Николай вышел на Ленинградское шоссе и поднял руку. Сразу стали останавливаться машины. Николай выбрал старую разбитую копейку, самую неприличную из всех остановившихся. В салоне этого рыдвана, как и ожидалось, сидело лицо кавказской национальности.
- В центр. Двести, - сказал Коля.
- Садись, - водитель отвернулся и сразу потерял интерес к Николаю и, как показалось, к жизни вообще. Как будто ожидал, что Коля его озолотит.
До Тверской добрались быстро. Водитель, несмотря на свою чужеродность здешним местам, Москву знал хорошо. Николай попросил остановить у поворота на бульвар, достал деньги. И вдруг, к удивлению водителя в руках пассажира возник нож.
Бить в сердце Николай умел. По вечерам долго размахивал перед зеркалом ножом. Представлял, что дерется с кем-то.
Паниковать и торопиться не следовало. Вот Николай и не спешил. Он обтер лезвие об свитер водилы, убрал нож в карман, вышел из машины. Со стороны казалось, что водитель спит за рулем. Николай побрел в сторону Кремля по Тверской, шел он неспешно, торопиться было абсолютно некуда, ведь следующий объект появится только через три часа.
Гуляя по Красной площади, Николай обратил внимание на некоего бродягу. Тот следовал за Николаем, куда бы тот ни шел. Странно. Что нужно от него бродяге? Обуреваемый самыми худшими опасениями, Николай направился к Историческому музею. Бродяга не отставал. Николай быстро обошел Иверскую часовню и вышел на Красную Площадь с другой стороны, потом аккуратно выглянул из-за угла. Увидел бродягу, который приблизился к туристам, радостно и глупо кидающим мелочь на отметку нулевого километра.
Бомж-шпион осматривался, Николая он не видел, побрел по площади Революции, а потом, это особенно удивило Николая, вытащил мобильник и поговорил с кем-то по телефону.
Он сообщал что-то? Или же получал инструкции? Теперь бродяга уже уверенно двинул в сторону метро «Театральная».
Настало время меняться ролями. Теперь уже Николай неотступно следовал за ним, оставаясь незамеченным. Прошел в метро, отметив, что замаскированный под бомжа тип прошел по бесконтактной карте. Бомж явно предполагал слежку, переходил без видимой цели с линии на линию. Следил Николай грамотно, в один вагон с объектом не садился. Однако и разоблачения Николай не боялся.
Поплутав по станциям примерно с час, преследователь и преследуемый вышли на «Калужской». Шпион в лохмотьях уверенно двинул в сторону старых пятиэтажек, Николай уже почти не прятался. У подъезда, который лазутчик открывал магнитным ключом, Николай перешел на рысь, ворвался в подъезд. Длинный острый нож Николая пропорол дряблую кожу горла, миновал жесткую, похожую на саженцы проволоки, щетину, вошел в хлюпающую и хрящеватую мякоть.
Бомж умирал беззвучно. Так и не выдав своей тайны. К сожалению, времени и обстановки для правильного допроса здесь не было. В такой ситуации врага остается только уничтожать, не вступая с ним в разговоры. Ничего, кроме мобильного телефона и транспортной карты, у шпиона не было. В незнакомом месте Николай решил не задерживаться и быстро вернулся в метро. Уже находясь под землей, под размеренный убаюкивающий звук колесных пар, Николай принялся рассматривать находки.
***
Леночка принимала душ, когда в прихожей раздался долгожданный звонок. Это он! Её любимый и самый важный человек. Она быстро накинула халат и пошла встречать долгожданного гостя. Распахнув дверь, она бросилась ему в объятья, ни в чем на свете не сомневаясь.
Он стоял с букетом цветов, одетый с иголочки, приятный, терпкий запах дорогого парфюма возбуждал обоняние Леночки. На мгновение ей даже показалось, что ее нос стал пиздой. Настолько будоражил этот аромат.
Она обнимала его. И как всегда робела. Она стеснялась самого важного человека в своей жизни. Словно школьница – строгого учителя. Ему, этому человеку, было виднее. Всегда и во всем.
Он легко подхватил Леночку на руки, уверенно двинул в спальню. Прямо в обуви. Лена зажмурила глаза и бросилась в поцелуйное блаженство. Она целовалась, словно боролась с кем-то сильным и колючим. И время от времени она побеждала, заставляя это сильное и колючее задыхаться и идти на попятный. Леночкино лицо горело. Ее тело источало особый запах, похожий одновременно на аромат свежего молока и какой-то необычной свежести. Леночка гордилась этим запахом. От мамы она знала, что это – ее природный аромат.
Лене было 18 лет и она была влюблена. Это был ее первый мужчина. Лена догадывалась, что, возможно, она не знает себе истинную цену. Но перед этим, взрослым и опытным, человеком устоять она не могла. Сейчас, как и в предыдущие их встречи, они катались по кровати, создавая из простынь причудливый, гористый рельеф. Член был в ней, и, казалось, заполнил ее всю, без остатка. Горячая волна страсти поднималась к самой макушке и на Лену нахлынул такой сильный оргазм, что левую ногу вдруг свело судорогой. Но это было так приятно!.. Она не могла сопротивляться вторжению в нее этого большого и колючего человека, она просто плыла по течению и ей не хотелось выходить на берег.
После второго оргазма, она игриво обняла его член губами, ощутила напряжение. Сосать Лена не умела, но старалась. И даже немного обрадовалась, когда Николай разрядился ей в рот. Хуй у Николая был больше среднего.
- Ты меня любишь? - наивно спросила она, кладя голову ему на грудь.
- Да, - еле слышно сказал он.
- Сколько сантиметров у тебя? – проворковала она смущаясь. Ей хотелось знать эту важную информацию, эту тайну, которую будут знать только она и он. Которая нерушимо свяжет их.
- Девятнадцать, - сказал он. Положил на ее благодарное горло свои огромные ладони. Лена ощутила возбуждение. После оргазма все тело словно превращается в один большой клитор. Завести способно любое прикосновение.
Она не ожидала того, что хрустнут ее позвонки, а сознание вдруг засосет в огромную и далекую воронку. «Он свернул мне шею! – просиял в голове Леночки последний, ускользающий блик сознания. – Но зачем?»
«Есть!» – подумал Николай. Он закурил, чувствуя, что свалил со спины некий груз. Но оставалось еще много работы. Надо было расчленить тело, упаковать его по мешкам и разбросать по помойкам, не оставляя следов и отпечатков.
Свои задания Николай получал во сне. Сегодня ему снились: хачик, бомж и девчонка. Это были Враги Бога. Чем они помешали Верховной Сущности, Николай не знал. И не задумывался. Просто исполнял задания. И точка
- Я – Бич Божий! – проговорил Николай, закуривая еще одну сигарету.
Он знал, что скоро встретится с по-настоящему серьезным противником. Настоящим исчадием ада.
Может быть, его покажет грядущий сон. Он прикорнул на часик, дав, как Штирлиц, своему организму указание проснуться ровно через шестьдесят минут.
Сон – был. Виделась какая-то безликая баба-нищенка, в платочке. Кто-то из виденных в метро. Возможно, та самая, которой он подал в метро десятку. Больше из суеверия.
Эта баба не могла быть серьезным противником. Скорее, разминкой профессионала. Хотя она вроде бы и размахивала перед собою огромными садовыми ножницами.
***
В этом подземном переходе Нюся работала уже четвертый день.
Не сказать, чтобы было особо уж страшно. Мальчишкам, мелкому хулиганью, Нюся давала по пятнадцать рублей в день. А менты Нюсю обходили стороной. Брезговали.
Зато благодарная мелюзга охраняла Нюсю от обидчиков. Да тех и оказалось-то немного. Разве алкаши случайные. Один из них как-то приобнял Нюсю за плечи, позвал: «Пошли ебаться, милая!» Нюся тогда испугалась. Но мальцы, спасибо им, выручили. Один из них, самый быстрый отвесил алкашу поджопник, другой - кинул пустой пивной банкой. В общем, отвлекся мужик - Нюсе на радость, да и деткам тоже. Они потом хвастались ей, что ухитрились этого алкаша совсем раздеть.
А вот охранники торговых точек - те надменные были. Один из них пытался что-то толковать Нюсе про «арендную плату». Но Нюся глупой притворилась. Головой мотала, мычала. Они и отвязались.
А, между тем, зарабатывала Нюся неплохо. Иной раз и под триста рублей в день выходило. Да это еще и она сама умная была - умела понять, когда уходить надо. Чтобы не обратили на нее внимание другие, более сильные.
Ведь у Нюси была Миссия.
Она не голодала. Жила в подвале парикмахерской, присматривала за табачным ларьком. За это продавщица давала Нюсе каждый день бесплатно пачку сигарет «ЛД». Даже с фильтром! Однажды ночью пьяненькие молодые орёлики стали сбивать арматуриной замок с ларька. Нюся проснулась от грохота и подняла крик. Орёлики испугались и убежали, бросив арматурину. Продавщица была так благодарна Нюсе, что даже разрешила ей попрошайничать около самого окошка. Но Нюся отказалась. Но не потому, что гордая. По другой причине.
Ее Миссия была такова, что ей нельзя было работать около дома.
Бывают лица запоминающиеся, яркие. А бывают и бесцветные, блеклые. У Нюси не было ни так, ни по-другому. Запоминать ее лицо и хоть как-то вглядываться в него не хотелось никому. Даже ментам, которые по службе видывали, поди, всяких физиономий. Было в ее лицо нечто настолько неприятное, что людям даже самого низкого пошиба не хотелось иметь с обладательницей этого лица совершенно никаких общих дел. Даже в памяти не хотелось его сохранять. Нюся знала в себе это качество, употребляла его себе на пользу. Если угодно, это было ее защитным окрасом.
Нюся была хорошо защищена для Миссии.
Она знала, что ее наверняка ищут, объявляют в розыск. О фрагментах своей миссии она читала в газетах, которые, совершенно не брезгуя, извлекала из урны. На нее никто даже и не думал. Менты подозревали каких-то мужиков, городили совершенно несусветные версии.
А Миссия близилась к концу.
Ибо Девятнадцать было их. И Девятнадцать Сантиметров у Одного из Девятнадцати.
Восемнадцать у Нюси уже было. Бережно, высушенными и завернутыми в газетную бумагу, хранила она их. Итог каждого Свершения лежал завернутым в его газетное Увековечение. Иногда Увековечения сопровождались картинками, изображавшими пухлощеких озадаченных Ментов, или дурацкими фотороботами.
Восемнадцать маленьких Истин хранила Нюся. И Вещее Кромсало.
Когда станет Девятнадцать, Свет Вечной Истины воссияет над Миром. И Миссия подойдет к Концу. Нюся не очень-то знала, что будет делать потом. Но это ее и не заботило.
Ибо Девятнадцать Сантиметров…
Ритуал Нюся поняла не сразу. Лишь когда ее выпустили из Больницы.
Отойдя от действия таблеток - одуряющего и вязкого, она вдруг вспомнила, что было и Десять Рублей.
Точно-точно! Один из Девятнадцати вытирал с ее Губ Семя Десятью Рублями.
А потом она просто сопоставила. Десять Рублей должен был подать непременно мужчина. Такое, как ни странно, случалось чуть ли не ежедневно. Мужики сами подходили и сами давали Нюсе деньги. То ли на них так действовала Нюсина сгорбленность, то ли проникались они корявыми буквами на картоне: «ПОМОГИТЕ УМЕРЛА ДОЧЬ». Но давали.
Каждый такой случай Нюся запоминала, мысленно документировала. Девятнадцатый из тех, кто давал ей Десять Рублей и был ее Священной Жертвой.
- Ибо Девятнадцать Сантиметров… - исступленно шептала она, исполняя Вещим Кромсалом Миссию.
А потом уходила в другое место. Была и на Лужниках, и на Черкизовском, и на Горбушке, и на Митинском. Вряд ли ее там запомнили. Но появляться все равно не стоило. Умники, которые сопоставят и сделают вывод, всегда найдутся.
Последняя из Жертв Нюсю озадачила. Когда она делала свое Дело, он плакал и причитал:
- Спасибо за науку, Господи! Поделом мне, кобелю!
Это Нюсе не понравилось. Иногда, во время стояний в переходе она думала вот о чем. Могла ли она совершить ошибку? Вдруг это был Восемнадцатый? Или Двадцатый? А Девятнадцатый - взял, да и ушел? Но на память Нюся не жаловалась. Она, после того, как Нюся отвыкла от таблеток, была как бухгалтерская книга. Такая же надежная.
Правда, один из Червонцев оказался рваным. И в этом мог быть Великий Подвох. И тогда - что? Начинать Миссию сначала? Нюся всячески силилась поверить, что и порванные Десять Рублей идут в Великий Зачет. Однако до конца так и не поверила. И это было плохо.
Но в этом переходе все шло гладко. Восемнадцать раз по Десять Рублей она уже насобирала. По опыту Нюся знала, что теперь - жди Подвоха. Будут теперь мужики кидать мелочь. Не десятки. Она вглядывалась в лица мужчин, гадая: «Этот? Или вон тот, в костюме?»
Нюся настолько увлеклась Мыслями о Миссии, что чуть не пропустила Момента. В ее сложенный коробом пластиковый пакет упал мятый червонец. Брошенный мужской рукой.
«Священный Миг! - возликовала Нюся. - Ибо Девятнадцать Сантиметров у одного из Девятнадцати и Пиво на Квадратной Голове!»
Высокий мужчина. Небрит. В длинном пальто. Озирается. Взгляд шальной. Правой рукой что-то сжимает в кармане.
Он? Он!
Нюся сжала Вещее Кромсало, ощущая, как холодит руку Великое Оружие.
Ибо Девятнадцать Сантиметров…
Она пошла следом за мужчиной. Тот шел, видно нервничал. Порою оглядывался. Нюсю он не замечал. Она умела стать невидимой.
Когда он зарезал бомжа, Нюся стояла, вжавшись в забор. Теперь-то она понимала, что это - последний из Девятнадцати. Самый злой, самый страшный. Что ж, никто и не ждал того, что конец Миссии будет легким.
Следом за Ним Нюся проскользнула в метро, поехала. Запаслась терпением.
Скоро, теперь уже скоро…
***
Из подъезда последний из Девятнадцати вышел в сумерках. За собой тащил пакеты. Из них капало. Пошел через двор, к помойке. Нюся, тенью, следом.
Уже у баков Нюся тронула его Левой Рукой. Мужчина нервно дернулся, посмотрел на Нюсю.
- Чего тебе? Пшла отсюда!
- Нет, - сказала Нюся.
И ударила Вещим Кромсалом, его сдвоенным острием, мужчину в живот. Туда, где опускается к низу маленькая костяная шишечка.
Мужик охнул, выпучил глаза. Он смотрел на Нюсю и не верил, что все это происходит с ним. Сейчас.
- Девятнадцать! - вознося Кромсало к хмурым Небесам, воскликнула она.
Мужик смотрел на нее, не верил, удивлялся будто. Прижимал левую руку к животу, как тот певун узкоглазый, который еще гундосым басом поет, и который много дрался, а в конце фильма его зарезали. В Дурдоме этот фильм показывали. Все бабье из отделения плакало еще, жалело узкоглазого. А Нюся наоборот - представляла себя на месте того, кто его зарезал.
Мужик опустился на колени и смотрел на нее так, будто Нюся сейчас одумается и заберет его смерть назад.
Нюся бросила быстрый взгляд по сторонам. Быстрому взгляду она научилась еще в Дурдоме. Оценивала опасность, чтобы еду кто не спер или чем по голове не ухуячил. Ее-то не трогали, она была незаметная. Но все равно Нюся всегда оглядывалась.
Никто их не видел.
И Нюся рассказала мужику про Девятнадцать.
Когда Нюсе было Девятнадцать, ее окружило Девятнадцать парней. Они напоили Нюсю, отвели ее за гаражи и стали лить ей в Уста сначала Пиво, а потом свое Семя. Они поставили Нюсю на колени. А на Голову Нюсе поставили Кружку Пива.
- Все равно она у тебя Квадратная, - сказал один из Девятнадцати. - Если уронишь, убьем!
Девятнадцать подходили один за одним, проливали себе в Уста Пиво, а в Уста Нюси - Семя. Нюся не плакала, она лишь глотала. А ей вытирали губы Десятью Рублями.
Потом было Девятнадцать лет в Дурдоме. Сначала Нюся бредила, потом просто ни о чем не думала. А потом, когда вышла, все поняла про Девятнадцать и про Миссию.
- Снимай штаны! - решительно закончила Нюся свой рассказ.
- С-сука! - выдохнул мужик и упал навзничь. Лицом в асфальт.
Хорошо, что Нюся успела вырвать из его тела Вещее Кромсало.
Она не без труда (хотя была и сильная) перевернула мужика на спину, Сорвала с него штаны. Раздвинула лезвия Кромсала, нащупала теплый, в кожаном мешочке груз. Сомкнула лезвия Кромсала на юрких канатиках и дрябловатой кожице.
Нюся стояла, протягивая в сторону Небес свою добычу.
- Я свободна, о Небо! - кричала она. - Теперь-то я - свободна? Эй, Бог, ответь!
***
Было больно. Николай ощущал себя проколотым воздушным шариком, из которого выпускали воздух. Еще немного, и его тело превратится в тряпочку…
Между ног было прохладно, по ним что-то текло. Ощущалась странная пустота.
Тело обмякло. Вот-вот оно действительно станет безвольной резиновой тряпицей. Николай пошевелил правой рукой. Ощутил, как по ней пробегают иголочки озноба. Он не думал, действовал инстинктивно.
Главное, понимал он, это чтобы хватило сил на удар.
Жуткая тетка стояла и выла в небо что-то о числе девятнадцать. В руке она сжимала…
Теперь-то Николай осознал, что между ног у него - пусто.
Пришла злость и придала сил. Николай напрягся, встал, опираясь ладонями об асфальт. По телу пробегали иглы, иглы…
Жуткая безликая баба выла, не замечая Николая.
А потом Николай набрался сил и прорезал в ее животе алую щель. Оттуда, словно из пропоротого бурдюка, хлынуло что-то перебродившее.
Он старался не упасть, ища опоры где-то в глубине вспоротого брюха этой ведьмы, схватил что-то скользкое.
А потом мир вокруг него закружился. Рухнула рядом воющая баба. Николай видел, как катятся под маленький уклончик, в асфальтовую выбоинку, его яйца. Как из-под пальто выпадают маленькие свертки.
У Коли еще хватило сил развернуть один из них.
Там тоже были яйца. Сушеные и усохшие…
- Девятнадцать! - орала баба, судорожно и заполошно, густо булькая горлом, словно в нем варился гороховый суп.
***
А потом были Девятнадцать Ангелов. Они вели Нюсю через Девятнадцать Преград к Престолу Великой Славы.
На Престоле Зиждились Яйца. Блестящие, великолепные. С Перышками вместо волосиков.
- Ну, здравствуй, Нюся! - сказал Великие Яйца.
- Здравствуйте! - сказала Нюся.
А потом она поняла, что ей надо делать. Она встала на Колени и принялась лизать их. И целовать. Во всем их Великолепии и Славе.
Ей предстояло делать это Целую Вечность. Но Нюсю это не пугало.
LoveWriter & norpo
