Когда я был маленький, в моём районе мальчик должен был выглядеть так: штаны (именно штаны, а не брюки, и ни в коем случае не шорты), ботинки (обязательно тупоносые, чёрные) или кеды. Рубашка (лучше клетчатая), кепка. Зимой приветствовалась тельняшка. Очень хорошо, если все вышеперечисленные предметы были потрёпанные и слегка грязные. В комплект также входили майка (позже получившая название "алкоголичка"), и сатиновые трусы. Чёрные или синие.
Если ты был одет "как положено" никаких особенных претензий к тебе во дворе не возникало. К сожалению, моей маме объяснить это было довольно трудно. Она регулярно допускала ошибки. Как–то из Румынии она привезла мне ярко–зелёную кофту с котятами на груди. Гулять меня в ней отправили только один раз, и "погулял" я тогда межу восьмым и седьмым этажом, постоянно прячась от подъезжающего лифта — вдруг кто–нибудь увидит. Больше номер с котятами не прошёл.
Следующим номером программы была беретка с хвостиком. Мне даже демонстрировали фото то ли Че, то ли Фиделя — мол, смотри, какие мужики крутые, и ничего! Посмотрел бы я на этого Че в нашем дворе… Но пару раз, всё–таки, я в беретке вышел. Потом она "случайно" упала в костёр.
Какое–то время я жил спокойно. И тут внезапно возникли трусы в яркенький цветочек. У взрослых тогда это было модно. Даже один популярный мультперсонаж ходил в таких на пляж.
Аргумент " всё равно никто не увидит" опровергнуть было сложно. Пришлось носить. Очень мучило осознание того, что под личиной Гавроша скрывается предатель в ужасных трусах.
В тот день было жарко. Балконная дверь была открыта нараспашку, и вдали маячила тогда ещё недостроенная Останкинская башня. Дома никого не было. Я болтался по квартире в тех самых позорных трусах. Раздался звонок в дверь. Глазок в двери отсутствовал, поэтому пришлось спрашивать — кто там?
Не спрашивать было нельзя — как раз свежа была история с убийцей Мосгазом, по подъездам всё время ходили "погорельцы" и цыгане.
За дверью оказался мой приятель Вовка, который жил на том же, что и я, этаже, и был на год старше. Он уже видел раньше мои ужасные трусы и, мало того, сам обладал подобными, и тоже скрывал. Поэтому дверь я открыл.
Вовка стоял на пороге, и как–то странно прятал глаза.
— Там… Это… На улице… В общем, против тебя… Рисуют, в общем… Ты посмотри.
Он показал на открытую балконную дверь. Мы жили на восьмом этаже хрущёвской восьмиэтажки. Видно оттуда было далеко.
Я выскочил на балкон, и принялся высматривать внизу злоумышленников.
В это время на меня с крыши обрушился поток ледяной воды. Я посмотрел вверх.
Из–за края крыши торчало штук десять улыбающихся детских рож. Среди прочих, там присутствовала девочка Оля. Самая красивая во дворе. Это было ужасно.
До сих пор я вижу эту картину как бы их глазами — на балконном кафельном полу стоит тощий мокрый жалкий человечек в диких трусах, и смотрит вверх расширенными от ужаса глазами.
Я повернулся, вошёл в квартиру, прошёл через комнату, оставляя за собой лужи воды, и оказался перед входной дверью.
Предатель Вовка почему–то не убежал. Он стоял как стоял на пороге, и даже не улыбался. Кажется, он ждал, что я дам ему в морду.
Я его не ударил. Я просто очень медленно закрыл перед ним дверь.
Странно, но это событие потом во дворе никак не обсуждали. Даже трусы мне никто не припомнил.
kotenochkin