезвый мужчина, смотрящий на нас с очевидным неодобрением и потирающий ладонью красную бычью шею.
- Твою ж мать! Хорошо, что предупредила. Я не Рэмбо – с таким из-за одного поцелуя разбираться.
- Не за что.

Нам явно пора разлепиться, приветственные объятья затянулись уже по любым нормам приличия. Но тут начинает играть что-то медленное. Лиза совсем чуть-чуть отстраняется, и мы начинаем переступать с ноги на ногу, покачиваясь в такт с англоязычным мелодичным нытьем. Мы молчим, и мне кажется, что ее волосы искрят, а эротическое напряжение между нами можно пощупать рукой. Я судорожно сглатываю. Песня переваливает за половину, Лиза наконец не выдерживает:
- Бли-и-и-ин. Я очень соскучилась. Зачем он…
- Да ладно, ничего.
- Чего, чего.
- Ну хорошо, «чего». Сейчас все равно поздно жалеть. Хотя жалко, конечно. Ну да…

Песня кончается, Лиза убегает к своему «ону», а я заказываю пробегающей мимо официантке сразу 200 вискаря и пробираюсь в угол за самый дальний из содвинутых под танцы столов. Пару часов я планомерно напиваюсь в одиночестве, периодически дозаказывая и подстукивая в ритм звучащей музыке по бокалу. Пару раз Лиза пробирается ко мне перекинуться словом-другим, но большую часть времени я просто смотрю, как она танцует в толпе остальных гостей. Когда во время очередной пляски ее, кажется, слишком сильно заносит, я краем глаза отмечаю, что обладатель бычьей шеи смотрит на часы и решительно поднимется. Подходит к Лизе, коротко что-то говорит и двигается к выходу. Она вздыхает, кивает и идет за ним.

Делать тут больше совершенно нечего, я залпом допиваю 50 грамм последнего стакана, достаю из кармана и кидаю на стол деньги, встаю. Лиза снова появляется в зале, хватает откуда-то сумочку, подбегает ко мне, толкает меня обратно на стул, дергает скатерть, чтоб та закрыла мне ширинку и запускает под образовавшийся вигвам руку. Раздается в-вжик молнии – слава чему-нибудь, что я надел сегодня штаны не на болтах. Секунд двадцать Лиза молчит, и только ее длинные ногти передают мне понятные невербальные сигналы.
- Адрес помнишь?
- Да, примерно. До подъезда. Код и квартиру не помню.
- Через час. Позвони снизу.

Предполагается, что с Лизой у нас был «роман», как бы пошло не выглядело это слово на письме. Все довольно традиционно и в рамках современных обычаев брачных и предслучечных ритуалов. Знакомство на тусовке у каких-то общих знакомых. Разговоры всю ночь. «Провожать» под утро пешком через пол-Москвы. Свидания в кафе, ресторанах, кинозалах и прочих увеселительных заведениях. Свидания на свежем воздухе. Поездки загород. Знакомство с друзьями друг друга. Первый секс. Второй, третий и четвертый. Три года, если не ошибаюсь.

Единственное, что было не «в формате», так это то, что между нашими одно-двухдневными встречами проходило по три-четыре месяца. При том, что жили мы в соседних районах. Кто его знает, почему так получалось?.. Естественно, в этих длинных промежутках постоянно возникали какие-то герлфренды и бойфренды, «отношения», съемы квартир, общие телевизоры, ревнивые эсэмэски, скандалы и примирения, разбитые чашки и склеенные кофейники, шмотки с балкона и замены замков, «нам надо поговорить» и «давай начнем все заново». В общем, обычные какие-то половые жизни молодых городских жителей.

Потом во время случайной, полуслучайной или даже оговоренной встречи снова накрывало волной. И затем кто-нибудь из нас обязательно незаметно уходил под утро, повинуясь неясному, но почему-то обязательному к исполнению порыву.

В последний раз мы виделись почему-то в каком-то пафосном и чинном ресторане. Наши джинсы и худи смотрелись там странно, но то ли знакомый менеджер зала, то ли еще что-то. Мы сидели за небольшим столиком в углу, ели пасту, которая, если б не день моей зарплаты, была нам не по карману, и перешучивались на предмет собственной неуместности в такой обстановке. Я сидел спиной к окошку и видел весь зал, Лиза постоянно оборачивалась, что довольно быстро ей надоело и, покончив с пищей, она вместе со своим бокалом переместилась ко мне. Мы сидели плечо к плечу и только что не тыкали пальцем в казавшихся нам комичными «серьезных» посетителей. Видимо, чтобы точно удержаться от неприличной жестикуляции Лиза сунула руки под скатерть, а потом и в мои штаны. Мне довольно быстро стало не смешно, однако она не останавливалась в обоих смыслах.

Когда я вытер лицо от пота салфеткой, охранник принес нам счет, вежливо попросив рассчитаться побыстрей и покинуть их заведение. Мы залились краской и выполнили требование. Лизе все равно уже пора было куда-то бежать, она поймала такси и послала мне воздушный поцелуй через стекло. Единственный поцелуй на следующие несколько лет, так отчего-то вышло.

Я не стал долго жать.

Буквально через пять минут я встаю, беру свои шмотки и, кивнув имениннице ради вежливости, выхожу из заведения, минуя желудочные звуки из плохо закрытого туалета и назревающую драку у стойки. На улице поздняя весна, я не застегиваю ветровку, подхожу к обочине и вытягиваю руку. Район не самый «проезжий» но буквально через пару минут что-то из гордостей российского автопрома уже везет меня в Беляево. Играет какое-то чудовищное радио, я курю и пытаюсь игнорировать настойчивые попытки водителя поговорить о его бабах.

Решаю не заезжать во двор и прошу остановить у ларька. Расплачиваюсь, покупаю в киоске бутылку минералки и сигарет, захожу во двор и вижу, что мой вольнонаемный пилот ржавленого болида ловко догнал Лизиного быка – те выходят перед подъездом из дорогой иномарки. Я стараюсь не высовываться из тени и аккуратно прохожу к скамейке на детской площадке. Сижу в отдалении, боком, закуриваю и наблюдаю, как они входят в подъезд, как загорается свет в Лизиной квартире. Красношеий на удивление быстро выходит обратно, тормозит на секунду у подъездной двери, потом решительно идет в мою сторону. Я почти успеваю залиться холодным потом, но бык тормозит у оградки, расстегивает штаны и ссыт на газон, покряхтывая.

Когда он уезжает, я перехожу к подъезду и сажусь прямо напротив него на бордюр. Смотрю на мобильный и готовлюсь ждать полчаса, чтобы позвонить. Ждать не надо. Не проходит минуты – Лиза выскакивает из подъезда и бежит ко мне. Я успеваю подняться и схватить ее – кажется, она разогналась так, что сама не смогла бы остановиться.
- Я в окно тебя увиде… - окончание ее фразы тонет где-то у меня во рту.

Путь к кровати у желающих приступить немедленно всегда бесконечно долог – найти «кнопку» от домофона, войти в подъезд, вызвать лифт, нажать этаж, найти ключи, открыть, скинуть обувь… Все падая и тискаясь, неловко кружась и сшибая углы… Когда я тяну вниз Лизины колготки вместе с трусами, она смущается:
- Там… Я давно не бр… Ну… Ему не нравится… прости…
- Меня устраивает. Только давай сейчас вот без «него».
- Хорошо…

Я смотрю с ее балкона на темный двор. Лиза сидит рядом на стуле – нога на ногу, руки скрещены на груди, как будто стесняется наготы, чего раньше за ней не водилось – тыкается головой мне в живот и иногда в него фыркает. Я глажу ее по волосам, она поднимает голову и смотрит прямо в глаза. Улыбаюсь и нагибаюсь поцеловать ее. Поцелуй затягивается, я заставляю ее подняться, прижимаю к себе и, наконец, отрываюсь. Она тут же будто прячется мне подмышку, потом выныривает оттуда:
- Я пойду накину что-нибудь…
- Не надо. Тепло же. Ходи так. Мне нравится смотреть.
- Я совсем жирная стала…
- Дура. Все отлично. Вот волосы ты зря выпрямила, - я снова глубоко целую ее и мы, запинаясь, перемещаемся обратно в квартиру, не отрывая губ.

- Он меня замуж позвал, - говорит она ни с того, ни с сего куда-то в матрас, когда мы пытаемся отдышаться, я обнимаю ее сзади и глажу по бедру.
- А ты?
- Не знаю, нет, наверное. Не люблю я его, - Лиза широко зевает и устраивается поудобнее.
- Ну это не препятствие. Ты и меня вряд ли любишь.
- А ты не звал. И тебя, кстати, люблю... Но тоже не для замужества… Уже. Или всегда… Но люблю, так как-то, ну… да ты знаешь. Хватит на комплименты нарываться.
- Хватит, ладно, - я кусаю ее за шею и отваливаюсь на спину.

Некоторое время я просто смотрю в потолок.
- Лиз…
Сопение.
- Ли-и-и-из…
Тишина.
Я поворачиваюсь к ней обратно, заглядываю через плечо. Лиза спит. Я тихонько высвобождаю руку из-под ее головы, и она недовольно бормочет во сне. Сползаю с кровати, разыскиваю и надеваю разбросанную одежду, обуваюсь и уже почти выхожу.

Потом прямо в обуви возвращаюсь в спальню. Присаживаюсь на корточки у кровати, аккуратно отвожу с Лизиного лица волосы и целую ее в нос. Она снова что-то бурчит, не просыпаясь. Глажу ее по голове, шепчу, что она очень красивая. Поднимаюсь с треском коленей и теперь все-таки ухожу. Подъезд выпускает меня на улицу. Там ночь.

http://susel-times.livejournal.com/397980.html?style=mine#cutid1