Слегка шаркающая походка, глаза вниз, словно идет по разбитой дороге, вглядываясь в неровности под ногами.
— Привет, Андрей.
Он поднял голову. В глазах нет... Нет содержания, осмысленности нет. Был смысл, да когда-то вышел. Не потерянный взгляд, как бывает у давних знакомых, которые не узнают тебя. И не затуманенный, как у наркоши. А просто глаза, словно бы не живого человека. Полное отсутствие осознания и смысла. Глаза шизика.
— Привет, — сказал на автомате и взгляд снова вниз. А в голове у меня —назойливая песня Аллегровой.
— Привет, Андрей!
Андрюха, как всегда, в центре внимания. Наши девочки, входя в класс, здороваются первым с ним, сидящим «на камчатке» — последней парте. Он, балагур и красавчик, пользовался большим авторитетом. Причем не только у нас, одноклассников, но и учителей. Андрей легко мог разговорить училок на нужные ему темы, превращая урок в развлечение.
Например, на литературе выдать краткое изложение Письма Татьяны из Евгения Онегина:
Наступила осень, выросла капуста,
Выразила Таня к Жене свои чувства.
Вроде и стишок был не ахти, но учительница заливалась смехом вместе со всем классом. И уже вместо того, чтобы спрашивать нас наизусть это самое злосчастное письмо, мы дружно спорили о том, могла ли какая девочка написать подобное послание, например, Андрею.
Но не это суть важно. Вы же поняли, что в Андрюхе учителя тоже души не чаяли.
— Привет, Андрей!
— Как житуха? Чё кислый такой? — улыбка на все 32. Только глаза уже не веселые.
— Та на работу чешу.
Он после армии. В универ не поступил. И не его это вина была. На изломе времен, когда СССР разбился на осколки республик, мы думали о выживании, а не об образовании. Посидеть на парах мы всегда бы успели, а жрать хотелось уже. И мы искали средства для выживания. Даже не для себя, а для родных.
— Привет, Андрей!
Андрей, такой же красавчик, но с коротко остриженными волосами, мчит на ВАЗе по улице. Моего приветствия он, конечно, не слышит, но бибикает, увидев мою поднятую руку. Он «кастрюлит», пока с работой всё глухо. Я знаю, что мама его сейчас болеет, папа давно ушёл к другой, а Андрюхе остаётся лишь искать, где сшибить копейку.
— Привет, Андрей!
Серьезное лицо. Краткий, скользящий, но оценивающий взгляд. Короткая кожанка поверх спортивной формы. Такая же «спецовка» у остальных. Они идут по рынку, а я, выбирающий картошку у бабки из ящика, явно не входил в их планы. Андрюха слегка кивнул и опять всё внимание на своих суровых спутников.
— Привет, Андрей.
Он в глаза не смотрит. Словно боится меня. Я пытаюсь расспросить о делах, о маме. Андрюха бросает общие фразы. С момента последней нашей встречи прошло 10 лет. Я не спрашиваю где он был. Знаю. Мне одноклассники рассказали на встрече выпускников. Да и о маме вопрос был чисто риторическим. Тоже знаю. После его «посадки» она пережила инсульт. Лежит до сих пор. Андрюха робко спрашивает про работу, мол, есть что? Я вежливо мотаю головой, обещая, что как только — так сразу. Нам на фирму, вроде, водители пока не нужны.
— Привет, Андрей...
Темные круги под сухими глазами. Горсть влажной земли в мамину могилу.
— Привет, Андрей!
Холод собачий, а он, полураздетый, не чувствуя мороза, курит сигарету возле моего подъезда.
— Привет. Это, слышь. Долгани пару рублей? Не хватает тут децл...
Выгребаю всю мелочь и сую ему.
— Чё, как сам? Как оно?
— Та нормально, — туманно отвечаю я, автоматом заметив, что Андрюха стоит явно давно, но даже не дрожит.
— Ладно, покеда.
Я поднялся к лифту. Обернулся. Андрей стоял и смотрел на снег.
— Привет. Сейчас говорить не могу. Перезвоню попозже.
Андрей на носилках. Пытается невнятно кричать что-то. Бинты на запястьях сочатся кровью. Он увидел меня, проходящего рядом, и замолчал. Потом зло посмотрел на санитаров. Что было дальше — я не видел. Машина закрыла обзор.
— Привет, Андрей.
Отсутствующий смысл в глазах. Не потерянный взгляд, и не наркоманский туманный. А глаза как у неживых. Полное отсутствие осознания и смысла. Глаза шизика. Не знаю, что было в его голове в тот момент, о чем он думал. Я смотрел ему вслед, а невидимая Аллегрова капала мне на мозги.
© Писдобол
