Ни больше, не меньше. Всесоюзный студенческий строительный отряд. Всем есть чего вспомнить? Нет??! Эх, молодежь, молодежь. А мне есть. Сейчас вот возьму и вспомню.
Вспомню про аппендицит. Потому что из-за этого слепого отростка меня в Усть-Илим не взяли по здоровью. Вам, говорят, неделю назад аппендицит вырезали, вам в тайгу нельзя, оставайтесь-ка в Москве, поправляйте здоровье. Да вот хоть на нефтеперерабатывающий в Капотню не хотите? Это же лучше чем Сибирь, там отряд интернациональный с немцами. Язык подучите заодно, пригодится. Всю жизнь мечтали, блядь? Вам кто разрешил неприлично выражаться в комитете комсомола? Ах, это выражение восторга? Ну ладно, записываем.
Так я оказался в совершенно интернациональном, студенческом строительном отряде без всякого названия. Совершенно – это потому, что кроме немцев там были еще вьетнамцы. Вьетнамцы были высокими и своей молчаливой дисциплиной уравновешивали некоторое немецкое разгильдяйство. В первый же день мы поменялись с немцами одеждой. То есть нам были вручены синие рубашки эФДэётлер (Freie Deutsche Jugend то есть FDJ), а немцам наши зеленые куртки с всякими нашивками. Штанами решили не меняться. Из эгоистических соображений. Из тех же соображений с вьетнамцами не менялись вообще, потому что их форма от нашей не отличалась.
Немецкий язык был выучен нами на второй же день пребывания методом совместного распития немецкого шнапса за круглым столом. Пили из горлышек пятилитровых бутылок, пущенных по кругу. После второго оборота четырех бутылок вокруг стола и одной дружбы-Freundschaft немецкая свободная молодежь запела Катюшу на чистом русском, а советские комсомольцы - Тамару. На чистом немецком (я постараюсь больше не усложнять текст латиницей и плохим немецким): Тамара, Тамара, зер шон бист ду, Тамара, Тамара, йа тьебя льублю. Вьетнамцы дисциплинированно молчали.
Потом нас распределили по бригадам, и повели работать. В нашу бригаду попал самый интересный немец. Из-за двухметрового роста, рукава зеленой ссошной куртки были ему несколько коротковаты и производили впечатления засученных. Он был ярко рыж, голубоглаз и все время улыбался. Чтоб довершить портрет Фриц (я не шучу) за три недели оброс плотной рыжей бородой, за которой умудрялся ухаживать. Бетонолом (отбойный молоток только раза в три больше обычного) в его лапах смотрелся как влитой, а совковая лопата выглядела игрушечной. Работал он как вол и мы искренне жалели, что у него кончался отпуск, и он улетал куда-то в Голландию, поддерживать тамошнее коммунистическое движение. Что не должно было составить ему никакого труда, судя по его габаритам и весу самого движения.
В последний день перед отлетом Фрица в Нидерланды нашу бригаду выгнали из-за забора НПЗ копать кабельную траншею. Вдоль съезда с МКАД в сторону Дзержинского. Десантировав нас из автобуса, прораб выкинул вслед шанцевый инструмент, порекомендовал отступить от дороги пару метров и копать в сторону Москвы. Пока не докопаете.
- Ура! – приветствовал бригадир Генка отъезд автобуса, - сейчас быстренько докопаем метров двести и в перерыв отметим отступление нашего немца от Москвы.
- По двадцать метров на брата – прикинул Лёха, - до обеда не успеем.
- Успеем, Лёша, не беспокойся, - бригадир протянул Лёхе кирку, - во-первых, у нас есть Фриц, а во-вторых, как успеем – так и обед.
Как ни странно грунт оказался совершенно легким, шел от одной лопаты без кирки и лома. Успели мы часов через пять с несколькими перекурами. И только Лёха застрял на своем последнем метре.
- Да тут железка какая-то, - оправдался он, - мешается, никак выворотить не могу. Похоже труба.
- Слабак, - улыбнулся Генка, - только считать умеешь. Ты Фрица попроси помочь. Немецкий знаешь ведь? Скажи, дембельский аккорд у него: как железяку выворотит, так и отпустим на родину. А сам иди колбасу порежь и стаканы расставь.
Не знаю, удалось ли Лёхе объяснить Фрицу смысл слов «дембельский аккорд», но немец улыбнулся, выбрал самый толстый лом и спрыгнул в траншею.
В это самое время возле нас затормозил Уазик с красной полосой и надписью «связь». Из него выпрыгнул пожилой мужик и заорал. Он размахивал руками и орал про каких-то диверсантов, фашистов и сволочей, партизанящих траншею в зоне кабеля правительственной связи без разрешения. Оторавшись мужик уставился на наши синие рубашки с немецкими надписями.
- Правда что ли немцы? – выразил он свое удивление и перешел на немецкий, - нихт арбайтен, геен шнель нахуй, битте, отсюдова. Тут нельзя работать. Но пасаран, - мужик потряс в воздухе кулаком.
- Сам ты шнель нахуй, и но пасаран, - невозмутимо сказал Генка, - русские мы, студенты из стройотряда, нас с НПЗ сюда послали траншею копать.
- Точно не немцы? – мужик немного ослабил бдительность, и заговорил доверительным шёпотом - тут иностранцам нельзя тут кабель связи проходит, - и добавил совсем уже свистящим шёпотом, подняв палец вверх, - секретный!
- Я вам сейчас запрещение выпишу, - мужик заговорил нормальным голосом и достал бланк с красной полосой из папки, - отдадите прорабу, скажете, что он мудак. А вы точно не иностранцы? Секретный кабель-то.
- Да какие мы иностранцы, не видишь что ли? – хотел было успокоить Генка мужика. Но не успел. В траншее, что-то металлически треснуло, и из нее вылез улыбающийся Фриц. С ломом. Лом он положил на плечо, строевым шагом подошел к Генке и доложил на чистом немецком: Mit dem Kabel bin ich schon fertig und warte auf Ihre Befehle! Господин бригадир, я закончил с кабелем, что будем делать дальше? При этом лом он опустил «к ноге», а сам замер по стойке смирно.
Отдыхавшие невдалеке вьетнамцы с быстротой, отточенной дисциплиной, тут же вытянулись по левую от немца руку, быстренько отработали головами равняйсь и замерли, держа руки по швам. Они подумали, что так и надо и молча построились.
Мужик с папкой несколько остолбенел. Весь идиотизм ситуации первым осознал Генка. И заорал: Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Бегом на НПЗ марш! Неожиданно для себя все выстроились ровной шеренгой, повернулись и потрусили вдоль дороги. Первым легко бежал двухметровый Фриц с ломом на плече.
- На НПЗ??! – ужаснулся нам в след мужик, и хотел было догнать, но у него в машине запишала рация и он отвлекся.
Ничего плохого Фриц не хотел, он просто ни бельмеса не понимал по-русски. На следующий день он все-таки улетел в свою Голландию, а мы писали объяснительные по поводу вывороченного им кабеля какой-то секретной связи.
© dernaive
