Пионер Алексей Моряков подбросил в огонь дров, поворошил угли палкой и, приняв от соседа початую бутылку "Солнцедара", вежливо спросил:
- Дядь Мондень, а Вы баб в жопу ебали?
- По научному, в анус, - добавил маленький очкастый Левушка, сидевший на бревнышке между Лизкой Зайцевой и унылым Сеней Трофимом.
Дядя Мондень, вечный пионерлагерный сторож, отрицательно качнул головой. Зачем-то подув на блюдечко с коньяком, надежно упокоившееся в его грязных ладонях, он сделал добрый глоток. И, недолго помолчав, сказал:
- Нет, сынок, в дымоход не доводилось. Но, помню, матрешку одну хуярил, рачком, а потом согласилась она хомячка за щеку пустить. Вот у нее из хлебала, как из сральника несло.
Дядя Мондень сплюнул в костер и продолжил:
- А малофейку, ну, то есть, кончу, она, сучка, глотать отказалась сразу.
- По научному, это спермий называется, - подал слабый голос Левушка и сразу был вознагражден мощным подзатыльником от пионера Морякова. Левушкины очки с его горбатого носа слетели в траву, и, опустившись на четвереньки, Левушка подслеповато зашарил руками в месте их предполагаемого падения.
- Ученый, съешь говно копченый, - прокомментировал произошедшее дядя Мондень, а пионеры по-доброму рассмеялись. Мондень продолжил:
- Ну, думаю, блядь ты сраная, я те на еблет-то и спущу. Ну и хуйнул, как из шланга пожарного, все залил ей - и рот, и нос, и уши, и в глаз ей струя пизданула. Кудряшки на башке её тупой, как сосульки повисли. Ну, хуле, развизжалась она, как кошка отпизженая. Я ей с правой по еблету - на! Затихни, мол, тварь. Короче, бля, съебала она, хуесоска вонючая.
Пионеры напряженно внимали рассказу.
- И вот забыл я даже про нее как-то, про матрешку эту. Только хуй у меня почесываться вроде начал, зудеть. И тут она, значит, прихуячила ко мне, через неделю. Пол-ебла её перекосоебило. Глаз у ней, бля, мутный какой-то, припухший, как у Крупской, хуйня зеленая из него течет, вобщем - пиздец полный.
Похуярили мы в больницу, к глазнику. Ну, там, хуё-моё-бараньи яйца, доктора её давай смотреть. Смотрели-хуели и сказали - всё, пиздец глазу. Профессора притащили, старый такой апездол, гнутый в три погибели, на том свете уже ему прогулы ставят. Он зараженье нашел. Науке неизвестное. Вырезали фару ей к ебеням. Тут-то я и прочухал - неспроста хуй у меня так чешется. А нехер было в десны долбить эту мандавшу заразную.
Хотела она, сучка, в суд на меня подать, да кой там. Срамно как-то ведь. Не совсем, всеж, на она голову ебанутая. Поняла, что к чему. Ну и выправила себе инвалидность. ВТЭК - хуек, оформили, короче, ей группу. Пенсию сейчас нехуевую получает. По трудовой, бля, травме. Она ж на мясокомбинате работала. В убойном, ёба, цеху. Ну, чего-то там профсоюз ей оформил. Навроде, бля, как оттуда зараженье. А я, между прочим, марганцовкой потом лечился месяц.
Тут дяде Монденю на руку угодил уголек от костра. Сторож непристойно и грязно выругался, тряся рукой и потеряв нить рассказа.
- А правда, дядь, что некоторые пипиську у женщин лижут?! - Лене Зайцевой этот вопрос, видимо, не давал покоя.
- Слыхать о том, я слыхал, но сам не видел, - дядя Мондень опять отхлебнул коньяк из блюдечка. - Говорил мне один крендель, что по вкусу, бля, на селедку малосольную смахивает.
Сеня Трофим не смог сдержать рвотный рефлекс от услышанного, и загадил свежеупотребленным "Солнцедаром" Левушкины сандалии.
- В рот те ноги, - пожурил Сеню пионер Моряков, - какого хуя добро переводишь!? - и отобрал у него наполовину опорожненную бутылку.
- Куннилингус это называется, - Левушка уже бережно схоронил свои найденные очки в нагрудный кармашек, и поэтому нагло улыбался.
Дядя Мондень удивленно почесал правую коленку: - Пацан, да ты грамотей! Врачом, поди, хочешь быть?!
- Да, гинекологом, как папа, - кивнул рыжими кудряшками Левушка.
- Ну и правильно, еба, руки в тепле, мани на кармане, - похвалил Мондень.
- Дружок у меня был, - вспомнил он, - тоже на врача учился, Витюша. Пошли мы, бля, с ним на рыбалку как-то. И матрешку одну с собой взяли. Ёб те, не помню, как звали. Лиза, что ли. Или, наоборот, Зина. Да и хуй с ним. Короче. Взяли мы с Витюшей "Анапу", два пузыря. А матрешка эта, пизда тупая, приволокла спирта медицинского, грамм четыреста. Ну, хуле. Разбавить нечем. Развели ее хуйню с "Анапой". Выпили стакашек-другой, и она, бля, отрубилась, навзничь. Витюша поймал ротана полудохлого, а мне посрать пиздец как приспичило. Ну, попиздовал я в кусты, просрался, чисто как дите. Слышу, Витюша ржет во все ебало и меня зовет. Штаны натягиваю, из кустов вылазию, лежит эта матрешка на пляжу. Голая, в чём мамка родила, а из ее жопы рыбий хвост торчит. Витюша рядом уссывается со смеху. - Русалку ебать будешь? - спрашивает. И ржет, хуйло с ушами. Ротана, которого поймал, ей в очко засунул и рад, ебасос.
- Ролевые игры, - опять встрял со своими комментариями Левушка, понявший, что экзекуций не будет.
- Точно, бля! - Мондень радостно всплеснул руками. - Лизка ёе звали. Ермольянинова фамилия. Актерша, еба-на, в кукольном театре Буратин играла. Сама хвалилась. Точно-точно.
Я ещё тогда, хуйтенате, с лейтенанткой жил, из детской комнаты милиции. Ну и пердючая она была, лейтенантка, бля, эта. Но баба хорошая, добрая.
Помню, пердолю ее я в первый раз. А она как заорет - Стоять! - Мондень и сам проорал это командным голосом, отчего Сеня Трофим резко дернулся, а на ближайшем дереве испуганно вскрикнула неизвестная птица.
- Я, бля, аж зассал. Замер, лежу на ней, не шевельнусь. Как статуй ебаный. А матрешка эта как бзднет! - округлившимися, от значимости момента, глазами сторож обвел пионеров.
- Всегда она во время ебли пердела, - уточнил Мондень, и грустно продолжил. - В больницу ходила, к ведуньям-колдуньям, бля, всяким. Таблетки пила. Просто так - не пердит. А как ебет ее кто - без бздо не может. Хуй человечий в себе не чую без того, говорит.
Лена Зайцева засмеялась, и дядя Мондень разозлился:
- Какого хуя ты ржешь, пизда корявая? У человека беда, горе, можно сказать. А тебе всё смехуечки. Вон, ребята, те - с понятием!
Пионеры осуждающе посмотрели на Зайцеву.
- Ну, и поебать, пердишь ты - и перди себе, - философски заключил Мондень. - Но потом она хуйту, что ли, всякую жрать начала - бзднет, а ты хоть ложись и помирай! Что за ебеныть! Вонизм дикий! Собрал я тогда, еба, шмотье свое, послал ее культурно и педагогически на хуй, и упиздовал, бля. В тот день, минерального секретаря нашего хоронили, дорогого Ильича нашего. Гроб чуть не наебнули, как сейчас помню, - пионерлагерный сторож замолк и осторожно поковырял у себя в носу. Затем, вынув из ноздри палец, он внимательно его осмотрел и вытер об скамейку, на которой восседал.
Внимательно слушавший этот рассказ Левушка глубоко задумался.
- Ладно, подустал я, пойду, бля, посплю, - дядя Мондень тяжко поднялся. - Отдыхайте, ребятки. На речку только не ходите. Вожатые ваши там, я слыхал. Водку пьют. Ну их на хуй.
- Ну, что, звеньевая, в жопу ебаться будешь? - улыбнулся задорно пионер Моряков, когда Мондень скрылся вдалеке. Лена Зайцева благожелательно захихикала в ответ.
- Метеоризм! Метеоризм это называется! Когда пердят, - Левушка сиял от радости. - Я вспомнил!
- Ну и на хуй пошел! - пожелал Левушке наилучшего пионер Моряков.
И ребята повели хихикающую звеньевую Ленку в кусты.
