- Голубушка, у меня к вам просьба, - говорит мне, оборачиваясь, дама, древняя и прекрасная, вся в каких-то бесконечных шарфах, рюшах и накидках поверх пальто. – Вы не могли бы меня обогнать?
- Э-э-э, - вежливо соглашаюсь я.
- Дело в том, - (голос низкий, доверительный, с рассчитанной интеллигентной хрипотцой), - дело в том, что стук ваших каблуков у меня за спиной меня БЕСИТ! – (Ах, как сказано это «бесит», с какой интонацией!) - Нет, нет! Только не примите, ради бога, на свой счёт. Вы тут совершенно ни при чём. Просто сегодня МЕНЯ_ВСЁ_БЕСИТ!
И синий медитативный взгляд пожилого берсерка из-под сумасшедшей шляпки в стиле двадцатых.
Я знаю, знаю, кто это! Это подросшая и состарившаяся Принцесса На Горошине. И до чего же прекрасна эта бесстрашная, бесстыдная королевская доверительность!
Оторвавшись с кряхтеньем от земли, лечу вниз по Радищевской на восхищённых, хотя и тяжеловатых от сырости крыльях, поджимаю каблуки и радуюсь великолепному началу дня.
***
Подруга рассказала, что сегодня утром, когда она уже была на работе, у неё зазвонил телефон
ТЕЛЕФОН (с мягким успокаивающим акцентом). Здравствуйте. У вас горит.
ПОДРУГА. Что? ГДЕ?!
ТЕЛЕФОН (ещё мягче и убедительнее). Девушка, я говорю – здравствуйте. У вас горит!
ПОДРУГА. Где горит?! Да говорите толком!
ТЕЛЕФОН. Девушка, это курьер. Я вам заказ везу и хочу спросить: у вас горит, или вы можете ещё часика два подождать?
***
Рассыпная пудра создана совершенно не для здешнего жизненного ритма.
Её никак нельзя нашлёпать на морду впопыхах и, кое-как растерев, как тряпкой лужу, бежать по своим делам. С нею непременно нужно сесть за туалетный столик, уставленный гранёным и благоуханным, расправить юбки, подцепить ноготком крышку, с величайшей осторожностью, не дыша, открыть коробочку, отогнать взметнувшееся душистое облако, достать, отставив мизинец, пуховку…
- Да, кстати... Девушка! А пуховка к этой пудре...
- Духовка? В смысле - отдушка? – недоумевает юная продавщица Господи, неужто и это уже архаизм, которого они не знают? Как, однако, летит время…
- Пуховка – это же куртка! – вспоминает продавщица и заинтересованно глядит на коробочку, пытаясь установить связь.
… Пуховка лежала в коробочке, как и полагалось. И облако, взметнувшееся над приоткрытой крышкой, пахло именно так, как надо – театром, стариной и бабушкиными твёрдыми духами.
- Я тоже хочу быть пуховкой! – подпрыгивая и чихая, настаивала грифон Николь. А потом поддала-таки снизу головой коробочку, и желание её осуществилось.
Но и в коробочке ещё осталось немало.
И цвет такой рассыпчато-нежный, такой фарфоровый, что если не сильно открывать прижмуренные глаза, то можно увидеть себя в зеркале толстой мейсенской пастушкой.
http://christa-eselin.livejournal.com/144282.html
