У бабушки ей всегда было хорошо и интересно. Вкусная еда из русской печки, русская баня, где можно было не только мыться по субботам, но и ходить ночью сцать прямо на пол, глядя, как моча стекает в широкие щели между досками, гараж, в котором вместо автомобиля жил и работал самогонный аппарат и погреб для хранения производимого этим аппаратом пойла. Вика в пятнадцать лет познала влагалищный оргазм, но, как и в детстве могла часами смотреть на пушистых зверьков в бабушкином сарае – бабушка занималась звероводством. Зимние каникулы только начинались, и несколько дней девочка решила провести на природе. Улицы села городского типа Скунс были пустынны с самого раннего утра, когда на работу через глубокие сугробы продирались доярки и трактористы, до раннего обеда, во время которого можно было встретить бабок, понуро бредущих в сельпо и обратно. Из достопримечательностей с советских времён осталось здание школа и кладбище. Школу посещали последние дети, а кладбище с нетерпением ожидало последних клиентов – старух… За ненадобностью в селе закрыли даже баню, её переделали в молельный дом баптисты – пятидесятники (после того, как случайно сгорела православная церковь).
О том, что близится утро, селяне городского типа узнавали от петухов, которых было целых два в разных концах села. Сидя над выгребной ямой можно было сбрасывать балласт и заодно наслаждаться их стереофонической перекличкой. Вика спала крепко и горлодрание последних представителей сельской скотины ей были до одного волосатенького места. Проснулась она около десяти, выпила чай с пышками и пошла в магаз, где продавали свежее пиво в розлив. Мороз крепчал, снег хрустел, хотелось пива и мужика. Пива холодного, а мужика деревенского, горячего, с субботы не мытого и поэтому аппетитно пахучего. Впрочем, приехав сюда, Вика постаралась забыть о том, что у неё есть нос – хата зимой протапливалась ежедневно, а вот проветривалась лишь при открывании входной двери. Вонь от котов и мышей, запах гнили и плесени, все оттенки пропитанной потом грязной одежды – всё било по органам обоняния и заставляло слезиться глаза. Но, целью поездки было как раз таки познание деревенского секса, возвращение к истокам…
͙ ͙ ͙
Звёзды были яркими и большими. Спасибо райсовету и его председателю. Если бы фонари горели на столбах не только у памятника последнему председателю, то колхозники не смогли бы в ясные, морозные ночи любоваться звёздным небом. Впрочем, никакой благодарности глава сельской администрации от своих подопечных не видел и слова доброго не слышал. Сельские жители смотреть привыкли только вниз и изредка вперёд, не забывая подглядывать друг за другом в щели. Именно такой ночью дородная, около ста пятидесяти килограмм тётка лет шестидесяти вышла с керосиновой лампой в сарай и пересчитала поголовье пушных зверьков. Утром забой. Спите спокойно, братья и сестры мои меньшие! На столике были заготовлены скалка, ржавый с запёкшейся кровью и налипшими кусками шерсти нож, рядом ждал грязный бачок для крови и кишек, а так же кот, своим подлым нутром чуявший предстоящее утром массовое побоище.
Бабка Лиакадия получала неплохую по бульборусским меркам пенсию, поэтому необходимости в скотине и огороде большой не имела. Несколько тощих куриц несли пару-тройку мелких яиц в сутки, которых вполне хватало на завтрак, закусь и змеиный (по семейному рецепту) супчик. Ласки нужны были ей только для реализации своих тайных садистких желаний. Всю жизнь проработав бухгалтером на большой свиноферме она мечтала не начислять зарплату и сводить дебет с кредитом, а убивать свиней. Причём не электрическим током, а расстреливать, вешать и смотреть, как мучаются хрюшки, подыхая от боевых отравляющих веществ. К своему сожалению она не переносила визг, стоявший в убойном цехе, да и не могла пройти в своих модельных кирзачах через груды потрохов и свинячьего навоза…
Лишь выйдя на заслуженную пенсию, она решилась. Нет, держать свиней было тяжело и невыгодно, - руководство страны, будучи мудрым в своей ненависти к гражданам подняло цены на комбикорм до уровня европейских. Звероводство же давало неограниченные возможности. Кормом для них служили куриные потроха с бройлерной птицефабрики, в сарае, где с трудом разместились бы три подсвинка на стеллажах стояли клетки с полусотней голубых ласок! Раз в квартал бабка могла устраивать себе праздник. Шкурки её муж - подкаблучник выделывал и складывал в большой мешок, надеясь когда-нибудь после смерти супруги продать их или сжечь во дворе, чтобы соседи задыхались и кашляли от ядовитого, удушливого дыма.
͙ ͙ ͙
Пиво оказалось кисловатым, тепловатым и напоминало по запаху мочу. С трудом глотая сабоалкогольный суррогат, Вика ждала посетителей. Кроме тракториста и тощего дедка в магазин за пятнадцать минут никто так и не зашёл. Хотелось блевать, сцать и расстегнуть пуховик. По спине в трусы стекали струйки пота. Вика направилась к бабушкиной хате. По неширокой дороге позади неё двигался свеклоуборочный комбайн «Бурак»; комбайнёр сигналил, громко пел гимн и смеялся. Девушка прижалась к забору слева, пытаясь пропустить полевого гиганта. Сквозь рёв двигателя прорезался визгливый лай, за которым последовал болезненный укус за голень. Припёртая к дырявому забору остановившимся агрегатом Вика была обречена… Из открывшейся кабины высунулась большая пропитанная мазутом ладонь и втащила подругу внутрь.
- Привет! Гуляешь? – Комбайнёрская рожа показалась Вике знакомой.
- Привет, Спасибо, что спас. Я пиво пить ходила.
Лет пять назад, на Ивана Купалу (на праздник спонтанного совокупления в лесу) она подружилась в этом селе с мальчиком. Они провели незабываемые мгновения на сосновых иголках, обслюнявили друг друга, перемазались в сперме и менструальной крови, затем пошли прыгать через костер. Именно на угли этого костра, выпив стакан самогона для смелости и упал Володя своей децкой харей. Левая щека была изуродована багровыми шрамами, волосы на виске не росли, а ухо представляло собой отверстие, как у змей и ящериц. Так просто и быстро Вика ещё не находила себе партнёров.
Комбайн они оставили на задворках сельской администрации, а сами направились в сарай. Вика постелила дедовский ватник и бабушкино пальто, а Вова прихватил брезент, которым на ночь накрывали двигатель. Девушка не разочаровалась: запах был самый сексуальный. Тут были и пот, и моча, и соляра… Вова упёрся сапогом в стеллаж с клетками и засадил на пол фёдора. Вика взвизгнула и закашлялась, подавившись пивной слюной. Вовин кол выскочил и уткнулся в просак. В этот момент дверь заскрипела.
͙ ͙ ͙
Зелёный резиновый фартук, спижженный в амбулатории и синии хозяйственные перчатки, блестящие резиновые сапоги. Умей Лиакадия завязывать бандану, она вполне могла бы рекламировать новый одеколон в феминистическом журнале «ОлдиМегера». Ласки заволновались, стали метаться по клеткам и попискивать. Два полуобнажённых тела застыли в ужасе под брезентом, покрываясь мурашками и холодным потом. Удобно ухватив первого зверька за задние ноги, бабка с разворота приложила его головой о край жестяного бочка. Изо рта и ушек брызнула кровь. Бухгалтерша прошлась скалкой по обвисшему тельцу, чтобы лучше снималась шкура, и бросила тушку под ноги мужу. Процедура повторилась несколько раз по тому же сценарию, затем старая садистка просто открывала дверцу и с размаха била по высунувшимся розовым носикам своей деревянной булавой. Когда она прервалась на перекур, ассистент вытряхнул трупики у порога сарая.
Когда Вика пришла вечером в хату, добрая старая бабушка варила заливное. Много заливного. В углу спал, тихонько попёрдывая, обожравшийся кот. Дед скоблил шкурки и отхлёбывал из военной фляжки самогон. Утром девочка уехала в город на первой электричке. Долго снились ей кровавые брызги и Вовин хуйок.
Автор: SIROTA
