В пятницу прошлую зацепил Колек нас с Диманом и Гансом на хату одну в гости сходить.
- Короче. Есть две телки. Сёстры. Одна ебабельная, вторая ваша.
В назначенный час «Ч» мы позвякивая пузырями пришли к порогу квартирки на пятом этаже. Дверь открыло нечто весом под центнер, одетое в махровый халат еле сходящийся краями на необъятном пузе. Я сходу, интуитивно так, определил, что эта сестра была «наша». Через минуту вышла вторая и я понял как сильно ошибся. Сестра «номер два» была еще больше и еще страшнее. Все мы заметно напряглись, а Ганс шумно судорожно сглотнул.
Опытный ловелас Колёк с шутками, прибаутками и плясками народов тундры продефилировал на кухню. Мы гуськом за ним. Большая в проеме столкнулась с Гансом, который на автомате ляпнул «Пардон, мадемаузель». Она на него посмотрела... так... с интересом... и я понял, что Ганс попал.
На кухне стоял стол. На столе ебенячих размеров сковорода с жареными макаронами. Еще на столе обнаружились соль, полбулки хлеба, почти пустая бутыль подсолнечного масла и зачем-то пачка соды. Хлебсоль так сказать. Мы раскидали бутылки вокруг сковороды, расселись и начали знакомиться. Короче ту, что поменьше, звали Оля, большую — Катя. Она так и прорычала-проорала «КАТЯ!». Катя с Олей вдвоем заняли половину кухни. Вторую половину заняли мы вчетвером: вместе со шкафом, мойкой, тумбой и холодильником «Бирюса».
Не давая нам опомниться Колек рванул крышку с первой бутылки и стал живенько дуть анекдотами и комплиментами сестрам в уши. Барышни хихикали и бросали оценивающие взгляды на нас. Диман молча уперся взглядом в макароны, Ганс неуверенно подхихикивал Кольку, а я разглядывал жвачковые наклейки на холодильнике. Больше взглядом зацепиться было не за что — куда не посмотри везде или Оля или Катя.
Начали пить в надежде, что водка сгасит удар. О том что, возможно, будет дальше старались не думать.
Через час примерно, Большая Катя вдавив Колька томным взглядом в спинку стула упиздовала в ванную купаться. Минут через двадцать оттуда раздался вой скорби и отчаянья. Мы все в непонятках ломанулись в ванную. Выломали нахрен дверь и узрели...
Ну вот пацаны, хоть убейте, но я хренегознает, что там произошло конкретно. Кажется мне, что она первый раз в жизни полезла купаться сидя в своей собственной ванной. Севши необъятной жопою в горячую воду она в какой-то момент поняла, что застряла нахер. Прикинь, да? Булками(!) и боками (!!) прилипнуть к боковым стенкам ванной(!!!) Дернувшись пару раз она поняла, что случилось что-то не то. И начала орать.
Мы стали бегать вокруг, тянуть ее за руки, за подмышки, за голову, но толку было болт. Сидела плотно как пробка.
Оказалось она еще и астматичка. От пережитых волнений начала задыхаться и синеть лицом. Кто то предложил смазать ее чем нибудь. Из кухни прибежал Колек с бутылкой масла и начал лить ей на голову. Сестра в панике убежала вызвать скорую, а мы принялись выдергивать ее по второму разу.
С тридцатой попытки тушу удалось сдвинуть на пару сантиметров, а дальше пошло... как по маслу...
Дальше — больше. Оказалось, что от долгой сидячки у нее отнялись нахуй ноги и нам пришлось волоком переть ее в зал как моряки тушу убитого тюленя. За бивни, блёть. По убитому линолеуму за нами тянулся жирный след из воды и масла.
Дальнейшую пьянку помню смутно, ибо заливал пошатнувшуюся психику водкой до поры, пока не отрубился полностью.
...Пришел в себя поздно ночью. Нихрена не помнил кто я, где и зачем. Огляделся. Когда взгляд чуть сфокусировался, волосы у меня на голове натуральным образом встали дыбом.
На брошенном посреди зала матрасе сидела Большая Катя. Опять голая. Спереди из под нее торчало тело Ганса. Сзади из под Катиной жопы торчали Гансовские волосатые худые ноги в дырявых носках. Туша неритимично подпрыгивала и в такт ей прыгали голова и ноги взятого на излом Ганса. Знаете так - как складной ножик. Сложить-разложить, сложить- разложить.
Катя тяжело дышала рыком «Ы! Ы! Ы!», а Ганс вторил ей «Ой!Ой!Ой!». Хлюпали Катины телеса и хрустели гансовские кости. Я натянул подушку на голову и потерял сознание...
… Утром проснулся от того, что кто-то легонько тронул меня за ногу. Представив спросонья, что это Катя, выебавшая и сожравшая ночью Ганса, я вздрогнул и резво втянул ноги.
У дивана стоял Диман и всей своей опухшей мимикой лица показывал, что пора валить отсюда нахуй. Голый Ганс неслышной тенью порхал над храпящей Катей и собирал разбросанные шмотки. С тоскою посмотрев на уголок собственных трусов торчащий из под Катиной жопы, он махнул рукой и упрыгал в коридор.
На кухне Колек с Олей похмелялись вчерашними остатками. Мы наскоро попрощались и вышли в коридор. Лифта ждать не стали — ломанулись бегом по подъездной лестнице. Впереди всех на подгибающихся ногах в расшнурованных кедах скакал Ганс.
На выходе из подъезда нас на нервяке пробило поржать. Мы счастливо загоготали хлопая друг друга по плечам. И вдруг …
- ЗААААААЯЯЯЯЯЯ!- Раздалось ревом откуда-то сверху. Гревшийся в лучах утреннего солнца кот с мявом съебал в кусты. Шмонающие местную мусорку голуби в панике сорвались неорганизованной стаей в сторону дальних гаражей. Редкие прохожие в пределах видимости задирали головы, а на дворовой автостоянке заголосила самая нервная сигналка. Мы дружно вздрогнули и вжали головы в плечи. В шальных глазах Ганса засквозила паника пополам с вселенской тоской. Смотреть вверх мы ссали.
- ЗААААААЯЯЯЯЯЯ!!!! - орало сверху — ПАЗВАНИИИИ МНЕЕЕЕ!!!
...Так быстро мы не бегали ни до, ни после...
VanDerKrugger, 2013
