Давно уже заметила любопытную тенденцию, проясняющую, отчего мужчины в большинстве своём пошли такие слабосильные, капризные и несамостоятельные.
Тружусь я в фотоателье. Фото на паспорт делают, как известно, в 14 и в 20 лет. Девочки в основном прибегают фотографироваться на первый паспорт одни или с подружками; в 20 лет картина та же. С мамами приходят крайне редко — и, коль уж явились, общаются с ними скорее как с товарками по шопингу, нежели как с родительницами-воспитательницами: мамы молча наблюдают, как дочь прихорашивается перед зеркалом, как я её фотографирую, во время обработки заводят разговор на отстранённые темы, периодически поглядывая в монитор, иногда просят что-то подправить — но не до фанатизма. Расходимся довольными.
Совсем иной расклад с лицами мужского полу. В мою контору заглядывает мама с вопросом:
— А вы моего мальчика (сыночку, ребёночка) сфотографируете?
— Угу! — отвечаю я, ожидая увидеть малыша лет пяти, например, или школьника младших-средних классов. — Ведите дитя!
Вводит. Дитя пригибается, проходя в дверь, дабы не ушибиться об косяк, и застывает в недоумении и прострации. Дитю на вид от 18 до 30, оно смотрит попеременно то на меня, то на маменьку, пока я не произношу: «Снимайте курточку, вон там крючочки, и присаживайтесь на стульчик».
— Ну что же ты, сына! — восклицает маменька, норовя стянуть с детины куртку. — Садись, причешу…
Извлекается расчёска. Сыночке попеременно расчёсываются волосы, усы, борода и снова волосы, поправляются всевозможные воротнички, разглаживаются мельчайшие складочки. Сын начинает звереть, но выдавливает только тихое: «Ма-а-а…»
— Что «ма-а-а»? Что «ма-а-а»?! — гневно восклицает родительница. — Красивеньким надо на паспорте быть!
Отходит, аки художник от полотна, чуть назад, потом подходит вновь, убирает незаметный волосок со лба, сдувает невидимую пылинку — наконец, путь фотографу открыт.
— Чтой-то мой сыночка у вас такой бледный (косой, кривой, некрасивенький, лохматый) вышел… А давайте перещёлкнемся! Всё-таки первый (второй) раз на паспорт (пропуск для работы), взрослый мальчик уже. Ах, как годы летят…
Тихо наливаясь ненавистью, начинаю демонстрировать фантастические возможности фотошопа (о, вы убрали моей кровиночке все прыщи, он теперь, как картинка!), распечатываю фото, отдаю, с сочувствием гляжу вслед уходящей парочке.
Твою ж мать! А если с родительницей, не дай б-г, что-нибудь случится — мальчик что, тихо умрёт на диване в своей комнате от голода и холода? А если всё будет благополучно — кто из них, этих чересчур опекаемых, вырастает? Капризные деспоты, мучающие жён своими требовательными истериками и отсутствием самостоятельности? Слабовольные рохли, надеющиеся на маменек и жёнушек, считающие, что все им должны? Своей чрезмерной заботой и опекой незадачливые «наседки» растят отвратительных, не приспособленных к жизни мужей тем самым четырнадцатилетним девочкам, что приходят фотографироваться одни (и ещё кучу разных дел выполняют сами или с минимальной помощью).
Я, наверное, никогда не пойму, каков смысл подобного воспитания. Разве что поразвлечься в процессе выращивания живой куклы — которая, оказывается, в итоге вырастает в подобие мужчины, а свыкнуться с мыслью, что мальчик уже взрослый, никак не получается.
Одно хорошо: таких посетителей мужского полу у меня примерно половина, вторая половина же — вменяемые самостоятельные юноши, за что их родительницам большое спасибо.
