Многие русские путают Словению со Словакией и наоборот. А зря.
Мы, такая большая и великая без малого почти шестая часть земли, вообще не любим вникать в географические мелочи. Для нас все эти Лихтенштейны и Гваделупы – как сдача в копейках. Помните, как в одном из произведений Фазиля Искандера:
- Я из Абхазии.
- Абхазия – это Аджария?
- Нет, Абхазия – это Абхазия.
Примерно такой же диалог, только более развернутый, я однажды слышал в одном туристическом агентстве.
Клиент, мужчина с широким и каким-то складчато-перепончатым лицом и с очень толстой золотой цепью на шее, похожий на шарпея в колье:
- Здравия желаю. Хочу-ка я кататься в смысле горные лыжи.
Шарпей очень странно формулирует свои мысли.
Судя по всему он из бывших военных. «Г» и «в» у него, как у Горбачева.
Турагент, девушка, из последних сил балансирующая между бодрым и профессиональным автоматизмом и усталым отвращением ко всему в мире:
- Какую страну вы предпочитаете?
Шарпей-«Харбачоу», звякнув цепью:
- Не ту.
- Извините…
- Как говорится, где уже.
- Простите… Не поняла.
- Докладываю. Был уже: Франция, Швейцария и эта, как ее?..
Пауза. Шарпей весь превращается в напряженно пульсирующий мозг.
- Австрия? – помогает девушка.
- Это! Был уже тоже я. Хочу-ка, где еще нет.
- То есть, вы хотите поехать на горнолыжный курорт в ту страну, где вы еще не были… Я правильно вас поняла?
- Так точно. Еще эта – маленькая – был. Как оно? Лыжи там. А пошлина – нету.
- Гм… Андорра?
- Так точно. Был. Хочу-ка где нет.
- Может быть… Словения?
- Отставить. Чехословакия – был.
- Словения – это не Чехословакия…
- Никак нет. Докладываю. Чехословакия состоит из Чехия и плюс сверху Словения. Прага, как говорится… Был там. Еще хочу. Новые, можно сказать, горизонты надо. Чехословения – отставить. Уже.
- Да нет же… Бывшая Чехословакия – сейчас это Чехия и Словакия. А Словения – это совсем другая страна. Это бывшая Югославия. Одна из бывших югославских республик. Там были Черногория, Хорватия, Сербия… ну и другие. А столица Словении – Любляна. В Словении очень хорошие горнолыжные курорты. Мы активно работаем со Словенией. Можем предложить вам прекрасные места: Фогель, Рогла, Похорье, Краньска Гора, конечно…
Складки мозга волнообразно пульсируют. Ощущение, что даже цепь на шарпее нагревается от напряжения.
- Черногория – был… - судорожно корчится мозг. – Хорватия – был… Словения – не был. Трудно… Он точно новый?
- Кто?
- Словения? Я точно оно не был?
- Точно.
- Не Хорватия?
- Нет, оно – нет.
- Был я там уже…
- Я поняла. Словения – это не Хорватия. Гарантирую.
- И не Чехословакия?.. Уже я.
- Я поняла. Вы – уже. Нет: Словения – это не Чехословакия, не Италия, не Черногория. Не Швейцария и не Танзания. Вы там еще не были.
- Точно?
- Точно.
- Под вашу, как говорится, ответственность, - грозно морщится шарпей.
- Так точно, - устало улыбается турагент.
- Добро;. Приступать к исполнению. Чтобы, все как положено, погоны пять звезд. Полное довольствие. Боекомплект в смысле лыжов. Два койкоместа. Доложьте по полной форме.
- Есть.
- Вольно.
Я, честно говоря, и сам долго толком не знал, что такое Словения. Было как-то не до нее. Пока в Москве случайно не познакомился со словенкой.
У моего знакомого художника Ромы Выкрутасова была выставка. Или вернисаж. Я в этом плохо разбираюсь. Знаю, что на таком мероприятии всегда есть стены со странными картинами, а между стенами бродят странные люди с вполне обычными рюмками или бокалами.
Рома – современный прогрессивный художник. Он в свои тридцать пять создал уже целое направление в искусстве. Оно называется биоцифровой трансэклектизм. Крупнейший и единственный представитель этого направления в искусстве – Роман Выкрутасов.
На выставке Рома был в черном фраке, белых шортах и желтых кедах. Седые волосы, еще не колонизированные народившейся лысиной, были заплетены в тринадцать косичек с колокольчиками. На носу – пенсне. Во взгляде – классическое сочетание творческого безумия и явного умения точно и быстро считать. Сочетание, свойственное, как я успел заметить, всем прогрессивным художникам.
Биоцифровой трансэклектизм Ромы Выкрутасова заключается в том, что на всех без исключения его картинах всегда изображены: а) цифры и б) голые тети. Фон: любой. Луна, хомячки, Кремль, реклама шампуня. Тети могут сидеть на цифрах. Цифры могут расти из теть. Иногда трудно понять, что перед тобой: тетя или цифра. Но главное, что это явно не дяди и не буквы. Современное искусство я совершенно не понимаю, но к Роме на выставку я не пойти не мог: иначе Рома обидится.
По залу прохаживались такие же, как Рома, прогрессивные современные художники и художницы странного вида с рюмками и бокалами в руках. Слышались обрывки реплик:
- У тебя, старик, пластика хороша!
- А конструкция, брат, все равно прет! Прет конструкция!
- Сенсорности добавь, Роман Романович, сенсорности. Она, матушка, глядишь, и гештальтом наградит!
- Эх, брат, Романыч, до чего ж ты, доложу я тебе, семиотичен! Что, симулякром, старик, давишь? Дави, дави… Симулякр – он всему голова!
Рома познакомил меня с несколькими художниками и художницами. Но разговор у меня с ними не клеился. Я был здесь совершенно чужим и ощущал себя то ли как свинья в синагоге, то ли как раввин в свинарнике. В зависимости от того, как взглянуть на вещи. Я подошел к Роме и сказал:
- Молодец, Ромка, хорошо рисуешь! Не хуже Репина. Я бы так не смог.
Рома поморщился. Я уже с облегчением собрался проститься и уйти, но Рома хищно взял меня за локоть и, маневрируя мною в толпе, как официант грудой грязных тарелок, мгновенно доставил к какой-то миловидной бодрой старушке, которую я до этого совершенно не замечал.
Старушка была совсем не прогрессивная. Одета она была совершенно обычно и пила воду из стакана.
- Познакомьтесь, - сказал Рома, и его белые трусы, словно ледокол в торосы, вонзился в публику.
- Здравствуйте, - с легким акцентом сказала старушка. – Меня зовут Ве;сна.
Старушку можно было смело назвать красавицей. Правильные черты лица, большие голубые глаза. Невысокая, но ладная. Лет пятьдесят назад старушка явно жгла.
- Владимир.
- Очень приятно.
- Взаимно.
- Я из Словении.
Я изобразил на лице приятное удивление.
- Вы были в Словении?
- К сожалению нет.
- Приезжайте. Вам у нас понравится.
- Обязательно. А вы… художница?
- О нет! Просто мы очень дружны с мамой Ромы. И вот я приехала в Москву и пришла посмотреть…
- Вам понравилось?
Весна снисходительно, я бы сказал, всепрощающе улыбнулась:
- Искусство должно быть разным… А чем занимаетесь вы?
Мы разговорились. Ушли с выставки и посидели в кафе. Оказалось, что Весне восемьдесят пять лет. У нее четверо детей от четырех мужей, девять внуков и два правнука. По профессии она врач. Живет в домике на берегу знаменитого словенского озера Блед.
Она дала мне свою визитку:
- Обязательно приезжайте ко мне в гости. Я люблю гостей. Поверьте, Володя, это не формальное приглашение. Я действительно очень рада буду вас видеть. Приезжайте.
Я сказал, что обязательно приеду.
Самолет в Любляну был у Весны на следующее утро.
Через год мне предложили командировку в Словению. На неделю. Я поехал.
Любляна – город-шкатулочка. Все по-австрийски аккуратно и чисто. Словения долго входила в состав Австро-Венгрии. Девиз словенца: «Чистота – залог здоровья. Порядок – прежде всего». Ни одного брошенного окурка. Ни одного облупленного дома.
Зато здесь все дома, автобусы и поезда плотно разрисованы разноцветными граффити, которые никто не стирает. Демократия. Свобода самовыражения. В Словении огромное количество деятелей искусства на душу населения и мало того – здесь все время гастролируют и устраивают выставки иностранцы. Много наших.
Кафе, кафе, кафе. Мосты, мосты, мосты. Через речушку Любляницу. Самый известный мост – Драконий. Четыре зеленых дракона, похожих на судорожно зевающих борзых, согласно легенде, должны поднимать свои хвосты каждый раз, когда по мосту проходит девственница. Впрочем, за сотню лет существования моста никто так и не увидел поднятых хвостов.
Наверное, девушки в Любляне предпочитают другие маршруты. Или драконьи хвосты не достаточно компетентны по женской части. Или они стесняются отрабатывать пикантную легенду. Или им просто лень. Что вполне можно ожидать от славянско-балканских драконов.
Конечно, для нас, русских, как и в любой другой славянской стране, здесь забавный язык.
Я любил пить кофе в кафе, которое находилось на крошечной улочке с очень философским названием, которое, чуть-чуть переделанное на русский манер, звучит как «Жидовская стезя». В переводе – «Еврейский переулок». Согласитесь, что со «стезей» как-то проникновенней, чем с «переулком».
Здесь все прикольно. Например, шоколад – соленый, с морской солью. Такой же соленый – шоколадный ликер. Вкусно.
Здесь самая большая в Европе пещера, в Постойно. Сталактиты, сталагмиты и так далее. Кстати, электричество в нее провели раньше, чем оно появилось в Лондоне. Молодцы словенцы.
От Любляны в любой конец Словении на машине – час-полтора. Час до Италии. Столько же до Австрии, Венгрии (до нее чуть подольше), Хорватии. Час до шарпеевских горных «лыжов», час до адриатического пляжа.
До озера Блед, визитной карточки Словении, максимум полчаса.
В озере чистейшая вода. Рыбаки тут ловят серебряных рыб, огромных и упитанных, как начищенные до блеска утятницы, и отпускают их обратно в озеро. Так надо. Утки здесь тоже есть, толстые, неторопливые, как бухгалтерши в московских жеках.
В обычные утятницы они явно не влезут.
Вода в озере изумрудного цвета. Похожа на подсвеченный мармелад. Посередине озера – остров с замком. Туда можно доплыть на «плетнях», словенских гондолах. Можно поплавать на обычных лодках. Моторные – строго запрещены. Экология.
Из своего люблянского отеля я позвонил Весне и заехал к ней в гости. Дом бабушки Весны произвел на меня неизгладимое впечатление. Об этом ниже.
Мы попили чаю и прогулялись вокруг Бледа. Это около семи километров.
Моцион вокруг озера у бабушки Весны – ежедневная норма.
Мы гуляли с Весной около двух часов, и за это время я много о ней узнал. Интересная оказалась бабушка.
Есть такой особый тип людей, которые сочетают в себе глубокую сострадательность с азартным коллекционерством.
Бабушка Весна – удивительно добрый человек. Она не может пройти мимо бездомной кошки или собаки. У нее – восемь кошек и семь собак.
Я запомнил на всю жизнь одноухую кошку Пепку и хромого пса Метода (это, кстати, значит «способный»), которые всегда были неразлучны и проявляли друг к другу потрясяющую нежность. Метод все время зализывал огрызок Пепкиного уха, а Пепка лизала переломанную лапу Метода. При этом Метод нежно поскуливал, а Пепка урчала. Сильное впечатление.
Бабушка Весна разводит цветы и всякие другие растения. Весь дом у нее в выкопанных в лесу чахлых и поломанных саженцах, которые она поливает, оздоравливает, потом весной высаживает в том же лесу.
Своих четырех мужей она приютила примерно так же, как саженцы и Метода с Пепкой. Все четверо прожили с Весной лет по пять. Все четверо по жизни были неудачниками. Двое были запойные (их звали Зига и Йосип), двое (Примаж и Цветко) – просто лентяи в вечной депрессии. (Лень и депрессия, замечу в скобках, так же неразлучны, как Пепка и Метод). Весна их подбирала, кодировала, выхаживала, находила им работу, выводила в люди, рожала от них детей. Потом оперившиеся мужчины исчезали. Бабушка Весна совершенно не расстраивалась и тут же подбирала следующего. Цикл возобновлялся. И все это – на фоне бесконечной циркуляции десятков кошек, собак и чахлых сосенок.
Бабушка весна вообще в разных формах коллекционирует людей. Она всех всегда приглашает в гости, обласкивает, поит чаем, водит вокруг Бледа. Я тоже попал в коллекцию бабушки Весны. В более, конечно, поверхностной форме, чем Пепка, Цветко и саженцы.
Вообще в доме у бабушки Весны, кроме фауны и флоры, всегда кто-нибудь живет. Меня она тоже очень упрашивала пожить неделю в ее доме. Но у меня были дела в Любляне.
Когда я попал к Весне, у нее был редкий период безгостья. Уже два дня назад от нее уехали русский прогрессивный художник Эрнест Штыров и штыровская жена Элла, тоже художница.
Штыровы на машине из Москвы поехали в Италию, но в Венгрии их обокрали местные цыгане. Стащили барсетку с деньгами и документами. Штыровы доехали до Бледа, и тут у них кончился бензин.
Когда Штыровы в позе двух зарифмованных роденовских мыслителей сидели на берегу Бледа, к ним подошла бабушка Весна. В руках у нее был воробей с переломанным крылом. Воробья звали Драган и подобран он был неделю назад. Бабушка разговорилась со Штыровыми и, узнав их историю, страшно обрадовалась. После этого Штыровы месяц, пока выяснялась ситуация с паспортами и визами, жили у Весны. Кушали, писали картины. Штыровские картины никто покупать не хотел, потому что они были слишком концептуальны.
Эрнест Штыров, как и Рома Выкрутасов, основал свое направление в искусстве: сингармонический аутизм. Бабушка Весна, чтобы у Штырова появились хоть какие-то деньги, купила одну из его картин. Картину я видел. На ней были изображены четыре апельсина. Первый – с глазом, второй – с носом, третий – с ртом, четвертый – с ухом. Называлась картина: «Седьмая сага о карме жесткого диска».
- Эта картина напоминает мне моих мужей, - всепонимающе улыбнулась бабушка Весна.
Штыровы уехали.
- Скажите, Весна, а кто ухаживает за вашими животными и растениями, когда вы куда-нибудь уезжаете? Ваши дети? Внуки? – спросил я.
- Нет, Володя, мои дети, внуки и правнуки все разъехались. Они, конечно, иногда приезжают ко мне, но редко. Они далеко. Кто в Америке, кто во Франции, кто в Германии. Один из моих внуков вообще в Австралии… А кто ухаживает?.. Например, когда я была в Москве, где познакомилась с вами, у меня в доме жил музыкант из Петербурга.
- Во как!?
- Да, Аркадий Нахерзон. Он и ухаживал.
- А как он к вам попал?
- Так же, как и Штыров.
- Обокрали?
- Нет, он сам всё потерял. И деньги потерял, и документы. Правда я его нашла не здесь, на Бледе, а там, в Любляне. Я приехала туда за кормом для собак. Иду по Драконьему мосту. Вижу стоит печальный мужчина и играет на скрипке «Я встретил вас…» Знаете, такой высокий, худой, лицо грустное-грустное. Рот полуоткрыт. Чуть не плачет человек. Вылитый дракон. Когда он закончил играть, я подошла к нему, спросила, кто он… Он у меня два месяца жил. Слава богу он тут хорошо питался, пополнел… Играл здесь, у Бледа, на скрипке.
- Подавали?
- Да так… Очень мало. Он привез с собой в Словению сто компакт-дисков со своими записями. Думал – продаст…
- Продал?
- Продал… Я купила все диски Нахерзона.
- Понятно, - сказал я. И подумал: «Ох и нахерзон же, прости господи, ты это сделала, добрая душа?»
- Я вам обязательно подарю диск Нахерзона. Очень талантливый музыкант.
- Спасибо, Весна.
- Кстати!.. – оживилась бабушка Весна.
- Что такое?
- Чуть не забыла! На следующей неделе сюда приедет Рома Выкрутасов!
- Ишь ты!
- Да, говорит: месяца на три. Со своими двумя друзьями-скульпторами. Как это называется?.. Мо-ну-мен-та-листами
- Ого!
- Я так рада!.. Так рада!
«Да, подумал я, купишь ты, ангел сердобольный, задорого и у Ромы его цифровую тетю, и у этих братьев-монументалистов двух монументальных баб из алебастра. Одну – с веслом, другую – с вилами…»
Рома со своими скульпторами как раз сейчас у Весны. Я в Москве. Поздняя осень. Думаю Весне. Сижу дома. Слушаю Нахерзона.
Интересно, как там очень хорошие люди – Метод с Пепкой?
И покатался ли на лыжах в Словении Шарпей?..
