Из-за угла вынырнули два комка старческой плоти – Мария Михайловна и Дарья Никитична. Вернее, комком была Мария Михайловна, а Дарья Никитична – высохшей спичкой. Платки бабушек перекосились от судорожного и торопливого скольжения по снежной кашке. За спинами старух осталось три двора. Давление резко подскочило у обеих – они пятнадцать минут бежали изо всех своих небольших сил.
Наконец, замерли, пытаясь побороть одышку. У Марии Михайловны, менее приспособленной к длительному кроссу, сердце выдало несколько экстрасистол и потеряло обычный ритм. Закололо под левой грудью. Нестерпимо, резко. При вдохе боль обострялась, заливая половину тела. Ослабшей рукой Мария Михайловна полезла в карман и счастливо вцепилась в облатку нитроглицерина.
- Ой, Даш, что-то сердце закололо. – прорвалась она сквозь одышку.
- Сейчас, Маш. Давай, на лавочку присядем. Отдышимся трошки.
Дарья Никитична дотащила подругу до обледенелой скамейки. Когда они устроились, подложив под себя пустые продуктовые сумки, Мария Михайловна тут же сунула под разросшийся на старости лет язык таблетку, шумно втянула в себя сопли, и с облегчением провела по носу рукавом линялого пальто. Широко и щедро, оставляя склизкий блеск.
Дарья Никитична, с опаской разжала варежку и, как бы не веря своим глазам, в очередной раз взглянула на находку. Пока они санным ходом ускользали с оживленной улицы, примыкавшей к рынку, Дарья Никитична не раз тайком от подруги кривила глаз на неожиданное счастье, найденное в подтаявшем снегу.
- Уф, вроде отпустило. – выдохнула посвежевшая Мария Михайловна и заворожено уставилась на поблекшую варежку Дарьи Никитичны.
Там покоилась новенькая сотенная купюра.
- Ох, и свезло! – воскликнула Мария Михайловна.
- Да, Маш… Свезло!
- А как ты думаешь, никто не заметил? Не отберут?
- Ой, Маш, не знаю. – Дарья Никитична опасливо зыркнула по сторонам и вздохнула. – Вроде, не заметил никто. Да и переулок-то близко был, мы быстро свинтили.
- Вот хорошо! Есть Бог на небе! Какая-никакая, а прибавка к пенсии. А то дождешься от них, от капиталистов поганых!
Дарью Никитичну как будто ущипнул кто-то. Она настороженно уставилась на подругу – та не заметила, поглощенная купюрой. Губы старухи задрожали как нерешительные предатели. Был брошен пробный камешек:
- Да, вот хорошо, вот повезло. Хоть лекарств куплю. А то верошпирон в зеленой аптеке опять подорожал! Не напасешься…
Мария Михайловна напряглась, позвоночник вытянулся стрункой, захрустев.
- Да, свезло, Даш! А я вот внуку конфет куплю. Так и мечтать не могла. А тут вот свезло…- вздохнула она и налитым кровавым глазом несмело ощупала соседку. - Помогает ведь Бог… А так хоть внучка побалую. Он-то ко мне, если подарка какого не куплю, и не зайдет ведь!
- Вот уж хорошо, напомнила ты мне, Маш, ты ж мне полтинник-то так и не отдала.
- Какой полтинник, Даш?
- Да вот ты когда внучку своему портфель хотела покупать, тебе не хватало. Я ж помогла тебе, Маш, три года уж прошло. Помнишь?
Мария Михайловна опять загремела соплями, залилась румянцем и сморщилась как моченое яблочко, будто бы вспоминая. Тем временем Дарья Никитична перешла в добивающую атаку.
- Да и верошпирон шестьдесят восемь пятьдесят три стоит…
- Отдала я тебе полтинник, что ты врешь?!
- Это как это ты мне отдала полтинник?
- Да, отдала, перед Яблочным Спасом в прошлом году! Тебе еще сын колбасы копченной привез… Помнишь? – Мария Михайловна подбоченилась как многоопытный и талантливый полководец.
Дарья Никитична вспыхнула негодованием и сжала варежку в кукиш.
- Что ты врешь, старая! Не отдавала! Ты мне еще тут наговоришь…
- Отдавала! И вообще, я первая сотку заметила! Она моя!
- Да ты ж в очках! Я б, если б в очках…
- Ах ты, старая карга! А ну, отдавай мне сотку! Я её первая заметила!
Дарья Никитична вскочила с лавки и засунула купюру в карман пальто. Попыталась схватить свою сумку, но Мария Михайловна вцепилась в неё мертвой хваткой, крича:
- Ах ты, лярва! А ну, отдавай! Тебе подыхать давно пора! Верошпирону захотела!
- Смотри сама не заживись, карга! – надрывалась в ответ Дарья Никитична. – Да твой внук на упыря похож! Ванечка то! Ванечка сё! А он тебя старой блядью называл, я сама слышала! В прошлый четверг!
- Ёб твою дивизию! Я тебе язык вырву! Что, думаешь, я не помню, как ты в сорок первом с немецким офицером в сарае…
- А твой Вася – перебила Дарья Никитична. – Когда под Сталинградом подыхал, небось не знал, что тебя в это время вся деревня ебала!
- Ах ты, старая пизда! – вскричала Мария Михайловна, поднимаясь.
Дарья Никитична повернулась и заковыляла прочь, ускоряя шаг.
- Стой, блядина! – кричала ей вслед Мария Михайловна.
Тощая старуха все разгонялась, увязая в подтаявшем снеге. За спиной слышалась грозная одышка подруги. И тогда Дарья Никитична побежала, надеясь на легкость шага и полуистлевших костей.
Она торжествовала, тугой слух доносил весть о том, что Мария Михайловна отстает. Она обернулась и крикнула:
- Не догонишь! Года не те! – хотела рассмеяться, но в это время поскользнулась и грохнулась в лужу.
Пока Дарья Никитична вставала на нетвердые четвереньки, подоспела Мария Михайловна и ударила её валенком в мягкий отвисший живот. Захлебываясь стоном, Дарья Никитична повалились на спину: голова шла кругом, перед глазами замелькали мушки. Сверху навалилась всем весом Мария Михайловна и полезла в карман подруги. Вытянула сотку, и тут же взвыла, когда зубные протезы Дарьи Никитичны сомкнулись на её запястье. Купюра отлетела в сторону и застыла маняще на снегу.
Мария Михайловна свободной рукой ударила Дарью Никитичну по пергаментной скуле – та разжала хватку протезов.
Ни секунды не помедлив, Мария Михайловна изо всех сил сцепила пальцы на горле Дарьи Никитичны…
Коронарные артерии старого сердца не выдержали стресса и удушья, сжались в последнем, решающем спазме. Инфаркт миокарда. Дарья Никитична поняла, что умирает. В последних судорожных мыслях она нервно припоминала, все ли успела сделать: деньги на похороны, припрятанные в пододеяльнике (в шкафу, на третьей полке), десять лет назад заказан участок на кладбище, вот и гроб недавно ходила присматривать. А Мария Михайловна не ходила! И деньги на похороны не откладывала! И участка на кладбище у неё нет!
«Ах ты, лярва! Пережить меня захотела!» - пока последняя мысль пробиралась по агонизирующим нейронам, Дарья Никитична нащупала на земле ледышку и решающим отчаянным усилием вклинила её в висок Марии Михайловны.
В это время в мозге Марии Михайловны спастически пульсировала аневризма, набухшая от подскочившего давления. Удар ледышки решил все! Стенка сосуда расщепилась, и кровавый фонтан хлынул в беззащитный мозг, превращая его в багровую кашку.
Мария Михайловна повалилась на труп Дарьи Никитичны, стремительно отказывающая рука потянулась к сотке. Медленно, преодолевая тяжесть непослушного тела, она несла умирающую конечность к вожделенной бумажке. Все ближе и ближе. Ближе и ближе. Ближе… Ближе…
Купюра, нежно погладив почти бесчувственные кончики пальцев, отлетела под порывом влажного ветра подтаявшей зимы.
- Ёб твою… - прошептала Мария Михайловна немеющим языком.
Глеб Каломиец
