Отца не было около месяца. Он уехал "на шабашку", как он сказал, в степной район, на пуск элеватора. Он вернулся совсем чужим. Точнее, он не вернулся. Черт побери, точнее - вернулся не он.
Мать это тоже почувствовала, Хм, сложно было не почувствовать - она поставила на стол домашнюю лапшу, в его любимой чашке, привезенной когда-то из Казахстана. Он проглотил порцию одним глотком, мгновенно сожрал тарелку, ложку. Потом он сожрал мать.
Так началась моя новая жизнь с моим новым отцом.
Он продолжал ходить на работу. Так он говорил. Хотя нет, он уже не говорил - голос мяукающий, высокий, слова неразборчивы, будто он и не пытался произносить слова - как слова. Но я все понимал. Или думал, что понимал.
Каждый вечер он, совсем по-человечески, садился у телевизора, быстро переключал программы с помощью любого предмета, который оказывался рядом. Это могли быть журнал, или пепельница, или оставленный мною чайный стакан. Он брал пепельницу и как бы имитировал манипуляции с пультом, и телевизор подчинялся. И он внимательно смотрел. Нет, опять неверно. Он не смотрел, он мог сидеть к телевизору боком, или даже спиной, веки его могли быть закрыты или стохастически моргать, но было ясно - он смотрит и видит. И он очень внимателен.
Примерно через неделю он стал особенно прожорлив. Видимо, он выделял особый запах, привлекающий собак, кошек, грызунов, насекомых. Их стало чрезвычайно много в нашей квартире. Появились даже белки. Он не успевал поглощать животных, и запах крови, отходов, гниющих останков приводил еще уцелевших тварей в состояние неистовства и остервенения. Меня эти твари не трогали.
Оу, предположите вы, и тут он принялся расти, увеличиваться в размерах? Нет, он оставался прежним. Моим отцом. Худощавым мужчиной, в сером недорогом костюме, с серым лицом, в темно-серой рубашке и в запылившихся, когда-то черных ботинках. Но он как-бы уплотнялся, становился более твердым, что ли.
Еще через неделю он расслоился.
Это напоминало расслоение массивного куска кремня, на множество одинаковых слюдяных пластин. Теперь у меня было более десятка одинаковых плоских отцов.
Потом они стали утолщаться.
В некоторых их них я заметил изменения силуэта и других признаков прототипа. Вскоре у меня снова появилась мама. Несколько мам. И у каждой был сын. Я.
tarantula
