- Слушай папа, - сказал мой тринадцатилетний сын Лева, - тебя вызывают в школу.
- Что случилось? – спросил я.
- Я отпиздил черного.
- Сынок, 'отпиздил' – плохое слово. Нельзя говорить 'отпиздил'.
- А как говорить?
- Я должен знать детали...
- Я ему засадил слевой по корпусу, а потом правым боковым в голову.
- Да, это отпиздил, - сказал я. - Почему ты это сделал, мой мальчик?
- Он бросил мне в лицо пени, монету один цент.
- Попал?
- Да, попал.
Лева показал мне розовую отметку на лбу.
- Как же ты пропустил?
- Я сожалею, папа.
- Почему, из за чего все это случилось?
- Я ему показал курочку.
- Курочку! Какую еще, к черту курочку?
- Я показал ему жареную курочку.
- И это был повод, чтобы затеять драку? Ты мне что-то не договариваешь.
- Ой, папа, ты все равно не поймешь. Сходи лучше в школу, там тебе все объяснят.
На завтра утром Лева сказал:
- Папа ты не можешь идти в школу вместе со мной.
- Это еще почему? - спросил я.
- Из за тебя надо мной все будут смеяться. Ты неправильно одет. У тебя сникерсы неизвестнoй фирмы, старая кепка и слишком длинная борода.
- Как же мне попасть в твою школу?
- Приходи, когда начнутся уроки.
Занятия в школе начинаютя в восемь. В 8.30 я стоял в школьном вестибюле и простуженная тетка в полицейской форме переписывала данные из моего driver license в большую амбарную книгу.
- По какому вопросу? - спросила она.
Я обьяснил, что являюсь родителем некого Leo и приглашен в школу для того, чтобы...
- О, вы father того самого Leo Rabinovich, она оторвалась от записи и посмотрела на меня с интересом, с вами хочет поговорить заместитель директора школы.
Сказано это было весьма многозначительно и я понял, что удостоен особой чести и дело с этой 'курочкой' серьезное.
Помощником директора оказался довольно умный малый, который сразу понял, кто я такой и что разговаривать со мной по-английски следует медленно, простыми фразами, усиленной артикуляцией, как с глухонемыми.
- Вы знаете по какому поводу мы вас вызывали? - спросил он.
Нет, конечно, эта школа не была похожа на ту тюрьму. Ну, может быть немного: гулкие звуки в коридорах, тяжелые двери, решетки на окнах...
...В тот незабываемый вечер я оказался в компании самых разных людей. Я бы сказал незнакомых, но парень который сидел напротив вдруг спросил:
'Ты помнишь меня? 1965 год. Пионер лагерь Ленинец в Ждановичах. Первый отряд. Я Огонек. Сережа Огневский. Мы дружили.'
А в самом углу на полу сидел мужик и качался, как болванчик, из стороны в сторону.
- Что это с ним? – спросил я.
И какой-то всезнающих человек, который есть во всяком, собранном по случайному принципу обществе, объяснил:
- Сына убил. Бил по жопе ремнем и попал пряжкой по яйцам. Болевой шок и пацан умер. Вот сейчас сидит, качается.
.. и короче, - продолжил он прерванную моим вопросом речь, - всегда и во всем иди в несознанку. Твой единственный ответ на все вопросы, которые задают тебе заинтересованные лица, - не знаю, не помню...
- Хуй его знает, гражданин начальник, - ответил я заместителю директора школы.
- Что вы сказали? - спросил замдиректора. Я изучал русский в школе и в колледже.
- I have no idea, - oтветил я правильно, как на уроке английского.
- Ok, сказал он, - тогда я должен вам кое-что показать. Он развернул лист плотной бумаги, на котором довольно искусно были нарисованы кусочки жареной курицы и профиль старичка, похожего на всесоюзного старосту Калинина. Внизу стояла подпись KFC.
- Вот это он публично демонстрировал своему однокласснику афро-американского происхождения - сказал замдиректора с искуственным возмущением.
- И что? - спросил я в искреннем неодумении.
- Вы не знаете, что демонстрация символов Kentucky Fried Chicken является оскорбительной для лиц афро-американского происхождения?
- Первый раз слышу. А как же реклама KFC? – спросил я.
- Одно дело реклама, сказал он, а другое дело, когда перед носом машут.
- Как же это может быть! - воскликнул я в крайнем изумлении, - в ресторанах Kentucky Fried Chicken мне приходилось встречать большое количество негров, пардон африкан-американ, они с удовольствием едят эту жареную курочку, кругом символы этого KFC и никто из них не выглядел оскорбленным или обиженным, а очень даже наоборот.
- Потому оно и является для африкан-американ оскорбительным, что наоборот.
- А есть еще какие то символы, которые для наших чернокожих братьев оскорбительны? – спросил я, потрясенный открытием.
- Да сколько угодно, - ответил замдиректора. Hапример, - grape soda.
- Пробовал, редкостная дрянь эта ваша grape soda, - сказал я.
- Ну, вот видите, а африкан-американ этот напиток очень любят и поэтому всякий намек или демонстрация символов grape soda является для них оскорбительным. Ваш сын оскорбил своего одноклассника афро-американского происхождения, показав ему рисунок с изображением KFC, и это оскорбление носит расовый характер.
- Послушайте, но как мне, простому эмигранту, знать все эти символы, чтобы случайно не обидеть какого-нибудь африкан-американ. Может быть есть какой то список?
- Такого списка нет, - сказал помощник директора школы, но все знают.
- Как же мне быть?
- Спросите у своего сына.
- Ну, хорошо. Допустим мой сын дразнил своего одноклассника изображением жареной курицы, но в этом же не было момента насилия, попытки нанести ущерб здоровью. А этот африкан-американ бросил в моего сына монетой. Бросил сильно, в лицо. Он же мог попасть в глаз.
- Со стороны африкан-американ было желание ответить оскорблением на оскорбление. Бросив в вашего сына монетой он хотел подчеркнуть особое отношение евреев к деньгам, - сказал помощник директора школы.
- Ахуеть! – воскликнул я.
