Лиля была самой примерной девочкой в нашем классе. А может быть, и во всей школе. Учителя даже называли ее слащаво-отвратительно: «Лилечка».
Белобрысые ее волосы были стянуты в жирную косу, так туго, что сквозь них просвечивала розовая кожица головы. Огромные телячьи глаза смотрели на мир нарочито доверчиво и распахнуто. Словом, Лилечка была отвратительна. И ненавидел ее весь наш класс. Во-первых, как примерную отличницу, во-вторых, из-за мерзейшего характера.
Молчаливость ее граничила с глупостью. Она никогда не была весела и активна. Все больше сидела со внимательной миной, даже на переменах. А после уроков за ней заходил отец: высокий и худой, как чучело огромного тонконогого лося.
К Лиле невозможно было придраться, хотя многим хотелось. Если какой-то отчаянный решался ей навалять, то он не мог найти повода. Лилечка молчала, не отвечая на упреки, разглядывала в упор обидчика круглыми глазами, не отводя взгляда, и тот, в конце концов, махал рукой и удалялся.
Учителя же были от нее в восторге. Когда весь класс откровенно тупил, одна Лилечка оставалась преподавательской надеждой. Ее вызывали к доске, приводили в пример, разъясняли всему классу: вот она-то добьется успеха, вот Лилечка точно не станет дворником, в отличие от нас, имбецилов деградирующих.
Словом, ненавидели мы ее лютой ненавистью с каждым днем все больше и больше. Правда, кажется нашу нелюбовь разделял физик Сергей Михайлович. Он кружил около парты Лили, как старый жирный коршун, и заваливал ее формулами, от которых у учеников волосы вставали дыбом. Лилечка покорно ковырялась в дебрях физики, но иногда и ее мозг давал сбой. Тогда Сергей Михайлович довольно хихикал и ставил ей в журнал пузатую тройку.
Потом Лиля плакала горючими слезами, прикрываясь ладошками. Класс ликовал. Я и мой друг Вовка, усевшись на парту Лили, красочно описывали ее будущее в качестве дворника, одноклассники хохотали, а она продолжала рыдать.
Дело близилось к концу третьей четверти, когда у Лилечки не то, что четверка по физике не выходила, там еле-еле натягивалось три. Каждый урок по этому предмету вызывал в ней панические атаки, которые она успешно парировала яростной зубрежкой учебника. Сергей Михайлович не сдавался и ставил Лиле очередную тройку за пропуск запятой в контрольных определениях. Девчонка явно впадала в крайнюю степень отчаяния, мы же с Вовкой довольно потирали ручки, представляя, как будет свергнута Великая Отличница с пьедестала пятерошников. Наконец-то!
Ближе к весне мы с Вовкой стали часто зависать в подсобке физического класса: там у Сергея Михайловича хранились лабораторные аппараты и всякие интересные штуки. Он часто сидел с нами в этой подсобке, рассказывая о природе того или иного физического явления. И, ей-богу, когда он вот так по-житейски нам все объяснял, физика не казалась скучной зубодробительной фигней. Наоборот, представала чем-то увлекательным.
В один из школьных дней мы в очередной раз мы забрались в подсобку, ожидая учителя. Вовка грыз яблоко, я ковырялся в шкафу, рассматривая транзистор.
Вдруг послышался хлопок двери и кто-то пробежал в класс. Я рванулся было выйти из лаборантской, но увидел в щель приоткрытой двери Лилечку, которая сидела за партой спиной ко мне и, судя по дергающимся плечам, рыдала.
Я замер, Вовка рядом с непрожеванным яблоком во рту. Сергей Михайлович влетел в класс и встал над плачущей Лилечкой.
—Ну, дорогая моя, а что я могу поделать с Вашими оценками? Не тянете, не тянете, милочка!
И он в очередной раз потер ручки.
Лиля подняла заплаканное лицо и громко всхлипнула:
— Сергей Михайлович… Меня отец убьет… Вы же знаете, он же с вами разговаривал!
Учитель положил руки Лилечке на плечи и перебил:
— Милочка, а как же Ваше поведение? Вот вы десятиклассница, а учителю дерзите!
— У папы сердце больное, Сергей Михайлович… Зачем Вы так?
Речь Лилечки становилась все тише, она пыталась выползти из-за парты, отмахиваясь от рук учителя. Сергей Михайлович волевым движением остановил ее и начал поглаживать круглые плечи Лили и неприятно посмеиваться.
Лилечка вскочила, скинув с себя руки Сергея Михайловича и повернулась к нему спиной, совершенно пунцовая от стыда.
Тот же, не отступая, заключил ее в потные объятия и крепко сжал.
Девчонка стояла, замерев в ужасе, по красным щекам катились крупные слезы. Довольный Сергей Михайлович суетливо ощупывал ее грудь и приговаривал:
— Вот и умница, вот и славная девочка.
Лиля дернулась и вырвалась из его хватки, еще секунда и хлопнула дверь класса. Сергей Михайлович деловито поправлял костюм.
Вовка потянул дверь на себя и вышел из класса. Сергей Михайлович вздрогнул и посмотрел на нас:
— А, ребята, вы тут? — не глядя на нас, он прошел мимо нас в лаборантскую.
Вовка рывком выкинул огрызок яблока в мусорку. Я по-прежнему стоял, как вкопанный. Голос Сергей Михайловича донесся из глубин подсобки:
— Мальчики, ну чего вы, заходите!
Мы не сговариваясь двинули из класса. Вовка возмущенно сопел, я не знал, куда деть мешающие мне руки.
— Нет, ну сволочь же! — не выдержал Вовка и высказался.
Я кивал. Настроение было настолько паршивое, что хотелось крушить и ломать все вокруг.
— Представляешь, какая низость? Он ведь специально ее топил столько времени!
Я резко остановился.
— А помнишь Кирееву в прошлом году всю вторую четверть донимал? А потом у нее пятерка сама собой вышла в итоге!
Вовка размышлял. Кажется, ему тоже было максимально мерзко.
Я посмотрел на него.
— Надо что-то делать, Вов. Что мы можем?
— Директору рассказать?
— Думаешь, поверят? Скажут, что мы тупо физику недолюбливаем и учиться не хотим.
Мы стояли в школьном коридоре, я взялся за голову, не понимая, что делать дальше. Лилечка была отвратительной, но даже она не заслуживала того, что творил физик.
Вовка хлопнул себя по лбу:
— Я придумал. У кого из наших домашние телефоны есть?
Весь вечер мы потратили на звонки. Тех, кого не могли найти по телефону, вылавливали дома, таскались от одной улицы до другой. И повсюду мы встречали сначала недоверие, а потом молчаливый шок. Домой вернулись заполночь и каждый получил от предков долю пиздюлей. Но спать мы ложились довольные. Мы сделали то, что должны были.
На следующий день физика была третьим уроком. На перемене мы молчаливо переглядывались. Лилечка, как всегда, тихо сидела за партой. Розовое лицо ее было опухшим от слез, обычно аккуратная коса была заплетена кое-как.
Я подошел к ее парте, наклонился и шепнул:
— Что бы он ни спрашивал — не отвечай. Сиди молча.
Лиля подняла голову и смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
Я, смущаясь, пояснил:
— Как итальянские забастовки, помнишь? Сиди молча и не реагируй.
Она открыла было рот что-то ответить, но я перебил:
— Мы кое-что придумали, главное — не отвечай!
Затрезвонил звонок, я рванул к своей парте, кинув ей последний ободряющий взгляд.
В класс суетливо вбежал физик. Мы замерли в стойке «смирно». Пробегая между рядов, он потрепал Вовку по волосам. Лицо того исказилось в гримасе.
— Ну что, дорогие мои? Кто готов отвечать? Может, Лилечка?
И Сергей Михайлович быстро подбежал к ее парте. Наклонился над ней, положив пухлую руку ей прямо на открытую тетрадь.
— Лилечка, надеюсь, Ваше поведение улучшилось за последнюю неделю, расскажете мне урок?
Лиля молчала. Сергей Михайлович постукивал пальцами по ее тетрадке.
— Отвечайте, милочка, если не хотите очередную двойку. Вашему папе это точно не понравится.
Слезы капнули из глаз Лили, она молчала, закусив губу.
Сергей Михайлович раздраженно развернулся.
— Ну а вы, умники? Кто готов отвечать?
Меня дернуло из-за парты, я вскочил и крикнул:
— Я не готов!
Сергей Михайлович изумленно уставился на меня. Рядом Вовка подскочил и крикнул:
— Я не готов!
Физик перевел на него взгляд. Сзади, за партой Лили, встала Киреева и отчетливо сказала:
— Я тоже не готова.
Один за другим наши одноклассники вставали и говорили, что не готовы. Начался галдеж. Ошарашенный физик вжался в парту и молчал. Со всех сторон доносились крики, что мы не готовы. Мы должны были поддержать Лилечку всем классом. И всем классом дать понять, что не позволим физику так относиться к своей работе.
Я выскочил в коридор с криком:
— Такая физика нам не нужна!
Сзади бежал Вовка и голосил в звенящей школьной тишине:
— Такие законы трения нам ни к чему!
Сзади бежали одноклассники, Лилечка впереди всех, размахивая руками. Отовсюду доносилось:
— Я не готов! Я тоже не готова!
Крики наполняли школьный коридор, из соседних классов стали выглядывать недоумевающие учителя. А мы бежали толпой, прямо к кабинету директора. Перед ним мы сгруппировались, я постучал, и вошли мы туда аккуратной притихшей толпой.
...
Сергей Михайлович больше не вел у нас физику. А через неделю уже и в школе не работал.
Лилечка в целом оказалась неплохой девчонкой. Мы часто зависаем с ней в лаборантской подсобке. Она, оказывается, здорово разбирается в физике.
И, кажется, нравится Вовке.
© Большой Проигрыватель
