Это произошло на самом деле. Публикую от лица героя истории.
1 июня
Здесь очень темно. Спертый воздух не позволяет надышаться. Но отец говорит, что свежий воздух для меня вреден — очутись я на улице, я бы позеленел от удушья.Я никогда не видел солнца, деревьев. Порой я слышу собак.Хотелось бы увидеть их. Неужели есть те,кто покрыт шерстью?
Но я многое знаю по рассказам отца. Он, как и я родился в заключении, но потом его выпустили. Каким-то образом он снова оказался в неволе. На сегодня все, уже устал писать, я еще слишком слаб.
5 июня
Сегодня родились двое моих братьев. Они так похожи на меня!
Моих родителей посадили сюда очень давно. Еще до моего рождения. Их изуродовали ножом. Говорят, в нашими так часто поступают.
Отец к вечеру был немного не в духе, но я думаю, это пройдет.
10 июня. Вечер.
Сегодня с утра воздух в камере словно посвежел. Отец был прав, я совершенно не привык к такому и стал задыхаться. Спустя пару часов дышать стало еще сложнее, словно у меня на груди кто-то встал и пританцовывает. Перед глазами плавают огоньки.
Я хриплю, больше не могу продолжать запись. Кажется, я умираю. На улице кто-то включил песню Гуфа. Я его не знаю, но так мне сказал отец. Пожалуй, в смерти определенно есть и плюсы.
15 июня. День.
Действительно, я едва не умер. Сегодня об этом проще говорить, но тогда было страшно. Наша камера явно расположена под землей. Здесь постоянно выползают черви, какие-то жуки. Сегодня эти жуки сильно искусали одного из моих новорожденных братиков.
Противные полосатые жуки. Они и меня покусали. Кажется, мне плохо...
18 июня.
Я два дня лежал в забытье. Но я сильный. А вот братику не повезло. Он умер. Из камеры никого не выпустят даже в мертвом виде. Его тело лежит тут.
22 июня. Творится что-то невообразимое. Все вокруг сотрясается, нас засыпает землей, на головы падают камни. Не знаю, что это, но если дело будет так продолжаться, то...
Всё, похоже, прекратилось. Хорошо, что мы все остались живы. Только стало еще темнее, чем было. Моего мертвого братика можно обнаружить по сладковато-тошнотворному запаху разложения.
25 июня.
Отовсюду льется вода. Мы уже по поям в ней. Такое было раньше, но сейчас в камеру стал проникать ненавистный мне свежий воздух. Он губителен для меня.
27 июня. Вода ушла. Стало светлее. Я сегодня заметил, что отец за эти дни почернел лицом. И мама тоже. Наверное, это от переживаний.
2 июля.
С родителями все хуже. Они кашляют и стараются меньше двигаться. С моими братьями и сестрами вожусь я.
10 июля
Братики вообще за эти дни сильно окрепли. Отец говорил, что в тюрьме наш народ растет в несколько раз быстрее, чем на свободе.
Кстати, об отце. От него я почувствовал странный запах. Как от умершего братика на третий день после его смерти.
23 июля
Похоже, нас решили отравить. Или наверху проводят какие-то испытания, но к нам в подземную камеру поступают какие-то удушающие газы. Этого еще не хватало. Ими дышать еще хуже, чем чистым воздухом. Но я уже легче переношу трудности.
Отец и мать уже не встают совсем. Я бы рад помочь, но не знаю, как. У отца почернело и распухло все тело. Скверные дела. Я вижу, как черви и жуки-могильщики уже ползают неподалеку в предчувствии наживы.
5 августа.
Сегодня умерла мать. Мне жаль ее. Отец почти не разговаривает, только мычит и еле шевелится. Наверное, и ему недолго осталось.
9 августа.
Старик крепкий. Любой на его месте уже давно бы сдался, а он держится. Правда, запах гниения становится острее с каждым днем. Я стряхнул сегодня с него червей. Отец пытается что-то сказать. Не понимаю его.
18 августа.
Сегодня днем отец очнулся от бреда и подозвал меня. Он сообщил тайну: таких камер, как наша, очень много. Еще сказал, что, возможно, и я однажды стану отцом семейства. Простотне надо высовываться раньше времени, не быть самым большим и не стоять в первых рядах.
К вечеру старик испустил дущ. А может быть и не умер, потому что как был черным, так и остался. А черви уже давно облюбовали его мертвеющую плоть.
26 августа. Камера снова полна воды. Отец не очнулся даже тогда, когда вода скрыла его лицо. Похоже, он действительно умер.
29 августа.
Вода никак не убывает. Стало холодно, особенно по ночам.
1 сентября.
Дождались! Снова сухо.
Я тронул тело отца — оно рассыпалось.
Пугает не то, что я теперь взрослый, а то, что взрослый — теперь я.
10 сентября
Наверху слышны крики. Непонятно что там происходит. Бунт? Стены и потолок камеры снова сотрясаются.
11 сентября. Утро.
Что же это! Совершено непонятные вещи творятся! Опять этот проклятый свежий воздух, хотя я уже привык к нему и уже не становлюсь зеленого цвета. Но все равно тяжело. Его слишком много. Стало очень светло.
Мы теряемся в догадках. Мне нужно показывать пример выдержки, чтобы остальные не запаниковали. Я молчу и делаю непроницаемое выражение лица.
11 сентября. Ближе к полудню.
Мои глаза! Пишу на ощупь, так как почти ничего не вижу.
Нас выпустили из камеры. Всюду натыкаюсь на штыки, пошевелиться нельзя — проткнут. Сейчас меня везут куда-то. Со мной рядом куча народу. Со своими связь оборвана, я не знаю, где мои братья.
Отец был прав — мы не единственные.
11 сентября. Вечер. Всех грубо сбросили в новую камеру. Но тут сухо, темно, здесь привычный для меня воздух нет червей, жуков, тараканов. Рядом лишь здоровые. Всех больных отобрали на входе и изолировали. Братьев и сестер своих я так и не нашел.
12 сентября.
Вчера уже ближе к ночи камеру открыли вызвали 10 заключенных. Интересно, зачем? Обратно они не вернулись. Я что-то подозреваю.
13 сентября. День.
Сейчас меня и еще нескольких тоже забрали и извлекли на свет. Как же режет глаза! Нас моют. Теперь по очереди мы снимаем одежду и прыгаем в большой бассейн. А тут здорово.
Я преспокойно плаваю и продолжаю записывать все происходящее. У бассейна высокие стенки — чтобы мы не сбежали.
Становится теплее. Так... что происходит? Кажется над нами ставят эксперимент. Вода уже горячая...
Здесь находиться просто больно, но выйти нет никакой возможности. Ох, какой же кипяток... Похоже, это конец. Все. Я умираю в муках, будь проклято все.
РУКОПИСЬ ОБРЫВАЕТСЯ.
