Некоторые женщины подобны чучелу. У чучела тоже хуй знает, чем голова набита. Вот Василиса, Иван Царевича жена, вроде премудрая, а дура дурой. Завелась из-за пустяков.
- Нахера, - орет, - ты мою кожу сжег?! Мешала она тебе, что ли?
Но мужика сколько не переделывай, конец все равно один.
- А хули ты свои кожи где попало раскидываешь? – кричит Иван в ответ. – Не дом, а помойка какая-то! Куда ни плюнь, везде чулки раскиданы, лифчики какие-то, еще и кожа!
Вроде и прав он, но и жену тоже понять можно. Сидит, бедняга, без покрова, мышцами краснеет, сухожилиями белеет, табуретку кровью заляпала. Видок, честно говоря, зловещий.
- Этот дом такой же мой, как и твой! – опять вопит она. – А если тебе бардак не нравится, то запомни, пока кожу не вернешь, все вокруг будет через пень колоду, вверх ногами и задом наперед!
Ногою топнула, руками хлопнула и в спальню съебала.
И видит Иван, враз поменялось все вокруг! Где пол был, там потолок настал, где потолок висел, там пол немытый. На столе срач в порядок превратился, а кот, спиздивший колбасу из буфета, стал крысой.
- Чур меня, чур! – Царевич сунул руку в карман, а там хуй! Нет кармана!
Струхнул Иван. Жена-то она любимая, но ведь и колдунья проклятая. Из рукавов кости мечет так, что они в уток превращаются. С такими талантами она и нож в горло метнуть может. По всему выходило, что кожу надо было доставать кровь из носу. При том, что лягушачью хрен добудешь. Лягух-то, подруг своих, Василиса всех извела. Пригласила перед свадьбой в ресторан на девичник, там их и сожрали. А и правильно, кому нынче соперницы нужны? Пусть даже и жабы?
Начал Иван всех знакомых в уме перебирать, с кого шкуру содрать можно. Хрен с ним, с размером, в крайнем случае и по фигуре подогнать можно. Или растянуть.
Медведь сразу не подошел, слишком мохнатый, на одних эпиляторах разориться можно. У Кащея кожа некондиционная, вся ребрами поколотая. Баба Яга старая слишком, с нее шкуру сдирать, все равно что жену ебать, - неинтересно и утомительно. По зрелому размышлению получалось, что в конкурсе на поставку кожи победил Змей Горыныч.
«Значит, пробил его час!» - решил Иван и отправился в путь-дорогу, в края дальние, к приключениям опасным.
***
Попиздил Царевич по лесу, травинку жует, птицам певчим подпевает. Но птицы, суки пернатые, заслышав его рулады, матерились и затыкались. Не по вкусу им тенор молодецкий, видите ли. А какой-то зяблик мстительный набрался наглости лютой и какнул Царевичу прямо на голову. Иван не стерпел, конечно, такого беспредела, залез на дерево, да и насрал в гнездо зяблика. И белке в дупло насрал, на всякий случай. В общем, дышало все миром и покоем.
Но тут, откуда не возьмись, голова катится. Странная такая, без шеи, без туловища и без носа, почему-то.
- Здравствуй, Иван Царевич! – говорит.
- И тебе не хворать, говорящая голова! Кто ты?
- Я по сусекам скребен, по амбарам метен, а зовут - Колобком. Меня, Ваня, Василиса прислала, тебе в помощь, врагам на посрамленье.
- Ну, пиздец теперь врагам горемычным! Сам хлебный мякиш с мышиными какашками вместо глаз на них войной пошел! Знаешь что? Вали-ка ты отсюда к своей скребене-матери!
- Нет, Иван! Слово Василисы – закон! Так что, как говорил безрукий солдат гранате, я тебя никогда не брошу.
И покатился Колобок по тропинке, загребая мозолистыми ушами дорожную пыль.
- Эй! – окликнул его Иван. – А нос-то у тебя где?
- Стерся, - коротко ответил тот.
- Колобок, блин, - ворчал Царевич, догоняя своего спутника нежданного. - Хорошо хоть не Копромежность.
***
Долго ли, коротко ли они шли, как возник перед ними замок, неприступный до ужаса.
- Может, попросимся переночевать? – предложил Царевич.
- Нахуй! Как говорил памятник писающему мальчику, чо-та я ссю, - зябко поежился Колобок. – Всем известно, в замках привидения гнездятся. Они, да еще убийца-дворецкий.
Только собрались они дальше идти, как выскочила вдруг из ворот какая-то девка, да как втопит к лесу! Взгляд – бешеный, в руках – сапог хрустальный, размера, так примерно, сорок третьего. А следом за ней принц несется, одетый только в корону и второй сапог.
- Стой, сука! - гаркнул он во все горло молодецкое и пальнул ей вслед из аркебузы скотобойной. – Отдай мою обувь!
Пулей девке отхреначило ногу по колено, но та не сдалась, прыгнула в стоящую на подхвате тыкву и укатилась под гору.
- Вот падла! – принц, прихрамывая, подошел к лежащей в крови ноге и позвал слугу:
- Эй, ты, как тебя там!
- Слушаю, ваше высочество! – вытянулся в струнку халдей.
- Ты возьми, слуга, ногу девичью и объедь с ней королевство всё. Примеряй ходи, всем, кто встретится. А кому она подойдет, тот, значит, сапог и спиздил!
- Слушаюсь! – схватил слуга конечность и вскочил на коня горячего.
- Да, и еще! Примеряй только одноногим, время сэкономишь! – с этими словами принц вернулся в замок.
- Это что, была Золушка? – протер Колобок свои мышиные какашки. – Сюр какой-то!
«Все вокруг будет через пень колоду, вверх ногами и задом наперед!» - вспомнил Иван слова жены и поежился. Что-то ждало их дальше?
- Ладно, булка, шевели батонами. Нам еще ночлег искать.
***
Переночевали друзья в харчевне придорожной и вышли в путь с первыми лучами солнца. Погода выдалась прекрасная, только не щебетали уже птицы местные, видно молва об Иване дошла до этих мест.
Вдруг возникла пред ними царевна какая-то, напугав их своей внезапностью.
- Помогите мне, люди добрые!
- Иван, похоже, это тебя, - молвил Колобок. - Я-то вообще не человек.
- Черт, такими темпами мы до Горыныча долго не дойдем, – сплюнул Иван. - Ладно, красавица, говори, чем помочь.
Тут царевна без лишних слов повела их какими-то огородами дурацкими, через, блять, речку какую-то тихоструйную, к непонятной горе высокой, в которой гигантский кто-то пробуровил сильно глубокую нору.
Вгляделся Иван во тьму печальную. В ней на цепях качался гроб, опять из хрусталя, в котором, как сельди в банке, разместились компактно семь небритых богатырей. Храпели и пердели они так, что стены норы дрожали и осыпались.
- Вот, спят мертвым сном, - кивнула незнакомка.
- Мертвые не пердят, - возразил Царевич.
- Отличное название для романа! – воскликнул Колобок.
- Короче, спят и спят. Может устали. От нас-то ты что хочешь? – спросил Иван девушку.
- Поцелуйте их.
- Поцелуй меня в задницу. Чтобы особа коронованная каких-то псов смердячих целовала?! Да ни в жисть!
- Ну, пожалуйста! Что вам стоит?
- Да иди ты в нору глубокую с такими идеями!
- Вы уже пятые, кто отказывается! Что же мне делать?
- Как сказал проктолог пальцу – иди в жопу! Тебе, дамочка, королевич Елисей нужен, - подсказал Колобок. - Он это по сюжету должен. А мы тут вообще не при делах.
Тут, откуда ни возьмись, Елисей появился. Он до этого успел побазарить с солнцем, луной, ветром всяким, поэтому слегка притомился. Узнал королевич, чего от него хотят, и не обрадовался.
- Еще мертвую царевну я целовать согласен. Смотря, конечно, в какой стадии разложения. А на богатырей я не подписывался!
- Ради твоих капризов мы царевну убивать не будем. А эти вон, уже готовые лежат, - сказал Иван. - Лучше не ерепенься, а делай, что говорят. Моя жена из-за пустяков все сказки наизнанку вывернула, и тебя, если надо, вывернет.
И началась тут потеха великая. Елисей, скривив ебало, целовал харю мохнорылую. Пробужденный, увидев, какому поруганию подвергся, ебашил со всей дури в табло избавителя. К пятому богатырю королевич уже был похож на бифштекс с кровью.
- Пойдем отсюда, - сказал Иван Колобку, – а то он в запале и до меня доберется. А я его тогда вообще убью.
- Как говорил негр скинхэду, не толерантный ты человек! – вздохнул Колобок.
И продолжили друзья свой путь неблизкий.
***
Ближе к вечеру вошли путники в небольшой городок, и увидели картину, печальную донельзя.
Возле каморки ветхой лежал Буратино, мертвее не бывает, сложив на смолистой груди сучковатые руки. Вокруг него столпились его кореша: Мальвина, Пьеро, Артемон, ну и Арлекин, куда без него. Их нарисованные улыбки весьма хреново гармонировали с общим настроем. Рядом, устремив в пустоту невидящий взор, покачивался на корточках седой старик. Робко приблизились к нему путники.
- Здравствуйте! Я – Царевич, - представился Иван. – Что у вас случилось? Может помочь чем?
Старик из маразма дремучего вынырнул и уставился на путников.
- Ага! Ты-то мне и нужен! – рассмотрел он Ивана и достал из-за голенища стамеску. – Я так смекаю, Буратино - человек из дерева, значит гроб ему будем делать из человека. По-моему, все логично.
С этими словами он бросился на Царевича, но Иван разрушил его логические построения Буратиной между глаз. Старик рухнул, погребя под собой всю кукольную пристяжь.
- А-а, это же папа Карло! – узнал его Колобок.
- Папа? Что-то рановато его из Ватикана выпустили!
- Не о том думаешь, Иван! Забери-ка его стамеску!
- Зачем? У меня меч есть, - удивился Царевич.
- Забери, забери. Эта стамеска не простая! Она из неодушевленной материи живого человека сделала, так что обратный процесс для неё раз плюнуть.
Пожал Иван плечами, поднял инструмент, и отправились они дальше.
***
Много еще чудного видели они в пути. Пальчика с мальчика, курицу на фундаменте, Петуха-Разбойника, Снежного короля с сосулькой вместо пениса… Наконец дошли.
Халупа Змея вольготно раскинулась на краю обрыва, что позволяло Горынычу совершать внезапные набеги, налеты и напрыги на деревню, внизу лежащую. Друзья незаметно подкрались поближе (ведь заметно подкрадываться вообще смысла нет), слились с обстановкой окружающей и начали ее изучать.
А обстановка была ничего так. По двору гуси-лебеди безмятежно разгуливали, на веревке белье сушилось, в крапиве ржавый велосипед валялся. На заборе красиво расположились головы предыдущих гостей, аккуратно на колья насаженнные. Ладное такое хозяйство.
Сам хозяин рисково свесил круп над бездной, видно собираясь посрать, на радость деревенским. Зубами кривыми он держался за ветку платана, а в лапах держал три газеты.
Присмотрелся Иван к Змею Горынычу. Волшебство Василисино и тут внесло свежую струю - бедный ублюдок имел только одну голову, зато целых три жопы.
- Несчастный! – вздохнул Царевич.
- Чо это он несчастный? – возмутился Колобок.
- А ты прикинь, сколько ему надо жрать, чтобы три жопы работой обеспечить. Харя треснет. Ладно, пойду его освежую. Главное шкурку не попортить.
- Как говорил Чикатило, человека красят не слова, а поступки, - напутствовал его Колобок в своей манере.
Обнажил Иван меч свой острый, вышел из кустов и крикнул смело:
- Слышь, ты, трехочковый! Выходи на честный бой!
Бедный Горыныч от неожиданности чуть не уронил на деревню кирпич, но быстро взял себя в лапы. Не давая себе труда натянуть штаны, потому что был без штанов, метнулся Змей к Ивану молнией, вырвал меч богатырский, да и сломал ему об буйну голову.
Голова заболела.
- Ну, что, есть еще какие-нибудь предложения? – поинтересовался Горыныч.
- Все, змеюка, ты нарвался, - сказал Царевич и сунул руку в карман глубокий. – Сейчас я тебя пырну стамеской папы Карло.
- Ой, бля, только не это! Что хошь со мной делай, только не пыряй стамеской папы Карло! Кстати, кто вообще такой, этот папа Карло?
- Сейчас узнаешь! – ответил Иван Горынычу и одним взмахом отсек ему задницу.
- Я – всё! – прошептал Змей и погиб.
- Странно, - удивился Царевич, внимательно оглядев тело безжизненное, - я думал, у него вместо одной жопы еще две новые вырастут!
- Они и выросли, - заметил Колобок печально. – Только у тебя.
Царевич схватил себя пониже спины.
«Все шиворот-навыворот»! – вспомнил он и потерял сознание.
© Дмитрий Г.Донской
