– Тебе идёт жёлтый.
– Откуда ты знаешь, что я в жёлтом?
– Я вижу цвета. Просто не так, как ты. У каждого цвета своя температура, своя длина волны, своя концентрация. На тебе что-то жёлтое, и ты сама тёплая, как солнышко – вот я и говорю.
– Понятно.
В этом баре можно курить, поэтому курят все, кому не лень. Мне дурно. Я насчитал здесь несколько сотен ритмичных звуков: сердцебиения, желудочные спазмы, глотки. Голоса. В композиционном центре этого хаоса – её вздох.
– Каково это?
– Что? – спрашиваю я, хотя прекрасно знаю, о чём речь.
– Родиться таким.
– Есть мнение, что почти все врождённые калеки капризны и высокомерны. С самого детства они привыкли возлагать вину за свою неполноценность на тех, кто здоров. Они выпячивают напоказ своё уродство, как бы крича: в вашем здоровом, красивом мире мне тяжелее всех! вы обязаны помочь мне, чтобы разделить мои страдания! Когда я вижу безногого попрошайку в метро, мне хочется его убить.
– Я всё никак не привыкну к тому, что ты пользуешься этим словом – «вижу».
– Мне оно нравится. Я употребляю его, чтобы обозначить тот род восприятия, который эквивалентен твоему зрению.
– А мне вот жалко инвалидов.
– Не нужно их жалеть. Ты не виновата в том, что они упираются рогами в землю, отказываясь признать своё уродство. Физический недуг разъедает душу слабого, сильного же – делает ещё сильнее. Уродство – это просто-напросто отклонение от нормы. Инакомыслящий – урод. Иностранец – урод. Блондин среди брюнетов – тоже урод. Определяющий фактор – дисбаланс. Чего-то больше, чего-то меньше. Чего-то нет совсем, чего-то гораздо больше, чем у других. Поэтому гений – тоже урод. Норма – характеристика большинства. Это условное понятие. Если же мыслить индуктивно, то нормальных людей не существует вовсе. Каждый по-своему уродлив. Именно так и формируются пары. Двое находят друг в друге недостающие им качества. Степень их взаимного притяжения пропорциональна приближению к совершенству их как единого целого.
– Как ты узнал цвет моих волос?
я наткнулся на неё
такое со мной случается редко
в тот вечер она была одета в цвет сумерек и пахла воздухом
она до такой степени слилась со средой что я её не заметил
сконфузившись она растерялась и стала просить прощения
ей внушили что слепой всегда идёт прямо подобно моисею а людское море должно перед ним расступиться
заблуждение о своём ничтожестве и моём превосходстве породило в ней нелепые угрызения совести
мы стояли у стеклянной витрины за которой находилось что-то недоступное моему зрению а мимо нас бежали кричащие люди
я плохо видел сквозь прозрачное стекло зато прекрасно различал её лицо сквозь непроницаемую тьму
она бормотала извинения и журчание её голоса было подобно маяку на который я плыл по ночному морю
– Который час?
– Одиннадцать. Кстати, как ты узнаёшь время?
– Спрашиваю, – ухмыльнувшись, говорю я. Бар закроется через час. После этого нам придётся уйти. Куда – зависит от исхода этого часа.
я прощу вас сказал я ей тогда но при одном условии
если вы согласитесь выпить со мной немного хорошего коньяку
я улыбнулся
осознав что её приглашают на свидание она разом расслабилась
кокетливо закусив губу она стала делать вид что раздумывает над предложением
люди орали
они бежали спотыкались и падали выбегали на проезжую часть и их сбивали автомобили но она этого не замечала
она смотрела на меня
улыбка слепого человека отвратительна в своей искренности
от неё трудно отвести глаза
говорят лишь стиви уандер умеет красиво улыбаться
например в субботу предложил я
дайте мне ваш номер я позвоню
я перестал улыбаться и она очнулась
что там произошло куда все бегут
кто-то бросил в супермаркет несколько шашек со слезоточивым газом
какой-то ненормальный
– Ты с самого начала знал, что я люблю коньяк. Откуда?
Наше общение строится на её вопросах и моих ответах. Это стандартная форма диалога между уродом и тем, кто считает себя нормальным. Уроду нечего спросить у нормального, в то время как нормальному неизвестно об уроде ничего.
– Ты ходишь без тросточки, без собаки-поводыря... ты не выставляешь впереди себя руки... Расскажи, как ты видишь.
– Это не так-то просто. Ведь большую часть того, что знает человек, составляют зрительные образы. Например, я, как и ты, знаю, что эта столешница зелёная, но ты видишь отражение и поглощение областей спектра, а я ощущаю колебания. Вокруг нас разное пространство. Мы говорим на разных языках, у нас разный синтаксис.
– А ты попробуй, – говорит она, положив локти на стол и придвигаясь ближе.
Она дышит на меня коньячным ароматом. Я слышу звук «пц», когда она чуть приоткрывает губы, слышу, как она улыбается, слышу, как шуршат её волосы, когда она слегка наклоняет голову, слышу, как стукают о пустую рюмку её ногти. Стоит мне немного наклониться вперёд...
– Попробуй, – шепчет она.
она продиктовала мне свой телефонный номер и сославшись на какие-то дела унеслась вместе с толпой обезумевших от слепоты людей
они ничего не видели
волшебная рокировка
в одночасье мы поменялись местами
я был прекрасен они отвратительны
– Хорошо. Пространство, которое я вижу, наполнено объектами различной плотности. Я легко различаю органику и мёртвую материю. Двигаясь, тело вызывает движение воздуха. Если человек куда-то идёт, я ощущаю его перемещение в пространстве. Я воспринимаю цвета предметов, их температуру и форму. Иногда – даже их текстуру. Смотри, сейчас к нам идёт уставшая официантка. За моей спиной из туалета выходит пожилой, очень пьяный мужик в костюме. Оп, огибает один столик, задевает кого-то локтём... Всё, уселся. Половину ламп только что погасили. Это намёк на то, что пора собираться по домам. Бармен украдкой посматривает на тебя, потому что ты ему понравилась. Он смотрит на тебя с самого начала. Ну а запахи и звуки придают всему этому чёткость. Это не трудно. Прошу, не надо считать меня беспомощным инвалидом. Я просто другой. И ты другая. Тебя очаровывают убожество и увечья. Тебя манят бессилие и малодушие. Тебя влечёт ничтожество. Ты любишь чужую боль, упиваешься посторонней слабостью, вожделеешь подобных мне. Счастье благотворно для тела, но только горе развивает способности духа. Ты пьёшь нашу кровь. И сама не знаешь об этом. Кто, как не я раскроет твои глаза и поможет тебе увидеть? Весь вечер я пытаюсь доказать тебе, что ты урод.
Моё лицо обдаёт лёгким ветерком, затем щёку обжигает её ладонь.
– Прости, – резко выпаливает она. – Я, кажется, ошиблась.
Она встаёт из-за столика, хватает свою сумочку и идёт к выходу.
До меня доносится запах её соли. Она шмыгает носом и, не дойдя до двери, сворачивает в туалет. Молодец, она всё делает правильно. За это она мне и нравится – за свою удивительную скромность, так редко присущую таким, как мы.
Оставив под столом дымящуюся шашку, я вхожу в уборную следом за ней.
Она ждёт меня, прижавшись к стене.
Из-за двери начинают доноситься вопли.
Наши губы находят друг друга под крики слепнущих людей.
Арлекин
