У игрушечного мамонта оказался разорван зад. Почти не видно. Густая рыжая шерсть, а под ней шов разошелся, и поролон лезет. Обнаружил я это только в вагоне. Завтра мамонта ребенку вручать, а у зверя зад разорван. Нехорошо. И поезд уже поехал.
Пошел к проводнику, отдал билет и как друга попросил:
– Брат, выручи, дай оранжевые нитки.
– Тебе зачем оранжевые? – поинтересовался он.
– Да надо… – не будешь же объяснять, что надо зад мамонту зашить.
Он шкафчик открыл, и оттуда банки с икрой посыпались. С красной и черной. Ничего себе пассажир пошел, к чаю не сушки, а икорку требует! И вот он одной рукой банки назад кидает, другой в шкафчике копается. Нашел. Бросил мне катушку ниток. Не рыжие, а какие-то красноватые. Но ничего, и такие сойдут. Я еще стакан чая попросил и пошел в свое купе.
В купе две полки одна над другой. Верхняя поднята, на моей нижней какая-то дама в пальто сидит, на полу три сумки одна другой больше.
– Ничего, – спрашивает, – что я пока ваше место заняла?
– Чего уж там, – отвечаю, – сидите, чувствуйте себя как дома.
Она сразу пальто сняла, сумку открыла и начала из неё курицу есть. Ляжку куре оторвет, обглодает, а кость на бумажку на столе положит.
Я не люблю, когда люди припасы не на стол выкладывают, а изнутри сумки или пакета едят. Вроде как намекают, что самому мало. Но ладно, сижу, нитку в иголку вставляю, поезд качает, попал кое-как и стал мамонту зад зашивать.
Дама курицу ест и на моего мамонта подозрительно смотрит. Проводник с чаем пришел и тоже на него уставился.
– Ваш чай, – протянул стакан.
– Полку опустите, – капризно так дама говорит.
Опустил проводник ей полку, еще раз на моего мамонта глянул и ушел.
Женщина куру доела, из другой сумки термосок достала, маленький такой – на одну кружку, которая как раз сверху вместо крышки привинчена, захочешь – не поделишься.
Кофе выпила, встала, руку на свою полку положила.
– Вы, – игриво так спрашивает, – кавалер?
– Кавалер, – подтверждаю я, – только у меня ревматизм и правая нога не поднимается. – Женщине, из автобуса выходила, руку подал, а она своей телегой мне её переехала. Нет, я могу и на верхней полке ехать, если вы меня подсадите. Или мою правую ногу туда закиньте, а я уж следом залезу.
Вижу, не понравилось ей. Термос спрятала, сумку закрыла и наверх забралась. И так ловко, раз и уже там.
– Зовут-то вас как, красавица? – чисто из вежливости спросил.
– Вас это совершенно не касается, – отвечает она мне уже сверху.
– Да я к тому, что кости ваши куриные на столе остались, так я могу их наверх подать…
Ладно, дальше едем.
Меня эта мадам своей курицей раззадорила, тоже поесть захотелось. Чаем сыт не будешь. Батон-то у меня есть, осталось икорки попросить. Снова к проводнику пошел. Нитки вернуть.
– Брат, – говорю, – продай икры баночку.
– Нет у меня никакой икры, – отвечает он, – привиделось тебе. Нитки дали и хватит.
Еду дальше. Батон с чаем тоже неплохо. А женщина наверху поворочалась и опять слезла. Курица у неё кончилась, так она из третьей сумки несколько палок сырокопченой колбасы достала.
Выбрала, какая похуже, и началось. Отрежет кусочек ножиком, у меня на глазах медленно в рот его спрячет, пожует и проглотит, потом новый отрезает. Без хлеба. Но, ничего не скажу, интеллигентно держит, двумя пальчиками за краешек.
Так и едем, у неё колбаса, у меня хлеб. У проводника икры полный шкаф. Вроде всем хорошо, а удовольствия нет. Несколько часов едем. До самой границы. И перед самым рубежом нашей родины проводник в купе зашел.
– Таможня, – говорит, – и сам на меня смотрит.
Дамочка краситься начала. Словно к ней не таможенники, а Авраам Руссо придет. Только поезд остановился, в вагон подсели двое. Толстые как медведи и усы висят как у запорожцев на картине. У первого две звездочки в петлицах, у второго одна. С проводником пошептались и сразу к нам.
Первый, с двумя звездами в петлицах, сразу мамонта со столика – цап!
– Все верно, – кивает, – шов свежий и нитки другие. Чей мамонт? Ваш, гражданка, вы вместе едете?
– Нет, – заявляет она, а сама помадой губы полирует, – его мамонт. И он мне случайный попутчик, я с такими типами и не кавалерами, которые через границу подозрительных мамонтов везут, только по билету и езжу.
– Гражданин! – обращается ко мне второй, с одной звездой в петлице, – предлагаем ценности, валюту и запрещенные к перевозу предметы из мамонта, сдать добровольно.
Что делать, стал обручальное кольцо с пальца снимать. Только они кольцом побрезговали.
Тут и третий таможенник с собакой подоспел. Маленькая псина, вся в пятнах и уши большие, наверное, кто-то из начальников свою по блату на службу пристроил.
Поставили перед ней мамонта, она осторожно подошла, рыжую синтетику на нем понюхала, сморщилась и то ли гавкнула, то ли чихнула.
Тут они спорить начали, гавкнула она или нет. Я же утверждаю, что она у них просто простужена и ей тёплого молока надо.
Проводник в купе заглядывает – всем интересно.
– Он у него, – на моего мамонта показывает, – мало того, что подозрительно зашитый, вообще китайский и для детей вредный.
– Да что вы спорите, – дамочка хохочет, – раскурочьте его и посмотрите.
И ножик тянет, которым колбасу отрезала.
Два таможенника мамонта держат, третий ножиком орудует – только нитки летят.
Вот рука старшего полезла в зад мамонта. Глаза-пуговицы у того удивленно шевельнулись и вроде как стали больше. Плюшевые бивни заходили, хобот опустился, уши вперед поехали. Шарил в нем, шарил – ничего не нашел. Таможенники по очереди посмотрели мамонту в зад. Потом стали, что внутри доставать.
А там разная дрянь. Поролон, тряпки скрученные – ничего интересного. Весь стол завалили. Мамонт сдулся, как шарик. Стоят – грустные. У которого усы больше и звезды две, говорит:
– Что ж ты людей при исполнении служебных обязанностей дуришь? Провоцируешь. Знаешь, что за это положено?
– Что положено – давайте, а только у проводника в шкафчике, где икра, рыжих ниток не было.
– Они переглянулись и старший тому, который с собакой – приказал:
– Ну-ка, посмотри.
Вскоре слышу у проводника шум какой-то, причитания и таможенная собака гавкает по-настоящему.
А эти двое все в купе топчутся. Вижу, не хочется им просто так уходить, решил помочь.
– Вот гражданка, – говорю, – которая случайная попутчица и нашу историческую фауну презирает, интересовалась можно ли ей через границу шесть палок сырокопченой колбасы провезти?
– Где колбаса? – у них аж усы поднялись.
– Да у гражданки вон в той сумке целых пять батонов, а от шестого она только с краю отъела.
Дальше я уже один ехал. Снова мамонта поролоном набил. Потом пошел к проводнику, а там уже другой в его хозяйстве разбирается. Снова нитки попросил. Но он скривился и сказал, что предателям нитки не положены, и у него международный вагон, а не ателье. Хорошо у меня скрепка была, кое-как залатал зверя.
А впрочем, все это ерунда. Дорожная история. Главное, что ребенок игрушке был рад.
© Андрей Макаров
