Блядь, Борменталь, держи его, падлу, крепче! Телом к столу прижимай! Недолго уже, я щас.
- Он сука кусаться пытается! Вот ёбаное пидрище шерстяное! Профессор, давайте въебём всё-таки ему снотворного.
- Да вот ещё. Не люблю так. Я старый московский студент, отказывать себе в столь малой хуйне не привык. Лучше мы, голубчик, отправим Зину к старику Гольданскому, пусть тот изготовит валенок шестидесятого размера. Как раз подойдёт. Лапы блядь! Лапы держи!!
- Ах ты упырок мохнатый! – Борменталь навалился на животное, сдавливая ему одновременно шею и выкручивая лапу. – Профессор, ёбаный ты гипофиз, давай уже скорее, чо ты возишься-то?!!
Преображенский выпрямился в струну, замер на миг, перекрестившись на иконы в углу, и с шумным выдохом отвалился от распластанного на операционном столе пса, на ходу заправляя опадающую лиловую плоть в добротные серые брюки.
- Сколько сегодня?
- Ф-фу, блядь! – Борменталь потянулся, хрустнув какими-то костями в спине, и взял с секретера хронометр, - Четырнадцать с четвертью минут, профессор! На сорок пять секунд быстрее вчерашнего результата!
- Хуёвый конечно, но налицо прогресс. – Светило мировой медицины снова оголил залупу и с шумом поссал в кадку с лимоном, - Однако, пройдёмте в столовую, друзья, Зинаида уже подала обед.
- Чекист с наганом твой друг, пидор старый, - мысленно парировал Шарик, спрыгивая со стола и уныло плетясь вслед за медиками в обеденную комнату.
*
В столовой он улёгся на привычное уже место возле окна и устало положил голову на лапы.
- Неделю уже ебут, гандоны. Сука мать моя, ну вот же я тупой мудак-то, а. На колбасу подманили ведь, бляди, на сраную колбасу! Думал: заживу наконец, в тепле, сухости. Дом сторожить буду, квартиру. Оше-е-ейник дали, скакал аж от радости, - Шарик нервно дёрнул головой, - Бар-р-ран, блядь! Поел вот так раз колбаски, и как будто провалился в дурман тяжёлый. А очнулся – здра-а-асьте блядь! Пизду пришили! Человечью пизду, блядь! Здоровую такую, розовую. Блядь! Выгрызть хотел её к хуям, да не смог – сознание от боли потерял.
- Да не дуйся ты! – поддавший уже Борменталь взял кусок хлеба, полил его водкой из графина и кинул около собачьей морды, - На вот, вманди.
Пёс моментально сожрал хлеб, но обиды не растерял и отвернулся к стене.
- А как поджила, вообще пиздец начался - ебать стали. Молодой держит, старый ебёт. Первый раз полтора часа пялил, мамонт пидарастический. Кончить не мог. Зинку пришлось звать, титьками трясти перед ним. Потом пообвык старый, ебать его в душу, полегче дело пошло. Но всё равно блядь, я хуй-то ему откушу когда-нибудь. У меня бля корни бойцовые, я мастифф почти. Я таких на улице в полсекунды рвал блядь!
Захмелевший Шарик щёлкнул зубами и исподлобья посмотрел на Борменталя.
- На, - тот кинул псу добавки, - Командор, а где у нас гашиш-то был? Ща бы неплохо.
- Да тут блять, в столе у меня, - Профессор достал на свет трёхсотграммовый кусок гашиша, спиртовку и стальную, с палец толщиной, трубку, - Шарик, лапа, дуть будешь?
Пёс поднял голову.
*
- Филипп Филлипович! Филипп Филиппович! – в комнату вбежала негодующая Зина, - Там опять этот Швондер сраный ломится, он заебал насмерть уже, вас требует!
Вслед за девушкой, чуть не зашибив её дверью, ворвался и сам Швондер. Он свирепо смотрел на присутствующих.
- Швондер, слы, - Борменталь задумчиво ковырялся в салатнице с икрой, - я ж тебе говорил, падла, чтобы мылся. Хули ты не моешься, блевантин кожаный? Чушка блять красная.
- Не сметь! – Взвизгнул посетитель и звонко выпустил в атмосферу ректальный секрет, - И вообще, я к профессору.
- Ну и хули надо тебе? – Преображенский сосредоточенно нарезал плюхи размером с пятак, - Зина, приоткрой окошко. На, Шарик, добаляй.
- Профессор, домком установил, что вы тут в частном порядке ебёте собаку. Это антисоциалисически!
- Анти что? – Филипп Филиппович поперхнулся водкой, - Ты охуел что ли, мазер-факер? Иди, блядюга, на хуй отсюда.
- Чушка бля, - Борменталь налил профессору ещё и две себе.
- Это антисоциалистически - ебать животное в одно жало! Домком требует распределить среди жильцов очередность сношений с собакой! – вдруг завизжал Швондер.
- Ты на хуй не пошёл бы?! – отчётливо возразил Шарик, выпустив в того неслабый поток дыма.
- Иди дворника еби, мудила грешный! – Профессор взял с блюда перепёлку, - Не мешай трапезничать. И вообще умри на хуй.
- Филипыч, а давай я ему прям тут пизды ввалю? – Борменталь откинулся в полукресле и разглядывал Швондера через потеющее стекло налитой рюмки, - Чушка бля.
- Брюшину ему выкусить надо, - цыкнул Шарик, - Как в мировую, под Ровно. Весь дом в кишках будет. Красота!
Швондер стоял весь в слезах.
- Ты здесь что ли ещё, мотня? – Профессор повернулся к нему вполоборота, - Пиздуй давай, не рады мы тебе. Зина, голубушка, напинай гостю подсрачников.
Глотая злые слёзы, Швондер бросился к выходу. В дверях он обернулся, утёрся рукавом и выпалил сквозь рыдания:
- Я вернусь, и я вернусь не один! Попляшет ещё ваша псина на залупах красных, попляшет! А может и не только пси…
Меткий серебряный канделябр не дал ему завершить речь и вынудил в самом деле выйти из апартаментов на хуй.
*
На Москву опустилась вязкая ноябрьская темнота. Низкое пасмурное небо не давало зажечься звёздам, а электричество по новой традиции пропало.
- Блядь, - Шарик оторвался от миски с портвейном, - Ведь действительно пидор гнойный ЧК приведёт.
- Угу, - в углу, там где стоял диван, зажёгся и притух огонёк сигары, - Обязательно приведёт, хуеглот нечистый.
- Чушка бля, - Борменталь пил с горла, сидя на подоконнике.
- И чо, впрямь выебут?
- А то. Всем Советским Союзом, - Борменталь плеснул псу ещё, - Феномен же, ёбана.
- Блядь, - Шарик снова положил голову на лапы, - Хуёво.
- Хуёво. - согласился Преображенский.
- Ну. – согласился Борменталь.
- Чо делать-то теперь? – Шарик лёг на бок, - На теплотрассу тоже неохота.
Печальную тишину разорвал трезвон аппарата.
- Преображенский слушает, - профессор поднёс к голове одновременно трубку и стакан, - Так. Так. На мотоцикле разбился? Карлик? На хуй мне карлик? Что?! Сколько-сколько?! Сорок сантиметров?! Лично видели? Ну ни хуя себе, срочно везите, срочно!
Филипп Филиппович преобразился. Глаза его, казалось, метали в темноте искры исследователя, голос зазвучал звонко и уверенно:
- Борменталь, придумайте в операционной свет. Прямо сейчас, хули ты смотришь?! Зина! Зина! Мойте и несите мой нож! Да, прямо сейчас!
Преображенский подошёл к Шарику, потрепал его за ухом и спросил тихо, глядя в пьяные собачьи глаза:
- Ну что бля, дружище, колбаски хочешь?
