Первый кассетник появился у меня, страшно сказать, в одна тысяча девятьсот семидесятом году. Назывался он National Panasonic. Примерно такой, как на картинке.
В СССР тогда кассетники не выпускали, соответственно, кассет к ним тоже не было. Для особо въедливых леперов – может и выпускали, но я их в продаже не видел.
В комплекте с магнитофоном были приобретены штук пять чистых кассет. На них первое время записывалась через микрофон музыка с телевизора – в основном в этом деле помогали чемпионаты по фигурному катанию.
Где–то через год я попал с отцом в гости к его товарищу, сильно «разъездному», и, пока взрослые сидели за столом, я переписал с винила хозяина на его аппаратуре некоторое количество «правильной» музыки. Которую потом и слушал по кругу года три.
Панас этот был совершенно неубиваемый, служил верой и правдой, прошёл со мной через много разных приключений. Появились уже отечественные кассетники, самым популярным был «Весна». Но ни в какое сравнение с японским чудом он не шёл.
Но вещи стареют. К концу 70–х у моего Панаса стёрлась клавиша play. Она стала постоянно выскакивать. Помогали спички, засунутые между ней и соседней, но это было неудобно, некрасиво, да и спасало не всегда – клавиша всё равно выскакивала.
Я таскал прибор по мастерским, но везде приговор был один – пластмасса стёрлась, запчастей нет, ничего сделать нельзя.
Панасоник отправился в дальний ящик, тем более, что к тому времени я обзавёлся более продвинутым магнитофоном.
Я закончил институт, распределился художником в НИИ. Работать в тишине было скучно, и я вспомнил про свой Панасоник.
Мой коллега Михаил, работавший шрифтовиком, скептически наблюдал за тем, как я втыкаю спички между клавишами. Он увлекался каллиграфией, виртуозно писал плакатными, и даже гусиными перьями. И вообще был на все руки мастер.
— Клавиша, говоришь, выскакивает? Давай я развинчу и посмотрю. Может, удастся починить.
Я начал рассказывать ему про свои походы к профессионалам, про истёршуюся пластмассу.
Но он уже вооружился отвёрткой.
— Слушай, а ты функцией записи пользуешься?
— Да нет, нафига мне… Я им вообще уже давно не пользовался.
Миша поменял местами клавишу play с клавишей rec и собрал магнитофон в исходное состояние.
— Ну вот, теперь всё работает!
Я смотрел на магнитофон и думал – как, как такая простая мысль не пришла мне в голову? С профессионалами из мастерских мне всё было ясно, но я–то почему не додумался поставить стёртую клавишу на место той, которой, практически, никогда не пользовался, и которая была абсолютно новая?
Магнитофон пел голосом Гиллана. Клавиша не выскакивала. Миша прислушался.
— Басов маловато…
Я собрался сказать, что странно ожидать басов от, практически, диктофона, но Михаил в это время уже поднял с пола здоровенный рулон ватмана, стоявший вертикально в углу, и накрыл им магнитофон. Попёрли нереальные басы, сильно увеличилась громкость – рулон был диаметром сантиметров сорок, и высотой метра два.
— Ну вот, теперь зашибись, — сказал Миша.
Я с трудом оправился от восхищения. Это дело надо было срочно отпраздновать.
— Миша, я побежал в магазин, а ты зови девчонок из бухгалтерии. Пятница, дискотеку делать будем…
kotenochkin
