-Шишел-мышел, пёрднул-вышел, - накрашенный ярко-розовым фломастером палец Ленки Хатиной ткнулся прямо в сопливый нос Серёги Трошина. Тот ничуть не обиделся, а чего обижаться, не ему ж водить?
-Шишел-мышел... - следующим вылетел Витёк Сычёв. Вот ведь что интересно, во чтобы когда не играли, никогда ему водить не приходится. И в школе так же - чтобы не натворили вместе, в какую бы историю не влипли, всегда он сухим из воды выходит, как и не при чём совсем. Везучий он, Витёк, или, как дядя Слава говорит, "фартовый".
-Шишел-мышел... - палец Ленки поочерёдно указывал то на Олега Турина, то на Светку Ложкину, то на Андрея Зацепу, то на Коляна Артищева и даже на местного полудурка Васю Карасёва. Хотя, если вдуматься, какой из Васи вожий? Так, недоразумение одно. Не то, что б Вася был самым всамделишным дурачком, как Саня Сопля, например, или Зина-Дура, но и нормальным бы его назвать никто не рискнул. Мог он, ни с того ни с сего, запрыгать козлом по двору громко матерясь, запросто мог плюнуть в лицо кому-нибудь, кто ему не понравился, мог схватив огромный, больше его самого, дрын, гоняться за обидчиком по всему району, а мог полдня просидеть на скамейке, уставившись в одну точку. Психический, короче, что с него взять? Его и играть-то с собой брали только потому, что отвязаться от него просто-напросто не было никакой возможности.
Тётя Таня Лепилкина говорила, что Вася такой оттого, что папаша его сильно "злоупотребляет", пьёт, то есть. Но Сашка в это не очень-то верил. Если б у всех, кто водку пьёт, только придурки навроде Васьки рождались, то в городе, а уж на посёлке то и подавно, нормальных людей и не было бы вовсе. Подумаешь, пьёт, эка невидаль? У Ленки, вон, отец, вообще, тюремщик самый настоящий, она и видела то его раза четыре в жизни, а сама отличница и староста в классе. А у Андрея отец уж не раз до белой горячки допивался и с топором за Андрюхиной матерью по двору носился, а потом в больнице специальной лежал и чего? Дюшка то поумнее многих взрослых будет, хоть и не слышит почти ничего одним ухом.
Да и то сказать, у самого Сашки, вообще, никакого отца не было, хоть пьющего, хоть нет. Конечно, когда-то он, наверное, был, сами по себе дети не появляются, это даже малыши знают, но очень давно и Сашка его не помнил совсем. Мать говорила, что он шофёром работал и разбился, когда Саньке всего два годика было. Даже фотокарточка его в альбоме была, но затёртая совсем, так что лица вовсе и не разобрать. Вроде бы, какой-то кудрявый дядька в пальто, ничего при его виде в груди у Сашки не ёкало, как будто и не отец это его вовсе, а чужой человек. Собственно, чужим он и был, если подумать, никогда его Сашка не видел, ничего про него не помнил, и, если б тот сейчас, откуда ни возьмись, появился, то и не знал бы, как себя с ним вести. Вполне хватало Саньке матери, да ещё полгода назад братишка младший народился неожиданно - вот и вся семья, никого больше и не надо.
Сначала, Сашке интересно было, откуда братишка взялся, ведь папки то никакого так и нет, как и не было? Он даже у матери спросил, когда та с животом ходила, но та него накричала, несколько раз даже ремнём ударила, а потом расплакалась. Тогда Санёк решил больше мамке такие вопросы не задавать, какая, собственно, разница? Да и братишка получился хороший, только горластый не в меру. Квартира сразу наполнилась запахом глаженных пелёнок, стирального порошка и чего-то молочного, необъяснимо детского, как пахло в яслях, куда Сашка ходил в детстве. Мать бродила постоянно уставшая, невыспавшаяся, но довольная, как тогда, когда телевизор "Горизонт" в заводскую лотерею выиграла. И глядя на неё, Сашка тоже был счастлив и безо всякого неизвестного отца.
Наконец, считаться остались только двое - сам Санёк и Мишак Ефимов из второго подъезда. Тут уже простая считалка про "шишел-мышел" не прокатывала, всем ясного было, что с кого считать начнут, тот и выиграет, поэтому Ленка начала новую:
-Черти в озере купались, черти жопами толкались, чёрт чертёнка толканул и чертёнок у-то-нул! - само собой, водить выпало Сашке.
Застукиваться решили "у Ленина", так было и честнее и интереснее. Выкрашенный жёлтой металлизированной краской, "золотинкой", которой на заводе покрывали какие-то детали для автомобилей, памятник Вождю Мирового Пролетариата стоял в сквере прямо возле двора. Точнее, это был даже уже почти и не сквер, а самая настоящая маленькая площадь. Ладно, хорошо, пусть будет не площадь, а площадка, но тогда - площадка большая, с лавочками по углам, с урнами для мусора и большой цветочной клумбой, посреди которой, собственно, и возвышался на двухметровом постаменте сам памятник. Цветы на клумбе почему-то не приживались, наверное из-за проходившей сразу за площадкой дороги, по которой постоянно дымили катящиеся к заводской проходной ЗИЛы и КАМАзы, поэтому она постепенно превратилась в обыкновенный газон, покрытый пыльно-зелёной травой. Хотя, цветы, конечно, сюда приносили регулярно в апреле, когда, если к тому времени уже сошёл снег, тут принимали в октябрята и пионеры, а так же на Первое мая и Седьмое ноября. Иногда по субботам тут появлялись новобрачные с букетами, но редко, большинство из них предпочитали приносить цветы к большому памятнику Вождю в Центре или к не очень большому, но зато находящемуся практически возле самого ЗАГСа памятнику у Дворца Пионеров. Как бы то ни было, "у Ленина" было популярным в районе местом, где по вечерам собирались после смены заводские мужики, чтобы не торопясь выпить и обсудить наболевшее, по ночам кучковалась местная шпана, а днём развлекалось младшее поколение жителей района, как вот сейчас, например.
Место для застукивания было выбрано не случайно. Через открытую площадку не так-то легко было незаметно проскочить, да и поблизости не очень-то спрячешься, чтобы сразу рвануться к постаменту, как только водящий отлучиться больше, чем на пару шагов, так что хорониться придётся нормально, по-честному. И не на площадке, где всё, как на ладони, а в самом дворе или, даже, за сараями, но не дальше, что оговорено правилами. А то тот же Вася Карасёв убежит прятаться куда-нибудь в парк и ищи его там до темноты, а потом ещё от его нервной мамаши нагоняй получай ни за что ни про что.
-Здорово, пацаны, - раздалось справа. Так и есть, Димас Варакин собственной персоной. Жил Димас в их же дворе, учился в той же школе, только был года на два-три постарше. Но со сверстниками своими водиться он почему-то не любил, да и они отвечали ему взаимностью. Поэтому предпочитал он бегать с ребятами младше его, зато уж тут-то он был безусловным лидером.
Странный он был какой-то, этот Димас. Вроде б и не злой, но иногда мог довести до слёз любого, да и поколотить кого никогда не упускал шанса. Но за "своих" пацанов всегда стоял горой и первым лез в драку, что с мальчишками из соседнего двора, что со своими сверстниками, которым приходило в голову докопаться до их компании. Честно говоря, его даже взрослые парни опасались и предпочитали не связываться. Невысокий даже для своего возраста, белобрысый Димас в драке превращался в неуправляемый, бешеный комок злости и мог броситься с кулаками на кого угодно, не обращая внимания на то, сколько врагов вокруг и насколько они сильны. Именно "врагов", потому что для Димаса все, кто не принадлежал к их компании, были врагами. Зато с ним можно было никого не бояться и смело гулять даже в чужом районе.
И ещё, с ним не было скучно. Бывало больно, бывало обидно, бывало по-настоящему весело, но скучно не было никогда. В прошлом году, например, они на полном серьёзе собрались лететь в космос. Димас нашёл где-то книжку со схемой Солнечной Системы и рисунками космического корабля, после чего решил, что "братья по разуму" с Марса прямо-таки ждут не дождутся, когда вся их удалая компания нагрянет прямо к ним в гости. Честно говоря, Сашка не был в восторге от всей этой затеи, да и высоты боялся всегда, а Марс - это вам не пятый даже этаж, это куда повыше будет, но отказов Димас не признавал. На Чермете нашли две полусгнившие ржавые бочки, которые по замыслу Димаса вполне могли послужить корпусом для ракеты. Даже то, что сбоку в одной из бочек была внушительная дыра, его только обрадовало - не придётся иллюминатор прорезать.
Скафандры решили делать из алюминиевой фольги, целый рулон которой валялся в кустах за гаражами, а утеплять их стекловатой. Простая вата для этого дела не годилась, потому что это было бы слишком просто и не по-космонавтски. Стекловата же за гаражами почему-то не валялась, так что её украли из сарая деда Бокова, проделав дыру в рубероидной крыше. После этого вся компания неделю чесалась как сумасшедшая, а Димас, резонно рассудив, что скафандр для космонавта, всё-таки, не самое главное, решил удовольствоваться простым паралоном. Топливо решили делать из смеси карбида и спичечной серы, благо и то и другое можно было раздобыть без проблем. Чем закончилась вся эта история Сашка так и не узнал, потому что слёг на две недели с ветрянкой, а когда снова появился во дворе, то вся компания уже носилась по двору вооружённая мечами из обрезков финской фанеры, отрабатывая фехтовальные приёмы, которые Димас увидел в американском фильме про Спартака.
-Здорово, - откликнулся Сашка на приветствие Димаса, а Ленка Хатина тут же пронзительно завопила:
-Прихожий-вожий, прихожий-вожий!
-Да ладно, ладно, - охотно согласился Димас, поворачиваясь лицом к постаменту, на котором надоедливо возвышался гипсовый памятник.
Санёк давно заметил, что Димасу нравится водить в прятки. Нравится ходить вокруг, выискивая спрятавшихся тут и там, нравится чувствовать их волнение, беспокойство и, наверное, даже страх. Сам бы Димас, скорее всего, не признался бы в этом даже самому себе, но Сашка видел, что так оно и есть. А, да и пусть. Сам-то Сашка с большим удовольствием прятался, чем искал.
-Раз, - начал считать Димас, не откладывая в долгий ящик.
Все бросились в сторону двора. Вообще-то, двор не так уж и велик, спрятаться там, на первый взгляд, особо и негде. Но это только на первый взгляд.
-Два, - продолжал отчёт Димас.
Проще всего, конечно, залезть под старую деревянную горку, кататься с которой давно себе дороже - вся задница в занозах будет. Вот зимой - другое дело. Уже по первому морозу её заливали водой и уже затем, как заледенеет, не слазили с неё вплоть до мартовских оттепелей. Спрятаться-то там, конечно, просто, но так ведь и найти там кого проще некуда, Димас первым делом там проверит. Но Васе Карасёву на это плевать, он так далеко не загадывает: спрятался - и хорошо.
-Три.
А можно залезть под перевёрнутые и стоящие не козлах в конце двора лодки со снятыми моторами. Но тут уже сила нужна, у девчонок это вряд ли получится. Нужно упереться руками в борта изнутри, потом отжаться и, подпрыгнув, упереться ещё и ногами, распластавшись под перевёрнутым дном лодки, как паук по стене. У Сашки это получалось и у Коляна с Витьком, а вот у Дюши Зацепы никак не выходило. Но Дюша мелкий, ему где угодно спрятаться легко, он в любую щель втиснется.
-Четыре.
Кусты отпадают сразу. Мало того, что они просматриваются практически на просвет, так там ещё и всякой дряни понакидано навроде бутылок пустых, консервных банок и разных тряпок столько, что сидишь как будто в помойной яме. Вообще-то, против разных свалок-помоек ни Сашка, ни кто либо другой из компании не имел ничего против. Наоборот, под настроение всей толпой направлялись к Оврагу, рассекавшему весь район на несколько частей и в который некоторые несознательные жители из частных домов или владельцы близлежащих гаражей традиционно скидывали всякий хлам. Пару недель назад, к примеру, Витёк Сычёв нашёл там старинный заржавленный нож с несуразно короткой рукояткой. Димас сразу же сообщил, что это тот самый нож, которым в прошлом году зарезали дядю Петю Иголкина и который милиция так и не нашла. Дюша же возразил, что это вообще никакой не нож, а фашистский штык, он такой на картинке в энциклопедии видел. Димас сказал, что Дюша дурак, потому что фашисты в войну сюда не дошли, а значит и ихнему штыку тут взяться неоткуда, кто с собой с войны такую дрянь потащит? Чуть не подрались тогда, а нож-штык потом закапали за сараями, сделав из него "секрет".
-Пять.
Блин, а прятаться-то где-то надо, вон все уже по щелям рассосались, не видать никого. Может, всё же в "поликлинику"?
Первый этаж красного кирпичного дома, где жил Сашка, да и половина компании тоже, с самого начала был нежилым и отдан под различные учреждения. Главное место, конечно, там занимала Почта. Не Главпочтамт, само собой, этот находился в центре и представлял из себя огромное современное здание со стеклянными витражами во всю переднюю стену, а местное почтовое отделение, откуда районные почтальонши забирали газеты и письма и куда приходили посылки из других городов. Сашка помнил, как помогал матери забирать оттуда тяжёлые деревянные ящики, интересно пахнущие сургучом и перетянутые шпагатом, которые присылала им бабушка из Орла. Потом мать открывала их при помощи отвёртки, засунув её под тонкую верхнюю крышку и налегаю на неё всем телом. Маленьким Сашка очень боялся этих открытых уже посылок, потому что мелкие острые гвозди, которыми была усеяна полуоткинутая верхняя стенка фанерной коробки казались ему ещё страшнее, чем разинутая крокодилья пасть из мультфильма про птичку Тари.
Почта занимала почти треть первого этажа, за ней сразу шла мастерская по починке обуви, а вот сразу потом уже ничего не было. Точнее как, было, конечно, этаж то никуда не делся, только вот сейчас почти половина его сейчас пустовала. На Сашкиной памяти там сначала находилась детская музыкальная школа, которую потом перенесли в недавно построенный заводской ДК, а потом детская же поликлиника, очень недолго там просуществовавшая. Нет, с поликлиникой ничего страшного не случилось, просто завод построил для неё новое отдельное здание недалеко от Главной проходной, но факт остаётся фактом - половина первого этажа Сашкиного дома почти всегда пустовала.
Ленка Хатина говорила, что это потому, что там "нечисто" и делала круглые страшные глаза. Тут Сашка был с ней согласен, никакой чистотой в запущенном помещении бывшей поликлиники и не пахло, скорее даже наоборот. Но Ленка явно имела ввиду не это и понизив голос сообщала замогильным шёпотом, что "там Шишига живёт". Что за Шишига и откуда она там взялась, Ленка не объясняла и оттого ей почему-то верилось безо всяких вопросов. В любом случае, Шишига там или нет, но дядю Петю Иголкина в прошлом году нашли именно там, всего изрезанного.
Сам по себе факт этот никого особо не удивил, уже давно было ясно, что жизнь свою местный пьяница дядя Петя окончит каким-то подобным образом. Непонятным было только то, кому понадобилось его убивать, потому что мужиком он был, вообще-то, безвредным, зла никому никогда не делавшим. Хотя. кто их алкоголиков поймёт? Вон хоть на Дюшиного отца посмотреть: трезвый человек-человеком. а как выпьет... Но об этом уже говорилось, кажется. Как бы то ни было, никого тогда так и не нашли, а окна заброшенной поликлиники после того случая заколотили огромными фанерными листами, отчего весь дом стал походить на краснорожего одноглазого пирата. Естественно, лучшего способа разжечь детское любопытство было не придумать, и уже через пару дней фанера на крайнем слева окне оказалась наполовину оторванной, а само место преступления стало на время очень популярным среди Сашкиной компании.
-Я иду искать!
Не сильно раздумывая, Сашка проскользнул под деревянный щит и перемахнул через невысокий подоконник. Стёкол, понятно, в окнах "поликлиники" давно никаких не было, но некоторую осторожность всё же следовало соблюдать, хотя бы из-за торчащих из старых рам ржавых гвоздей да и прочего строительного мусора, которым так богато любое заброшенное помещение. В самом же помещении, размером равным шести обычным хрущёвским квартирам, было пыльно, пахло какой-то застарелой ветошью и кошачьей мочой, но не так темно, как могло показаться с самого начала. Это только снаружи фанерные листы, которыми были забиты все без исключения окна "поликлиники" представлялись мощными и сплошными, на самом же деле в них хватало различных щелей и просто дыр, что б давать достаточно света для того, что б передвигаться по комнатам без боязни впечататься носом в стену или, споткнувшись. растянуться во весь рост на полу.
Углубляться же внутрь помещения Сашка и не собирался, ещё чего не хватало. Смех смехом, но присутствовала здесь какая-то жутковатая атмосфера, так что, даже не зная об истории с дядей Петей Иголкиным, любой начинал чувствовать себя как-то неуютно, словно невидимый взгляд сверлил твой затылок, норовя проникнуть прямо под кожу. Так что Сашке вполне хватило присесть за подоконником, внимательно наблюдая за происходящими во дворе событиями и не пытаясь изображать из себя бесстрашного исследователя заброшенных помещений. Тем более, что кто его знает, может и взаправду тут какая-то Шишига лазает, кем бы она ни была.
-Кто за мной стоит, тот в огне горит!
Вот это правильно. А то одно время была такая манера - становиться сразу за спиной вожего, и. как только тот откроет глаза, сразу застукиваться. Один-два раза это было ещё смешно, а потом надоело, да и играть в прятки стало совершенно неинтересно и невозможно. Так что, оговорка про то, что "кто за мной стоит" вещь, без сомнения, нужная.
Димас тем временем уже обнаружил под горкой Васю Карасёва и даже успел надавать ему несильных пинков, так, что б знал на будущее. Хотя, без толку, конечно, Васю такой мелочью не прошибёшь, вон снова козлом скачет от радости, что не надо больше сидеть неподвижно. Придурок, что ещё скажешь.
Неожиданно краем уха Сашка уловил тихий то ли писк, то ли шуршание в дальнем тёмном углу комнаты, где кучей были навалены какие-то тёмные, присыпанные известковой пылью и штукатуркой тряпки. Мышь, что-ли? Или крыса? Ни тех ни других Сашка никогда не боялся и не мог понять ту же Ленку, которая начинала истерически визжать, стоило проскользнуть мимо неё чему-то маленькому с голым хвостом. Чего там пугаться то? Это ж не овчарка какая, в конце концов, вот те - да, те порвать так могут, что мало не покажется, а от мышей какая опасность? Они сами тебя боятся больше, чем ты их. Однако разведать, что это такое там шуршит не помешает.
Осторожно, что бы никого не спугнуть, Сашка тихонько подкрался к куче тряпья, сжимая в руках какую-то палку, подобранную тут же и подозрительно напоминающую поломанный костыль. Мышь-то мышью, а вдруг там крыса? Тоже, конечно, невелика опасность, но на этот случай лучше иметь под рукой что-нибудь тяжёлое. Затаив дыхание, он медленно подцепил и отбросил в сторону лежавшую сверху на куче закаменевшую от грязи чёрную спецовку, оставшуюся явно от кого-то из рабочих, заколачивавших в своё время окна "поликлиники".
Эх и не фига себе!
*****
-Вечно ты, Санёк, дрянь какую-нибудь раскопаешь, - вроде как пожурил Димас, однако осуждения в его голосе никакого не было.
Присев на корточки, он с жадным интересом рассматривал то, что копошилось в куче прямо перед ним. А посмотреть действительно было на что. Конечно это была никакая не крыса, и уж, тем более, не мышь, но сказать что это такое не решался даже умный Дюша. Больше всего существо напоминало своими слепыми глазёнками и растопыренными лапками новорожденного котёнка. Только вот лапок этих было шесть, а не четыре, да и третий, затянутый мутноватой плёнкой глаз посреди плоского лобика на кошачий походил как-то мало.
-Оно не ядовитое? - с опаской поинтересовался Колян. - Смотри хвост какой, точно змеиный.
Вообще-то, хвостов у существа было целых два: один куцый и вроде бы совсем как кошачий, а вот второй тонкий и покрытый мелкой бурой чешуёй, словно у ящерицы. Но Димас только повертел пальцем у виска:
-Дурак ты, Колян. У змей лап нет, потому они змеями и называются, а у этого урода посмотри их сколько. Что ж это такое, интересно?
-Это шишигинский ребятёнок, - замогильным голосом сообщила Ленка, - от него всем нам беда должна приключиться обязательно, зря мы его нашли.
Стоящая рядом с ней Светка Ложкина испуганно пискнула, но Димас не обратил на неё внимания, целеустремлённо тыкая в животик мелкого существа какой-то палочкой. Уродец шипел совсем по-кошачьи, растопыривал лапки, украшенные, кстати, хоть и мелкими, но очень острыми даже на вид коготками и всеми остальными способами выражал своё крайнее недовольство. При одном взгляде на него возникало ощущение чего-то мерзостного, неправильного, абсолютно чужого.
-Его убить нужно, - неожиданно для самого себя сказал Сашка. - Уродов всегда убивать нужно, что б сами не мучились и других не мучили. А этот так и так от голода помрёт, мамка то его, видать, бросила.
Димас посмотрел на Сашку с неожиданным уважением. Он тоже слышал, как на прошлой неделе участковый Лычагин рассуждал о необходимости уничтожения всех уродов, потому как всё зло в мире от них. Три года назад у участкового и его тогдашней жены Нинки родился ребёнок без ног и ушей, который, несмотря ни на что, выжил и теперь обитал в каком-то специализированном детдоме. Нинка Лычагина тогда бросила мужа и уехала из города, а тот начал сильно пить и, напившись, каждый раз заводил разговор про необходимость полного истребления уродов на всей земле. Только вот сам Димас предложить прикончить непонятное существо почему-то не догадался, а вот Сашка сразу сообразил что к чему.
-Правильно, Сашок, - одобрил он. - Это как котят ненужных топят, что бы беспризорных кошек не плодить, только этого-то, видать, не утопишь, погляди: у него тут жабры, как у карася.
Убивать уродца решили на заднем дворе бани. Саму же баню, мрачное двухэтажное здание из красного кирпича и с колоннами - архитектурный брат-близнец Горкома Партии - построили ещё пленные немцы. Они тогда много чего понастроили по всему городу, вплоть до Центральной районной больницы, стоившей в своё время не только кресел, но и голов тогдашним руководителям города. А случилось вот что: пролетавший над лечебницей по каким-то своим государственным делам большой чиновник союзного уровня выглянул в иллюминатор спецсамолёта и чуть было не схватил инфаркт. Новая районная больница - гордость городской администрации - со всеми своими удобными корпусами, аккуратными скверами и вспомогательными постройками в плане при взгляде сверху представляла собой не что иное, как огромную свастику, раскинувшую свои паучьи лапы прямо в центре города. В срочном порядке было сломано несколько помещений, после чего больничный комплекс стал походить на миниатюрный Сталинград образца сорок третьего года, а всё городское руководство в одну ночь куда-то необъяснимым образом исчезло. Заодно, куда-то перевели и немцев, отдав освободившиеся бараки под рабочие общежития, так что нет худа без добра. Баня. кстати, тоже пользовалась дурной репутацией, особенно после того, как два года назад у неё обвалился бетонный козырёк, насмерть придавив заслуженного пенсионера Матвеева. "Последний залп последней войны", как грустно пошутил по этому поводу отец Андрея Зацепы.
Собственно же банный двор представлял собой голую закатанную асфальтом площадку, с одной стороны огороженную задней стеной бани с закрашенной белой краской окнами, а со всех остальных слепыми кирпичными задниками окруживших её гаражей. То есть место было глухое и уединённое донельзя. Даже бурно растущие по краям площадки могучие лопухи, которые плевать хотели на любой асфальт, картину нисколько не оживляли, а наоборот, предавали пейзажу вид ещё большей заброшенности и запущенности.
-Ну что, - спросил Димас, - как его лучше-то: об стену или вверх подбросить?
Сашка на мгновение задумался.
-Давай вверх, что ли, мы ж не живодёры какие.
-Ну, как скажешь.
Как-то неожиданно для самого себя Сашка очутился в роли судьи, решающего, как именно умереть странному уродцу. То ли потому, что это он его нашёл, то ли потому, что первым озвучил мысль о необходимости от него избавиться, но верховодивший обычно Димас на этот раз отдал право решать Сашке.
Странно, но незлой и сердобольный по отношению не только к людям, но и любой мелкой живности Сашка в этот раз не ощущал никаких чувств по отношению к маленькому чудовищу. Может из-за того, что сам уже убедил себя в том, что быстрая смерть для уродца будет лучшим и более мягким выходом, чем долгое издыхание от голода в поисках бросившей его матери, а может потому, что не воспринимался этот зверёныш как тот же котёнок или щенок, слишком уж непохожим и чужим он был.
Димас, между тем, далеко отставил в сторону руку с зажатым в ней несуразным многолапым тельцем, обхватив его посреди туловища, присел, а потом резко распрямился, выбросив руку вертикально вверх. Да, уж что-что, а кидаться Димас умел, даже школьный физрук ставил его в пример, когда они всей школой состязались на близлежащем стадионе в метании учебных гранат. Вот и сейчас, маленькое, растопырившееся в полёте тельце взмыло вверх, словно выброшенное из пушки, на мгновение зависло выше даже банной крыши, выше самых высоких деревьев и камнем упало вниз.
Ударилось об асфальт оно почти беззвучно, уж слишком лёгким было. Только палочками вытянулись вверх тонкие лапки и перетянутыми струнами заходили под шкуркой миниатюрные мышцы.
-Это конвульсии у него, - со знанием дела сообщил Димас, - сейчас сдохнет.
Однако уродец всё так же продолжал царапать выпущенными коготками воздух, и тогда Димас, скривившись, снова подхватил его и ещё раз запустил вверх, словно мохнатый мячик. Как и в прошлый раз, тушка маленького чудовища стукнулась об асфальт, но и сейчас вытянутые в предсмертной агонии лапки всё ещё дергались.
Неожиданно Сашке захотелось вернуть всё происходящее на час назад, до того момента, как он проскользнул за прикрывающую окно "поликлиники" фанерку, до того, как началась вся эта дурацкая игра в прятки, вернуться, убежать домой, включить телевизор, схватить какую-нибудь, книжку, пожарить яичницу, наконец, короче, сделать что угодно, только что б никогда не находить этого непонятного уродца в куче вонючего тряпья. Но это было невозможно, как невозможным было смотреть дальше на бессмысленные мучения этого маленького несуразного существа и тогда Сашка, сам до конца не осознавая что он делает, схватил, неизвестно откуда оказавшуюся прямо под рукой, половинку белого силикатного кирпича и с силой опустил её на голову непонятной зверушки. Всё кончилось.
-Молодец, - похлопал его по плечу Димас, - пацан. Надо закопать его, а то - мало ли чего.
Колян и Дюша быстренько вырыли кусками досок неглубокую ямку прямо среди лопухов поближе к гаражной стене, а Ленка со Светкой, замотав безжизненное тельце в отобранный по такому случаю у Мишака Ефимова носовой платок сомнительной свежести, забросали его землёй. Сверху положили несколько камней и парочку зацветших репейников, так что получилась вполне себе приличная маленькая могилка.
-Пошли, - скомандовал Димас, - нечего тут больше делать. А то ещё увидит кто, вопросы всякие начнутся...
И вся компания, оживлённо переговариваясь, потянулась обратно во двор.
Несколько часов ничего не происходило. Уже потом, когда начало темнеть, огромные листья лопухов закачались и из их глубины послышалось тоскливое, горестное поскуливание, закончившиеся неожиданно низким и злобным рычанием. Затем всё снова стихло.
****
Сашка проснулся неожиданно и сразу. Секунду полежал собираясь с мыслями, определяя где он и что тут делает. Да, всё как обычно, он у себя дома на своём родном диване за делящим комнату надвое старым платяным шкафом из красноватой полированной фанеры. Но тогда откуда это неожиданное ощущение невосполнимой и неожиданной утраты, почему от страха образовалась сосущая пустота в животе, а горло сдавило как мягкой перчаткой? Что случилось?
Странный шуршащий звук раздался из другого угла комнаты, где обычно спала мать и где стояла кроватка младшего братика. Не раздумывая, Сашка отбросил мокрую от пота простыню и прошлёпал босыми ногами по полу к материнской кровати.
Она не спала. Тонкое байковое одеяло, которым мать укрывалась ночью сползло в угол и бугрилось там несуразной тёмной кучей сбитое ногами. Светлая ночная рубашка насквозь пропиталась чем-то тёмным, казавшимся в проникающем сквозь окно свете уличного фонаря почти чёрным, едко пахнущим железом, как пахнет вынутая из морозилки и размораживаемая в кухонной раковине курица. Напряжённые руки матери ещё раз судорожно сжали скомканную простынь и расслабились, уже окончательно. Пустой взгляд таких родных, единственно любимых на свете глаз упёрся куда-то в потолок, словно неотрывно наблюдая за чем-то, что видеть могла только она одна.
Ещё до конца не веря, но уже в глубине души понимая, что произошло самое непоправимое, Сашка повернулся к кровати братика. Тот, как и обычно, лежал на животике, только вот в этот раз его пухлощёкое лицо в окружении светлых, ещё редких кудряшек было развёрнуто вверх и обращено прямо к Сашке. Братик казался таким спокойным и был так похож на спящего, что Сашка только чудовищным усилием воли сумел подавить рвущийся наружу звериный вопль.
Удивительно, но слёз не было. не было вообще никаких эмоций, а только чёткое осознание того, что случилось, кто в этом виноват и что надо делать. Так же не обуваясь, Сашка прошёл на кухню и долго глотал тепловатую воду прямо из носика эмалированного, обожженного снизу конфорочным огнём чайника. Потом вернулся в комнату, натянул суконные тёмно-синие школьные штаны, набросил рубашку и затянул длинные шнурки на чёрно белых кедах. Немного подумав, прошёл в коридор и вытащил из под вешалки купленные в прошлом году, но всё ещё крепкие зимние ботинки, после чего переобулся. Стараясь не смотреть в сторону материной кровати, снова вернулся на кухню, покопался в ящике с инструментами и вытащил старый, от отца ещё оставшийся, тяжёлый молоток с почерневшей от времени ручкой. Взвесил его в руке, остался доволен результатом и заткнул за пояс. Потом в коридоре из угла у самой двери достал дожидающуюся зимы лыжную палку, проверил её на остроту, скривился, но понимая, что особого выбора нет, решил довольствоваться тем, что имеет.
Дверь с лестничной клетки в квартиру решил не запирать - рано или поздно кто-нибудь придёт за мамой с братиком, не на необитаемом острове чай живём, так зачем усложнять? Лампочки в подъезде не горели, но Сашка неожиданно поймал себя на том, что уже совершенно не боится темноты. И вообще ничего уже не боится.
На улице было по-ночному тихо. Только вздыхал где-то вдалеке многотонной, никогда не спящей стальной зверюгой завод, да случайные сильно припозднившееся машины пролетали время от времени по дороге за домом. Сашка ещё раз оглядел родной двор, лавочки у подъездов, старую деревянную горку, перевёрнутые моторные лодки на козлах, заросли крапивы и окна соседних домов. Потом вздохнул, поправил молоток за поясом, поудобнее перехватил лыжную палку, отодвинул фанерный щит на слепом окне "поликлиники" и скользнул в темноту.
(с) Завхоз.
