Лежу в дневном стационаре под капельницей. На других кроватях лежат другие люди, тоже под капельницами, разговаривают.
Один, седоусый мужик, похожий на тех, что орут "Любо!" на всяких "казачьих кругах", вздыхает и говорит:
- Третий год этот курс прохожу, а всё толку никакого. Надо, наверно, барсучьим жиром лечить…
Другой, лет тридцати восьми, болезненно худой, сухой, с добрым грустным лицом, поддакивает:
- Да, барсучий жир – это да… Я на барсука ходил… Барсук – это да… С хорошего барсука у нас можно было трёхлитровую банку жира набрать, а хороший барсук у нас – это тридцать пять килограмм… Обычно – килограмм двадцать семь, а хороший – тридцать пять. Но и обычно можно литра два жира набрать, а барсучий жир – это ж известно…
Третий, похожий на престарелого советского бухгалтера, поинтересовался, не спуская глаз со своей капельницы:
- А барсук – это кто? Вроде козы?
Мужики заусмехались… Худой покачал головой:
- Ну ты скажешь… х… вроде козы… Барсук – это зверь…
- Ну, я просто почему сказал… Вы сказали, что жир, я подумал, что у козы, вот, тоже жир… Им тоже лечат…
- Да ну, – "казак" замахал свободной от капельницы рукой, – У козы там разве жир… От козы только самым свежим можно лечить… Вот, собрали – и сразу лечить. А у барсука – у него жир такой, что можно и через полгода лечить, он долго целебные свойства свои держит… Ну, ты сказал тоже… Что коза – и что барсук… Барсук – это… это барсук…
- Нет, – голос "бухгалтера" резкий, высокий, но в то же время довольно сильный, будто он привык перекрикивать толпу рабочих инструментального завода, объясняя, что аванса не будет, – нет, ну он кто, барсук? Он хищник? Что он ест?
- А он, как человек, ест, – говорит худой, – червяков всяких, корешки…
- Травоядный?
- Да нет… Ну, я же говорю – как человек… Ну, мышей, ягоды, змей… Совсем, как человек, ест.
- А вот ещё, – не унимается "бухгалтер", – говорят: "Спит, как барсук". Это почему? Спать любит?
- Ну, он как медведь, в спячку впадает.
- На зиму?
- Ну, не на лето же… Он для того и жир себе нагуливает… А жир у него – от любых болезней лечит…
- А медвежий жир лечит?
- Вот, про это не знаю. Не буду врать. На медведя не ходил.
- А ты на барсука где ходил? – спрашивает худого "казак", – Ты ж, вроде молодой, а у нас тут барсука давно нету.
- Да не, я не здесь… Я в Сибири ходил… А что – тут барсук тоже был?
- А то не было… Я раз подстрелил, ну себе шкуру снял, мяса отрезал, а остальное мужикам на карьере отдал… А моя ж с работы через карьер шла, приходит, говорит: "Ой, мужики на карьере овечку готовили, угостили… Ой, и вкусная овечка!" Я говорю: "Барсука". Она: "Что – барсука?" Я говорю: "Барсука готовили". Она: "Ой, да не бреши". Ну, я ей части-то показал – её и вытошнило.
- Тю, – худой скорчил недоумение, – А чё вытошнило-то? Это ж барсук! Он же вкусный, да и полезный! Не собака ж какая!
"Казак" помялся.
- Ой, не знаю я… Бабы – они ж только закомое едят. Что знают бишь, то едят, а то их тошнит… А собак-то тоже едят.
- А, ну корейцы, да, – согласился худой. – Корейцы едят.
- Да что ты мне – корейцы, – запальчиво, с придыханием возразил "казак", – У нас, вот, мужик был, пьяница. Ну, жуть как пил. Ну, оно уже и ему самому от этого житья не было. К бабке пошёл, а она ему говорит, что, мол, собак надо есть. Он собак и ел. У нас в колхозе всех собак съел, там ещё дальше хутор был, там всех собак съел. И пока собак ел – не пил. А потом он на Север уехал, не знаю – зáпил-нет…
"Бухгалтер", всё ещё не сводя глаз с капельницы, спросил:
- А зачем собак? Они ж невкусные, наверно. И это, что у них от пьянства? Вещества какие-то?
Зависла тишина. "Казак" явно пытался и не мог найти ответ.
- Нежнее курицы, – глядя в потолок сказал худой. – И собаки пьяных не переносят. Вот, это и передаётся. Потому корейцы и пьют мало. Ты, вот, пьяного корейца видел?
- Знаете, я их вообще, кажется, не видел.
- Ну, вот.
- Да, не пьяных… Вообще корейцев. Не видел.
- Да не, – заговорил "казак", – корейцы не пьют. Это точно. Собак же едят – вот и не пьют… А я ото скока собак побил – не ел. Так бил. Зачем собаку есть, когда ути свои, куры, на зайца можно ходить…
- А Вы зачем, – продолжил интересоваться "бухгалтер", – собак били? Тоже кому-то от пьянства есть?
- Не-е, – "казак" попытался повернуться к "бухгалтеру", но посмотрел на иголку в своей правой руке и передумал, – Я это, на зайца ходил, с кобелём. Я его на зайца пускаю, он догнал его – и сожрал, гадюка, пока я подойду. И выжирает же, гад, самое вкусное – с грудки. Я раз его на зайца пустил – он его сожрал, два, три, а то пустил его на зайца, зайца подстрелил, да и его дуплетом завалил. Нахуй нужна такая собака.
- Гончак, что ли? – поинтересовался худой.
- А?
- Ну, кобель – гончак?
- А, да, гончак. Длинный такой.
- Ну, гончаки, они всегда жрут. Их отучать бесполезно. Их только на большого зверя стаей пускать, чтоб загнали, а ужрать не могли, а зайца, там, утку они всегда жрут.
- Да, я ж его завалил. Зачем ты такой нужен. Правильно. А то ещё стали куры пропадать. Жена говорит: "Может, лиса завелась". Я думаю, откуда лиса? Но стал караулить. Смотрю, а кобель – мой который, с будки – прямо берёт курицу, душит – и за будкой у себя зарывает. Ну, я его пристрелил тоже, жене говорю: "Вот твоя лиса".
- Ну, это понятно, – зарассуждал "бухгалтер", – Собаки, они ж, как волки, хищники. К ним, кур просто не надо, наверно, было пускать. Какой же хищник курицу не съест?
- Э, не, – возразил худой, – собака домашнее должна охранять. Дикое отгонять или охотиться, а домашнюю дичь охранять. Если собака домашнюю дичь душит, такую собаку и правильно застрелить…
Он помолчал.
- Или если дикое не ловит. А про домашнюю дичь она должна понимать, что это своё, и охранять. Потому собаке нельзя и домашнюю дичь давать. У меня, вон, товарищ кобелю косточки, там, от курицы давал, от жареной, а потом удивлялся, что он кур жрать начал. Он же видит, что эти самые косточки ходят – вот и жрёт, не дурак же, собака, всё-таки…
- Подождите, – "бухгалтер" приподнял голову и посмотрел на худого, – а чем же собаку кормить? Она же мясо должна есть, она же хищник.
- Кашей с пшеницы и говядиной, – сказал, как отрезал, худой, – Корову она всё равно не задушит, а кашу – для баланса: витамины, вещества… Собаку, конечно, если не гончак, отучить можно домашнюю дичь жрать. У меня, вон, тоже кобель уток душить стал, так я беру прямо эту утку – и по морде его этой уткой, и часа два так, за ошейник держу, чтобы не убегал, а второй рукой уткой его по морде, пока всю утку не сбил. Так тремя утками по часу-два отхлестал – и, знаешь – как бабка отговорила – прямо по нему эти утки ходят – он на них теперь даже носом не поведёт. Но это только не гончак. Гончака учить бесполезно. Если так не понимает – только стрелять.
- А у меня, – оживился "казак", – кот был, пуховой… так я инкубатор купил, вывел цыпляток, кот к ним так зале-езет, ляжет там у них, они его облепят со всех сторон, в него уткнутся, на него зале-езут… он же тёплый… вот, не трогал цыплят никогда, бережно с ними так, лапами ставит мягко, когтищи уберёт, мурлычет… А то на дворе лежит. И воробьи на него садятся, а он только хвостом от них отмахнётся и не ловит. Я говорю: "Что ж ты, гад, это ж не цыплята, это ж жиды!" А он только хвостом их смахнёт и всё. Я кирпичом по воробью бросил, не попал, правда… А потом помер… Жалко было так: такой кот пуховой… Я потом кошку завёл себе, тоже пуховую. Она крыс душила. И за ночь надушит пять, а то шесть, и приносит на порог складывает. Еле отучил. Нагад мне нужны эти крысы-то на пороге! Она принесёт, я утром увижу и, чтоб она видела, ногами их пинаю и громко говорю так, что плохие крысы, воняют, невкусные, не нравятся мне… Ну, поняла потом, стала в сад складывать.
- А я, – тоже решил расказать о своих охотах худой, – на норы много ходил. У нас собак много было на норы обученных: таксы, яхты, одна даже дворняга у меня была по норам. На лисицу, на барсука тоже. На барсука, конечно, тяжело собаке: он сильный, в норе дома, когтищи, – худой поднял свободную от капельницы руку, вытянув пальцы, – во! длиннее пальцев моих. Вот. И как ножи. У собаки пятак всё время розочкой, так, распущен, на три-четыре части, так, лепестками, если рабочая. У нас так, видишь собаку, что нос распущен, спрашиваешь: "Рабочая? На барсука?" "Рабочая," – говорят. Хули. Барсук как лапой даст. На лису проще. И ведь не заставлять не надо, ничего. Иногда и не знаешь, что там нора – она сама почует – нырь туда! И тащит… Вот… А то был у меня тоже яхт, вот, последний уже. Четыре года, гад, на диване у меня пролежал – в нору не загонишь. Те сами, а этого не загонишь. Я уже пристрелить его хотел: нахуй такая собака нужна… Вот… А на охоту сам уже редко ходил, на норы… Думаю, ладно, что ж, меня тоже, что ли, стрелять такого? Я ж тоже уже на норы редко хожу. Тоже, вот, на диване… А то пошли с товарищем за грибами, собаку тоже с собой взяли, а он вдруг нырь под куст! Мы там и не видели, что нора. Я думаю: "Хуй. Вот ведь бывает. Четыре года на диване и не загнать, а тут и не на охоте, а он сам – нырь". Вот, нырнул под куст – и нету. И тихо. Мы ждали-ждали – нету. Думали уже копать. Вдруг слышу – скулит. И не отсюда, а, вот, тут нора была, а туда метров – отнорок. И. вот, он из того отнорка тянет. Хвост уже показался, жопа, сам уже вылез, уже голова лисы… И схватил удачно – за всю морду, не пасть в пасть, как обычно получается, а прям почти целиком её вот так сверху во рту держит… И, блядь, застрял! Тянет, скулит, а дальше не может. А товарищ мой сзади подошёл и, дурак, помочь решил – за задние ноги. Я не успел ему сказать, что нельзя: собака ж не знает, кто там её сзади схватил, чует, что сзади опасность, и лису отпускает. Тут лиса может собаку укусить. Отпустила, но лиса убежала просто, в нору опять. Мы потом её долго ждали, а яхт мой в нору больше не пошёл. Ну, я тогда караулить остался, а товарищ сходил домой, как виноватый, принёс лопаты, ружья, откопали мы её и пристрелили. А кобель этот больше так на нору и не пошёл…
- А барсук, – опять заинтересовался "бухгалтер", – если, вы говорите, большой, как овечка как его такса из норы тянет? Она же, такая, в общем, небольшая собачка?
- Тяжело тянет, – кивнул "худой", – и яхт тяжело. А что делать? Большую ж собаку в нору не пошлёшь: застрянет.
- А барсук почему не застряёт?
- Так, я ж говорю – когтищи! Он лапой два раза гребнёт – и от собаки закопался. Он же норы на раз роет, у него лапа – как экскаватор! У собак же нету таких…
- И что, жир его, барсука, помогает?
- Скажешь! От всего! Вот, совсем от всего!
- А что же вы, – в голосе "бухгалтера" слышалось недоверие, – Тут лечитесь, а не барсуком этим?
- Эх, – вздохнул худой, – куда мне, такому щас на барсука… Я, вон, лежу, на левый бок повернусь – и будто меня щас кроватью прихлопнет и стеной сверху накроет… Здоровья нету никакого – охотиться…
- Да и нету его, – добавил "казак".
- Кого нету? – спросил ещё один мужик, в течение всего этого разговора молчавший.
- Барсука тута нету, – сазал "казак" и ещё раз вздохнул. – Давно нету.
Минуту помолчали. Жидкость в капельницах иссякала.
- Девчата! Шестая! – закричал, призывая медсестёр, "бухгалтер", первым заметивший, что его капельница закончилась.
