Эта забавная история произошла в далекие семидесятые годы в одном из отдаленных уголков Казахстана, где я тогда жил и работал. Аул Джамбул был самым дальним населенным пунктом нашей области. Даже до райцентров двух соседних российских областей оттуда было ближе, чем до собственного райцентра. А про областной центр уже и говорить нечего.
Дороги никудышные, связь – отвратительная, и потому в Джамбул редко кто из руководства приезжал и звонил. И жил себе этот аул как на острове, практически предоставленный самому себе. Управляющий Сарсенбаев считался там как бы верховным правителем. И нормально правил, жесткой, но справедливой рукой. Джамбул как отделение исправно поставлял в родной совхоз хлеб, мясо, молоко и шерсть.
А в тот год случилась засуха. Она спалила урожай зерновых на корню по всей области. И надо же было случиться такому: лишь в Джамбуле пшеница уродилась неплохо, где-то по центнеров двенадцать с гектара, что для тех мест очень даже неплохо. А все потому, что поля Джамбула соседствовали с сибирскими землями, где за лето прошли три-четыре хороших дождя, накрывшие попутно и джамбульские посевы. Вот и уродился здесь хлебушко.
Естественно, что район был оповещен об этом. И первый секретарь райкома партии с гордостью сообщил другому первому, уже областному, об отличном урожае зерновых, выращенным героическими усилиями местных полеводов под умелым руководством районной и первичной партийных организаций.
А дальше произошло вот что. Представьте себе жаркий летний день, пустынные улицы аула Джамбул с двумя рядами глинобитных домов с плоскими крышами, такую же глинобитную контору, но крытую шифером и с выцветшим до белизны флагом на коньке крыши. А в конторе солидно восседает за столом управляющий отделением Сарсенбаев. За столом поменьше, приставленным впритык к начальственному, с почтительным видом притулились агроном, бригадир полеводческой бригады и прикомандированный на время уборки уполномоченный из райцентра. Они обсуждают важную государственную задачу: как быстро и без потерь убрать свалившийся на них с неба урожай.
С жужжанием бьются о плохо промытые оконные стекла мухи, на стене хрипит чего-то динамик, многозначительно молчит на крышке обшарпанного стола монументальный, из черного эбонита телефон, доставшийся Сарсенбаеву еще из пятидесятых годов. Телефонов в Джамбуле два. Второй установлен у управляющего же в квартире.
Конторский телефон обычно оглушительно звонит два раз в день: утром, с трудом пробившись по запутанным и провисшим на столбах многокилометровым проводам, с Сарсенбаевым связывается кто-нибудь из центральной усадьбы совхоза или из района на предмет «текущей обстановки», и ближе к полудню управляющему звонит его жена – торопит на обед. Хотя Сарсенбаев не опаздывает и без напоминаний – этот час для него священен. Впрочем, нет – два, еще часок после обеда управляющий любит соснуть.
Вот сидят, значит, ответственные товарищи, разрабатывают тактику и стратегию предстоящей битвы за урожай. И тут, подпрыгнув, оглушительно зазвонил телефон. Сарсенбаев поморщился: что-то рано жена решила напомнить ему об обеде. Взял трубку и раздраженно буркнул:
- Ну, чего тебе? Рано же еще!
А из трубки вдруг послышался такой предупредительный и в то же время очень сексуальный женский голосок:
- Кто у телефона? С вами сейчас будет говорить первый секретарь обкома партии.
Сарсенбаев обмер: как, откуда? Секретарь райкома партии может позвонить сюда, в Джамбул. в лучшем раз в полгода, потому что больше держит связь с центральной усадьбой. А тут сам секретарь обкома партии собственной персоной пожаловал в их Аллахом забытый аул. Пусть и по проводам. Неслыханно!
И тут трубка прогрохотала уже мужским начальственным баритоном:
- Здравствуйте! Секретарь обкома партии вас беспокоит. С кем я говорю?
- У-у-у-управляющий! – пискнул враз севшим голосом Сарсенбаев.
- Фамилия? – прогремело из трубки.
- Это, как его… - наморщил вспотевший лоб управляющий, свободная рука его с толстыми волосатыми пальцами суетливо забегала по столу как бы в поисках ответа. Но ничего не нашла. И Сарсенбаев остался с открытым ртом на посеревшем лице: от страха собственная фамилия напрочь вылетела у него из головы.
Наконец, овладев собой, он зажал микрофон в огромном кулаке и яростно прошипел своим подчиненным:
- Скорей, скорей – как моя фамилия?!
- Да Сарсенбаев, Сарсаенбаев же! – наперебой и так же шепотом подсказали ему с трех сторон.
Управляющий перевел дух и назвался. Трубка умиротворенно зарокотала: секретарь обкома стал расспрашивать Сарсенбаева о видах на урожай, как, мол, удалось вырастить его таким хорошим при всеобщей засухе. И под конец разговора ласково пообещал снять управляющему, а заодно и директору совхоза и секретарю райкома головы, если при уборке будет потерян хоть один килограмм зерна. И наоборот, наградить, если выращенный с невероятным трудом урожай будет убран вовремя и без потерь.
Что и было сделано. То есть, хлеб убран сполна, а победителям и организаторам жатвы вручены ордена и медали. Медали, конечно, достались Сарсенбаеву и двум-трем комбайнерам. Но он и этому был рад: и грудь, что называется в медалях, и голова при себе, а не в кустах.
А в кабинете управляющего с тех пор на столе под стеклом навсегда уместилась бумажка с его крупно написанной фамилией. Ну, мало ли…
©Sibirskie
