Шалить можно по-разному. Даже нужно - по-разному, чтоб не нарушать разнообразие мира.
Вот у нас в школе форма была. Серая такая, прочная. Чтоб ее порвать, это ж надо было такой гвоздь найти, или на дереве повиснуть случайно за воротник. Если б из того же материала самбистам куртки шили – вечные были куртки. Завещать пришлось бы их наследникам тех самбистов.
Хотя дело вовсе не в куртках, а в штанах. И пуговицах. Тех самых пуговицах, на какие ширинка у школьных брюк застегивалась. А еще в домоводстве. Потому что Домоводство – это не только толстая бабушкина книга, в которую ваша мама почему-то смотреть отказывается. Это предмет такой в школе у девочек и мальчиков в первых классах.
Там учили одежду чинить, крестиком вышивать, газ выключать, когда уходишь и никогда в жизни Мосгазу дверь не открывать, а про семерых козлят помнить.
Мы и помнили. Но все равно шалили. Подходят два этаких козленка к третьему и спрашивают:
- Слушай, Колька, а спорим мы за минуту у тебя с брюк все пуговицы бритвой срежем и обратно пришьем?
- Что еще за глупости? – возмущается Колька, - кто спорит, тот ничего не стоит, мне мама сказала. А на что спорим?
- На рубль!
Рубль это не просто рубль. Это по тем временам – деньги для третьеклашки. Беломору можно купить пять пачек почти. Или еще чего-нибудь интересного.
- Спорим, - тут же соглашается Колька, уже проевший в буфете ежедневные двадцать копеек.
И тут ему срезают пуговицы с брюк. Все до единой. И отдают рубль, потому что пришить обратно пуговицы за минуту даже учительница по домоводству не сможет.
И идет Колька на урок, придерживая штанишки руками, и прячась от девочек за мальчиками. И весь урок вместо арифметики пытается пуговицы обратно пришить. И выгоняют его с урока за это. В коридор. А в дневнике пишут: «почти снял штаны на уроке, родителям срочно прийти в школу к директору, прям завтра».
И правильно делают. Потому что я не знаю, что уж он там себе уколол этой иголкой, но орать из-за этого на весь класс – совсем лишние мероприятие.
А потом эти, мягко говоря, "козлята" начнут читать разные книжки и выяснят, что на пуговицы спорить не школьники начали на рубль, а совершенно взрослые люди на пиво.
Но на рубль – лучше. С рублем вообще шалить интересно. С юбилейным. Сейчас вот в Перловку съездию и расскажу. Пока можете вспомнить писателя с пуговицами. Это не трудно.
************
"Это не трудно", написал я вчера и уехал в Перловку. Это действительно не трудно, это Аркадий Аверченко, рассказ “В ресторане”. У нас был щадящий вариант, а в рассказе отрезали 82 пуговицы. И даже на ботинках.
Впрочем, кроме пуговиц у нас оставался еще один рубль. Юбилейный. У нас был рубль и папа Лехи, начальник цеха неизвестного оборонного предприятия.
- Папа, - подозрительно кротко спросил Леша, - а у вас есть сварщики, способные сваривать разные металлы?
- У нас есть все! – твердо ответил папа Леши, даже не подозревая как он попал.
- А могут они приварить вот этот гвоздь к вот этому рублю? – Леша протянул отцу двухсотмиллиметровый гвоздь, металлический рубль с Лениным и соврал, - нам в школе задали опыты провести.
- Приварят, - не глядя сказал папа, - положи мне в карман и не мешай смотреть программу Время.
- И не жалко вам Ленина, Борис Михайлович – спросил старый сварщик начальнику цеха, - раньше за это десять лет без права переписки могли бы впаять.
- А ты к обратной стороне привари, Николай Геннадич, - вывернулся начальник цеха, - я потом слесарям отдам, резьбу нарежут, гайку подберут, – значок получится с Ильичом.
Гвоздь был приварен к рублю аргонно-дуговой сваркой неплавящимся вольфрамовым электродом. Возникшие было цвета побежалости на юбилейном лике зачищены и заполированы.
- Спасибо, пап, теперь пятерка по физике мне обеспечена, - поблагодарил Леха и ушел на улицу искать своего приятеля Антона.
- Принес? – Антон держал в руках молоток и обрезок мягкой сосновой доски, - может не будем рисковать, Лех, а? Привяжем кошелек на леску и вся недолга.
- Это хорошо, что вы такой зеленый и плоский, - ободрил Лешка Антона, подражая мультяшной старухе Шапокляк, - не боись, Тоха, все будет хорошо.
И они вбили гвоздь в асфальт. Обрезок доски был нужен, чтоб не оставлять на блестящем Ленине следов молотка. Рубль лежал на асфальте и сиял. Антон и Леха сидели в кустах и ждали. Не долго. На дорожке показался слесарь-сантехник, Иван Григорьевич. Дядя Ваня был немного не трезв, из-за чего аккуратен и внимательно смотрел под ноги.
- Ух ты, елкиндрын, - приветствовал слесарь-сантехник сверкнувшего полировкой Владимира Ильича, - рубль, тля! – нагнулся и цапнул его пальцами, поднимая. Ильич не поднялся, уйдя своим коренным гвоздем в упрочненный годами асфальтобетон.
- Дрын, дын, дрын, - прокомментировал дядя Ваня поведение вождя и открыл свой сантехнический чемоданчик, - сейчас мы тебя, гада…
- На кого это вы ругаетесь Иван Григорьевич, - спросила, пенсионерка Мария Сосипатовна, выйдя из подъезда.
- Так, елкиндрын ведь, Маша, - сволочь такая, - дружелюбно ответил дядя Ваня, в притворных сердцах стукнув кепкой об асфальт, прикрывая рубль, - опять бездетность вычли в расчете. Злюсь вот на руководство.
- Вот падлы драные, - тихо выругалась милая пенсионерка, посетившая в юности два лагеря строго режима по политическим мотивам, - не переживай, Вань, сейчас в магазин схожу, приходи чай пить с пряниками.
И ушла. Дядя Ваня поднял кепку, вытащил из чемодана клещи, ловко поддел рубль рукояткой, зацепил его губками и выдернул привычным движением.
- Ух ты, елкин, ля, дрын ля, - сказал он, рассматривая двухсотмиллиметровое основание рублевого Ленина, - Тоха, ля, с Лехой, ля. Не иначе.
Слесарь-сантехник зажал гвоздь клещами под корень, положил на кстати торчащую из асфальта металлическую полусферу и грохнул сверху молотком. Гвоздь отлетел. Невидимые в кустах Леха с Тохой вздохнули, а дядя Ваня спрятал оставшийся от гвоздя рубль в карман.
- Говорил, кошелек на леску надо было, - Антон врезал приятелю локтем в бок, - рубль жалко.
- Из-за ядра все, - вяло возразил Леха, - не было б ядра не откусил бы.
Металлическая полусфера действительно была спортивным ядром. Когда-то папа Антона был спортсменом и толкал это ядро на всех соревнованиях. Ядро было счастливым и однажды папа толкнул его так далеко, что выиграл чемпионат Московской области по легкой атлетике. Хотя у нормального человека, смотревшего на статридцатикилограмового папу Антона, ни за что не повернулся бы язык назвать его легким атлетом.
Ядро путешествовало с папой по соревнованиям в специальной сумочке для переноски спортивных ядер. Потом папа потерял интерес к спорту. Зато нашел маму Антона, самого Антона, счастье в семейной жизни, квартиру на семнадцатом этаже и даже автомобиль запорожец.
Ядро лежало в специальной сумке и ждало своего часа.
- Вот, - обычно говорил папа Антону, легко жонглируя двухпудовой гирей, упражняясь физически - будешь заниматься спортом, я подарю тебе свое счастливое ядро и ты выиграешь соревнования.
- Вот, Леха, счастливое ядро, - говорил Тоха приятелю, на балконе семнадцатого этажа, доставая ядро из специальной сумки, - хрен его знает почему, оно счастливое.
Ядро повернулось, выскользнуло из рук Антона и улетело вниз.
- Не, и правда счастливое, - минуты через две Леха выглянул вниз уже из кухонного окна своей квартиры на четвертом этаже того же дома, - у вашего запорожца только бампер оторвало и дядю Ваню нисколько не задело.
- Ух ты, елкин дрын, ля, - сказал сидящий на бордюре там внизу слесарь-сантехник, глядя на металлическую полусферу выглядывающую из асфальта, - Леха, ля, с Тохой.
Сказал, привычно сорвал белую головку с вынутой из кармана чекушки, вылил водку в горло и только после этого сглотнул набежавшую слюну. Уф.
© dernaive
