- Ой, ну как это…
- Что – как? – грозно спросила Люська.
- Ну я не знаю… Давай лучше завтра… - Катя захныкала.
- Слушай, мне с тобой нянькаться некогда! Мне работать блять надо, семью кормить! И тебе, кстати, тоже.
- Нууу… я боюсь.
- Да чего бояться-то? Ну чо ты внотуре?!
- Ну я не знаю – как.
- Что – как? Блять…
- Ну… как стоять. И вапще.
- Да вот так и стой. Не, канеш не так. Смотри. Надо, чтоб сразу было видно – работаешь. Одну ножку выдвинь вперёд. Да. И улыбайся. Да не так, идиотка! Уверенно улыбайся. Ты же на работе, а не из дурдома вчера… Во, примерно так, да.
- А потом?.. Не, может, всё-таки завтра? – опять захныкала Катя.
- Щас как вломлю, заррраза… До завтра не оклемаешься.
- Ну ладно… А чо дальше-то?
- Да я уже тебе сто раз говорила, дура. Притормозит, дверцу откроет. Может, спросит типа – «работаешь?» или скажет – «привет, залезай», или «блять, шалава ебучая», или просто молча.
- И чо?
- Чо-чо. Ну и залезай.
- И чо?
- Тьфу, блять. Ну и работай.
- Ойййй, мамаааа… Как - работай?
- Как захочет, так и работай. Может, на ходу отсосёшь, тогда быстро, обычно до Сосновки хватает. Там не забудь бабло забрать, дура! А то я сама поначалу… помню… хыхыхы! Ну да ладно. Потом лови на обратку, или пешком пиздюхай, тебе видней. А если пасерьёзке, тогда через полста стоянка – там уже отработаешь по полной. Может даже за триста!
- А… это много – триста?
- Вот уж дура. Много – это когда вместо бабла кулаком паибалу, и на ходу из кабины. А триста – это нормально, и приятно. Тебе понравится.
- Ой…
- Это поначалу – ой. Ну прикинь что чисто он и есть, принц на яхте. Ну вот ты бы хотела, чтобы тебя Бельмондо атыбал?
- Нннну…
- Или Дима Билан?
- Да… наверно…
- Эх, маладёж. Билан им уже как Жан-Поль… Тфу блять… О! Кажысь наша! Вольва кстате, не Камаз! Павезло тебе, дуре. На вольвах и места больше, и бабла… Давай бля работай… я сыбусь штоп без вариантов… давай-давай!!!
Брххххх! – добродушно сказала вольва, опытно становясь кабиной точно напротив дрожащей Кати. Ищо раз пыхнула перегазовочкой – брррыххх-ххххых! – и распахнулась дверца. Дверь в заплечный мир.
Катя отчаянно вдохнула горячий воздух и полезла в кабину.
Там была особая дальнобойская уютность, целый мир внутри обстоятельной кабины.
- Дверцу прикрой, - сказал хрипловатый дальнобойский голос. – Тока не хлопай бля. Неновижу.
Чота… чота тут не… чота тут не то… - инстинктивно на отъебись размышляла Настя… то есть Маша… то есть Катя – она потеряла себя совсем… чота тут совсем… вообще – не то! – и захлопнула дверцу пожалуй сильнее, чем просил голос. Голос усмехнулся – хуле, новенькая, свежак, так что простительно. Огонёк сигареты плавно пролетел к щитку, и в кабине стало светло.
- Здра…
- Здравствуй, Сидорова.
- Ой… МарьИванна, а вы… как… тут?
Бывшая учительница неторопливо, как положено дальнобойщикам, смерила бывшую ученицу взглядом, сплюнула сквозь зубы в открытое окошко и стрельнула туда же бычком – не забыв цынкануть зеркало.
- Я-то ладно, Сидорова. Ты же помнишь. У меня когда муж умер – пришлось искать что-то выгоднее, чем учительство, хуй… извини… пенис ему в рот. Детишки, кормить надо. А я ведь уже не девочка, чтоб на трассу вот так, как ты. Ну и вот, сама видишь.
- МарьИванна…
- Ну а что? Работаю, машины гоняю. Бабло есть, уважуха есть. Но ты-то как, Сидорова?
- Ну вот… сами видите.
- А! А я тебе говорила – учись на питёрки! Щас бы может в институте была, столичных лошков охмуряла! Я же говорила – учение – свет! Говорила?
Катя понурилась.
- Ладно, что уж теперь. Поздно. За что боролась – такой и хуй.
Катя изумлённо подняла глаза:
- МарьИванна, я Вас не понимаю…
- Щас поймёшь. Сначала отлижешь мне – даю сотку, это чисто по старой памяти, как бывшей ученице и троечнице. Но отлижешь на пятёрку! Это тебе блять не школа, тут на троечку только пиздюлей можно отхватить. Трасса, понимаешь? Жизнь как она есть.
Катя шмыгнула носом и стала неуклюже наклоняться.
- Ну ты расстегнись хотя бы наверное, Сидорова! Не то чтоб меня так больше заводит. Просто – положено. Эх, учить вас и учить, блядей мелких… - тут МарьИванна скинула тёртые джинсы с вышивкой «ай фак ёр асс» и вместе с креслом вальяжно отвалилась назад, распахнув перед Катей потную дальнобойскую промежность.
«Ну хотя бы… - думала Катя, сначала опасливо, а потом уже с интересом вылизывая лоно бывшей учительницы по литературе и эстетике, - хотя бы ибать сегодня не будут… Мне и без того стыдно и неловко… что же я делаю!..»
- Ммммм… - хрипловато произнесла истязуемая училка и немножко помотала головой по подушке. – Неплохо, дааа… для начала. – и погладила Катю по волосам. – И добавила: - Ну, теперь я тебя выебу.
- Охххх, - не поверила Катя. – Как же так? За что?!
В левой руке МарьИванны заблестела новенькая неюзатая монтировка, а правой она вытащила из-под сиденья полуметровый страпон.
- Триста, девачка моя. Триста. – глаза её блуждали.
«Триста – это нормально» - вспомнила Катя, стягивая с себя колготки. Потом заплакала и улыбнулась.
© Толстый Хрен
