Довелось мне во второй половине восьмидесятых пожить в Кузнечном переулке, там, где в него утыкается улица Достоевского. У нас была комната двенадцать квадратов в неслабой по размерам квартире, расположенной на верхнем этаже красивого трёхэтажного дома с шикарным подъездом, украшенном кариатидами, с настоящей мраморной лестницей. Говорили, что когда-то очень давно, при царе, дом принадлежал высокопоставленному придворному, а весь этаж являл собой зал для танцев. Потом этот зал разгородили на комнаты самой разной величины.
Наша была шесть на два метра, но не совсем на два, а на два метра три сантиметра. Тут кроется маленькая хитрость. Если ширина помещения, замеренная по плинтусам, менее двух метров, то оно, по нормативам, не может быть жилым. Те, кто разгораживал, конечно, это знали, поэтому понастроили эдаких пенальчиков, формально пригодных для жилья, но дико неудобных. Открываешь дверь и видишь где-то вдали единственное окно, а мебель вообще замучаешься расставлять.
Рядом пустовала ещё одна такая же комнатка, в которой, по слухам, жила внучка того самого придворного, который владел всем зданием. Ирония судьбы. Умерла она года за два до нашего появления в этой квартире. Мы похлопотали маленько и у нас стало две комнатки на четверых.
Кухня была немаленькой, тридцать семь квадратов, с единственным окном в углу и единственной же батареей отопления. Под батареей хитрые крысы прогрызли здоровенную дыру, чтобы ходить на кухню и воровать продукты. Хитрость была в том, что батарея висела низко, и заделать дыру было весьма затруднительно - руки не пролезали. А здоровенной дыра была потому, что в маленькую эти крысы не проходили.
Вначале грызуны ходили по ночам и воровали у запасливых хозяек крупы и прочие припасы, но довольно быстро обнаглели и перешли на грабёж. Помнится, я сидел дома в свой законный выходной и мирно читал что-то захватывающее, когда услышал нечеловеческие женские крики, переходящие в визг на границе ультразвука. Отбросив книгу, я рванул на кухню, где застал пяток сидящих на столах обитательниц квартиры с неприлично задранными выше голов ногами. От сверкания разнообразного нижнего белья в помещении было явно светлее обычного. Кухню по диагонали эдаким вальяжным, неспешным прискоком пересекала огромная крыса, совершенно не обращая внимания на обезумевших от первобытного ужаса тёток. Это был весьма достойный экземпляр, размером не намного меньше среднестатистического кастрированного кота. Стало ясно, кому предназначалась дыра, в которую могла бы провалиться литровая банка. Увидав меня, крыса ускорилась ровно настолько, чтобы не уронить своего достоинства и, приподняв спиной батарею, исчезла в норке.
Настала пора принимать меры. Жильцы устроили собрание с мозговым штурмом. Понятно, что мысль отравить разбойников была отвергнута. Если такое чудо сдохнет где-то под полом, в толще старорежимных перекрытий, разлагающийся труп своей вонью будет очень долго напоминать о свершившемся акте возмездия. Идея как-либо отпугнуть или отвадить зарвавшихся грызунов была встречена нервным смехом. Постановили ловить мышеловкой.
По хозяйственным магазинам я ходил долго. Мышеловки, конечно, не были дефицитом, но мне нужен был агрегат, способный выполнить особую задачу. И он был найден. Я уж не знаю, на каком оборонном заводе создали эту машину для убийства, но она соответствовала величию миссии. Эта тяжеленная штука была выштампована из толстого металла, весила примерно килограмм, по краям была украшена загнутыми кверху зубцами, а пружину надо было взводить двумя руками.
Насадив в качестве приманки полбатона, я установил капкан недалеко от норы и, надев на лицо плотоядную улыбку, пошёл спать. Утром, встав пораньше, ринулся на кухню и обнаружил сработавший капкан с отсутствующей приманкой. «Вот же ж полигамная женщина!»- культурно выругался я и принялся отрезать кусок мяса. Безусловно, сырое мясо будет гораздо крепче сидеть на спусковом крюке капкана и стащить его безопасно для себя крысе вряд ли удастся. Так и случилось. Через пару часов я попирал ногой труп ненавистного врага. Смерть его была мгновенной, продукция оборонки не подвела. За неделю мы с капканом снизили поголовье крыс на добрую дюжину, но они лезли и лезли. С наступлением темноты никто не решался ходить на кухню, а оставлять свет постоянно включенным мешала коммунальная жаба.
На восьмой день войны, ранним утром, я проснулся от дикого, разрывающего мозг, визга. Впрыгнув в штаны и тапочки, помчался на кухню, с мыслью о том, что нельзя же так орать, увидев крысу, пора бы и привыкнуть. Но звук издавал не человек. По кухне скакала, визжа и стуча по полу капканом, гигантская крыса. Адская пружина защемила ей морду, но не убила. Заценив картину, я развернулся и метнулся в кладовку, где хранил инструмент. Схватил молоток и гуманно, одним ударом, добил вражину.
Думаю, что предсмертным визгом этот крысак навёл жуткий страх на соплеменников, потому что грызунов в своей квартире мы больше не видели никогда. А может, так стало потому, что я завёл кота, серого в полоску, настоящего квартирно-коммунального, подобрав его, как принято, на помойке.
