На третьем курсе сельхозинститута нам стали преподавать совершенно непонятную дисциплину под названием «искусственное осеменение». В нашей подгруппе было только два коренных горожанина – я и мой друг Леня Плинер. Понятно, что мы отнюдь не сразу сообразили, что искусственное осеменение – это нечто схожее с непорочным зачатием.
Преподавал нам это «искусство» абсолютно лысый худощавый мужчина в роговых очках.
За ним сразу же закрепилась кличка Сперматозоид. Уже на первой лекции он пояснил нам, неоперившимся, желторотым, «шо там тэпло, тэмно и вогко».
Когда мы достаточно поднаторели в искусственном осеменении, правда, пока только теоретически, Сперматозоид повез нас в совхоз на практику. Сначала мы готовили искусственную вагину. Это довольно длинная, не менее шестидесяти сантиметров металлическая трубка, в которую вставлена тугая резиновая трубка меньшего диаметра.
Один конец этого сооружения был открытым, а на другом помещался небольшой сосуд, так называемый семясборник. Через специальное отверстие в металлической трубке мы заполнили межтрубное пространство теплой гречневой кашей – и вагина готова.
На скотном дворе стояли тесные и очень прочные стойла. В них завели кобылу, которая находилась в возбужденном состоянии. Рядом с ее задом двое практикантов – это, конечно же, были мы с Леней – держали наготове искусственную вагину. После этого два конюха вывели под уздцы на длинных поводьях племенного жеребца.
Жеребец, хоть он и мужского рода, не стал интересоваться внешними данными кобылы, ее возрастом и наличием у нее детей, в смысле жеребят, и сразу же полез «заниматься любовью».
Его могучий ствол миновал приготовленную для него обманку и уже намеревался войти, куда следует по правилам матушки природы. Но тут Сперматозоид закричал:
– Хватаете его за х… за ствол и суйте его в вагину.
Ближе всех к месту событий, конечно же, оказался я и ухватился двумя руками за могучий жеребячий ствол, как за перекладину турника. Но одному даже двумя руками жеребца мне было не одолеть.
– Ленька, помогай! – заорал я благим матом.
В четыре руки мы с другом направили ствол племенного жеребца в искусственную вагину.
Его нетерпение достигло предела, и он не стал разбираться, что и как. Фрикции жеребца были мощными и быстрыми. Мы с другом едва удерживали железную вагину. Но горячая гречневая каша сделала свое дело, и жеребец довольно скоро захрипел и обмяк.
А всеми обманутая кобыла, повернув голову, печально глядела одним глазом на это безобразие. «Впредь, – подумала она, – не поддамся ни на какие изыски. И если решу кому-нибудь отдаться, то только по рабоче-крестьянски, чтобы глаза в глаза и тело в тело».
Из глаза ее выкатилась большая лошадиная слеза.
Почему обманутый жеребец не возмутился и не наказал нас, мы не знали, по-видимому, опытные конюхи хорошо держали его за уздцы. Да и жеребцу, видимо, «задним числом» уже было все по барабану.
В нашей мужской компании была всего одна женская душа, кобылья, и мы ее подло обманули. Все мужики поимели кто удовлетворение, а кто и удовольствие. И только кобыла не получила ни удовлетворения, ни удовольствия от содеянного. Мне было ее искренне жаль, как и каждую обманутую мной женщину.
А наш Сперматозоид был так доволен своими студентами, что крепко пожал наши могучие немытые руки.
