Вечер… И схлынул поток заявителей, строчащих заявления-слёзницы, что тати – поголовно гады, подонки и сволочи – спиздили у них различные предметы быта, деньги и прочие материальные блага цивилизации.
Рабочий день давно уже закончен, но опера не уходят. Как там пиздодельный «Любэ» в лице никогда не носившего погон Коляна Расторгуева бодренько так поёт: «Но рановато расставаться операм…» Сука… «Прорвёмся! – ответят опера-а-а-а!» Не, точно сука! Да хуй там на воротник, «прорвёмся». Скорее, «загнёмся»… По двенадцать часов, да без выходных, когда дети уже просят фотокарточки, чтобы знать, что у них ещё папы есть…
А если и направишься в лоно семьи, непременно отловит начальник, и станет задавать крайне неприятные вопросы: «А у тебя как с раскрываемостью?» да «Неужели и по делам всё в порядке?». Вся загогулина в том, что у сыщика, у нормального сыскаря, никогда по делам не может быть ВСЁ в порядке! И знают это всевозможные проверялкины, как мухи на…, ну, в общем, как мухи слетающиеся на территориальные отделы.
Сегодня день спокойный, слава КПСС! Никого (тьфу-тьфу!) не ограбили, не убили, не надругались. Можно чуток и расслабиться. Тем более, что погода шепчет – с тёмного беззвёздного неба моросит противный осенний дождь, и ветер срывает жёлтые мокрые листья с чахлых лип под окнами, и бросает их в окно кабинета.
На журфикс в резиденцию Серёги Адамяна были приглашены Володя Ерёмин, Мишка Савинов и Серёга Даниленко. Изысканно накрытый прессой-«малолитражкой» «Петровка, 38» стол ломился от яств – две бутылки водки ёмкостью ноль-семь, полбуханки чёрного хлеба, и пара солёных огурцов, от щедрот рыночной продавщицы.
Собственно, одна стеклотара уже почила в бозе, и имела местопребывание под столом, а между первой и второй - почему бы и не попиздить. Поскольку «горючее» ещё не кончилось, тематика беседы до нюансов работы не дошла, а застряла на второй фазе, а именно «о бабах».
Речь держал женолюб и пиздострадалец Адамян, обстоятельно описывавший, как он «нашампурил гражданку». И вот, когда романтичное повествование дошло до слов «нас разделял только презерватив», дверь открылась, и на пороге появилось тело. Тело принадлежало внештатному сотруднику Боре, гордо носившему погоняло «Ебарис». Боря был внештатником шефа – ввиду двух обстоятельств:
1. Боря бредил романтикой уголовного розыска;
2. Боря являлся, по «счастливому» стечению обстоятельств, сыном любовницы шефа.
Обе этих причины делали его персоной нон грата среди оперсостава, поскольку он, насмотревшись «Ментов» по НТВ решил, что вся жизнь оперов проходит в засадах, погонях и перестрелках, и все попытки разубедить его кончались прахом – Ебарис постоянно канючил, чтобы его взяли «на операцию». Чтобы не послать его на хуй, как водится, была вторая причина – чистота светлого неба над головой сыщиков напрямую зависела от половой жизни дражайшего шефа, поскольку, как известно, сексуальный голод не способствует хорошему настроению. Ибо недоебит руководства чувствительно отражался на оперсоставе, и в такие суровые жизненные моменты мрачный начальник с высокой трибуны грозил сыщикам анальными карами, если они существенно не улучшат процент раскрываемости.
Начальник розыска попробовал воздействовать на шефа, но получил исчерпывающий и категоричный ответ: «Тычёблянахуй, а ну, быстробляработать!», взял под воображаемый козырёк и ответил, что «такточноблябудембляработатьнах!»
Словом, случилось непоправимое.
- Сидите? – заинтересованно спросил Ебарис вместо приветствия. – А на задержание когда?
- Будет, будет тебе задержание! И кофе, и какава с чаем! – пообещал Миха, и протянул ему щедро налитый стакан – Ну-ка, милок, давай, оперскую дозу!
Боря обалдело хлобыстнул стакан и захрустел огурцом, на пятьдесят процентов уменьшив объём закуски. У него перехватило в горле, потом алкоголь нужным образом распорядился в его неокрепшем организме, и Боря ушёл в астрал…
* * *
- Собирайся, срочно на выезд, будем террориста, захватившего заложников, брать! – Миха решительно потряс за плечо Борю.
- А как же СОБР? – пролепетал Ебарис.
- Все на задержании особо опасного зоофила, тьфу ты, ёбтыть, педофила! Каждый штык на счету! – рявкнул Миха. – Вот, держи! – он протянул ему пистолет Макарова. – Засунь за пояс! А это напяль на себя! – он сунул в руки опешившему Боре пиздецки тяжёлый титановый бронежилет. – Подстрелят, а потом отвечай за тебя! Всё, хлопцы, по коням!
* * *
- Выходи, Чучмхоев, мы знаем, что ты здесь! – голос Мишки, спрятавшегося за деревом напротив какой-то развалюхи, был строг.
- Кито это тут гавкает? – раздался голос сильным кавказским акцентом.
- С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает капитан Жег… майор Савинов! – рявкнул Мишка. – Выходи, руки в гору!
- Я ваща мама ебаль, я ваща бабущка ебаль, я ваша тётя… - террорист начал перечисление родни оперов, с кем, по его мнению, он мог находиться в половой, причём извращённой связи.
Со стороны Володьки вырвался сноп пламени из автоматного дула.
- У меня заложныки, билять! Я им голова рэзать буду, билять! Аллах Акбар! – заорал террорист и дал ответную очередь.
По счастливой случайности никого не задело.
Борис лежал бледный, и от него плохо пахло. Он не мог понять, почему пистолет не стреляет. Террорист дал ещё одну очередь из окна:
- Я прэдупрэждал!
Из тёмного проёма вылетела окровавленная голова заложника… - Ложись, билять!
Вслед за головой из окна вылетел какой-то предмет и рванул. Повалил дым.
- Аааааааа! Зацепило, блядь! – застонал и затих Вован.
Миха подполз к Ебарису. Тот признаков жизни не подавал, и пах всё хуже.
Он прислушался – боец находился в глубоком обмороке.
- Вениаминыч, кончай шоу! Клиент дозрел, и, кажется, обосрался! – махнул рукой Миха.
«Террорист» Адамян вышел из халупы, что-то счищая с ботинка, и по пути пнул то, что осталось от заложника - кочан капусты с присобаченным свалявшимся париком, которым сыщики уже давно чистили ботинки, и обильно политый просроченным кетчупом. Адамян забрал с бездыханного тела внештатника не стрелявший «волын»: ещё бы ему стрелять – мудрый Мишка загодя вынул ударник из затвора, от греха подальше. Холостые же патроны, набитые в автоматные магазины, ущерба причинить не могли, как, впрочем, и брошенный ВРИО моджахеда Адамяном взрывпакет.
- Как везти будем? – поинтересовался он, кивнув на Ебариску. – Весь салон провоняет!
- «Отряд не заметил потери бойца»… А мы его в собачнике!
* * *
По дороге Боря открыл глаза. Живой! За окошком мелькали фонари, бросавшие неверный, посечённый струями дождя свет на трассу. Всё, к чертям собачьим эти операции, этот уголовный, мать его, розыск! Домой! К маме! Мама успокоит, отстирает - фууууууу! – обгаженные джинсы, накормит вкусным борщом…
* * *
- Борь! У нас операция! – озабоченно сообщил Миха, почему-то одетый по форме, Ебарису три дня спустя. – Нужен каждый штык!
Боря побледнел.
- Ну её. Нахуй! – добавил он решительно.
* * *
…Мишка не вернулся с той операции – его застрелил в спину пулемётчик, засевший на высотке и косивший всех подряд - военных, ментов и гражданских.
Шёл октябрь девяносто третьего года…
© Штурм
