Я всегда любил ларьки возле метро и на остановках. Ах, какие раньше были ларьки на остановках. Имея даже не великие средства, на такой остановке можно было запросто существовать с комфортом длительное время, почти ни в чем себе не отказывая. Здесь тебе и любой алкоголь – от пива до абсента, и закуска – от банки килек до говяжьей вырезки. Про один такой ларек и длинноногую дамочку в нем у меня есть странная и почти грустная история.
В начале двух тысячных, когда я только пришел из армии и не мог думать ни о чем, кроме как засунуть в какую-нибудь женщину хуй, в ларьках можно было встретить продавщиц, которые, казалось, только что спустились с подиума. И объяснялось это легко. Кто тогда контролировал всю эту торговлю, кроме былинных Гургенов и сказочных Сулейманов? Правильно, никто не контролировал. Поэтому хищные и милые покорительницы Москвы с удовольствием работали в таких ларьках, где зачастую даже кассовых аппаратов не было, а левых денег падало в карман столько, что милые и хищные в ночных клубах после работы легко могли быть приняты за мажорных или успешных.
Одна такая работала в ларёчной остановке напротив дома, где я тогда жил. И вот я двадцатилетний, после армии, с таким стояком, что со стороны был похож не на человека, а на прямоходящий хуй с бегающими глазками, после неудачных проводов домой одной барышни, что не захотела меня пригласить на чай (сука), в три часа ночи просунул голову в окошечко ларька возле дома и с гусарским залихватством потребовал: «Бутылку шампанского».
С неба крупными пушистыми хлопьями падал снег.
Я не мог видеть ее целиком. Так уж было устроено окошко в этом ларьке. Но мне прекрасно было видно ее ноги. Великолепные беззащитные длинные ноги. И я решил сказать то, что ни при каких обстоятельствах не могло принести мне дивидендов: «Может, вместе шампанское выпьем?», – и улыбнулся, как мне тогда казалось, самой обворожительной улыбкой из своего арсенала улыбок. Я же не знал, что эта моя улыбка больше похожа на оскал, да и видеть она ее не могла. Так уж устроенны ларечные окошки. И что вы думаете, произошло? Она сказала, давай!
С неба крупными пушистыми хлопьями падал снег.
Шампанского в ларьке оказалось много, но я до сих пор уверен, что все дело в моей очаровательной улыбке. Как вы помните, разглядеть с улицы, что происходит в ларьке, было невозможно. Там где стекло, все плотненько забито пачками сигарет, пакетами сока и бутылками пива. Поэтому, когда она все-таки подняла юбку, спустила трусы, расставила ноги, выгнула спину, обернулась и спросила, заплетаясь языком: «А ты смог бы не только меня трахнуть, но и полюбить?», - нас никто не мог видеть. Ни ее замечательной позы, ни моей обворожительной улыбки. «Конечно», – ответил я и хорошенько прицелился.
Там, на улице с неба крупными пушистыми хлопьями падал снег.
В окошко ларька постучали. Я, было, дернулся, но она рукой удержала меня и нисколько не смутившись, открыла окошко.
– Пачку Мальборо, бутылку Холстена и чипсы, – сказал голос с той стороны.
– Есть помельче? – спросила она, когда человек протянул в окошко тысячную купюру.
Прекрасно устроены окошечки в ларьках. Ну ни хрена в них невозможно рассмотреть.
Человек нашел деньги. По прежнему со мной на корме и с моим хуем внутри, она выдала человеку покупки и закрыла окошко.
С неба крупными пушистыми хлопьями падал снег.
До сих пор не понимаю, чем мне так запомнилась эта история. Еблей в необычном месте или тем, что когда мы вдоволь наеблись, она встала на колени, сложила ладошки лодочкой, посмотрела на меня снизу и сказала:
– Кончи теперь мне в ладошки.
– Что сделать?
– Подрочи и кончи мне в ладошки, – она умоляюще посмотрела снизу. Я не смог ей отказать.
Еще темно, но уже близится утро. Ларек. Женщина на коленях с протянутой рукой. Я дрочу со скоростью отбойного молотка.
С неба крупными пушистыми хлопьями падал снег.
Недавно я вышел из метро на станции Сокол и увидел груду мусора вместо стоящих там торговых павильончиков. С неба крупными хлопьями падал снег. Я вспомнил тот ларек возле дома и вспомнил странную барышню, которая хотела, чтобы я за одну ночь и полюбил ее и кончил ей в ладошки. Никогда, наверное, не смогу понять, как устроены женские желания. А тот ларек, наверняка, тоже снесли. В ночь, когда крупными пушистыми хлопьями с неба падал снег.
Да и хуй с ним.
