В далёкие девяностые годы, когда я был молод и спермотоксикоз заменял мыслительный процесс, а головка рулила туловищем, шеей, головой и прочими частями широкой души студента-первокурсника, один мой приятель - пусть его зовут, к примеру, Колян - позвонил мне как-то вечером домой.
Колян был слегка под шофе и крайне озабочен по вопросу принятия на предмет отверстий женского пола.
Объект для сексуальных домогательств, как выяснилось, у него имелся - он хорошо принял на грудь с приятелем в какой-то забегаловке и умудрился там же заснять особь женского пола не самого тяжёлого поведения из местной трамвайной путяги.
Однако, у него имелась проблема - она заключалась в том, что на улице была зима, минус 30 и при сношении даже в относительно тёплом подъезде конец мог остаться в вечно стоячем положении по причине его окончательной заморозки и обледенения.
Короче, срочно требовалась хата.
Родителей не было дома, и я дал согласие на вписку в течении пары часов без использования постельных принадлежностей в районе толчка, коридора или утеплённого подпола (так как жил я на первом этаже) без посягательств на прочие жилые помещения.
Через пятнадцать минут в хату завалилась тёплая компания из двух человек, ведя под руки нечто миниатюрное - полутораметрового роста, имеющее внушительные вторичные женские половые признаки и тяжёлый взгляд зашуганных глазёнок, проблёскивающих сквозь дебри густых тёмных сальных волос.
И так не самое яркое общее впечатление от красавицы окончательно портила тяжёлая квадратная челюсть, которая гораздо лучше подошла бы какому-нибудь голливудскому кросавчегу-супермену.
В общем, одного взгляда на прелестницу хватило для того, чтобы вынести печальный вердикт, что трахать такого гоблина можно или с дикого перепоя, или если ты потомственный орк, ролевик-извращенец.
В кухне на столе стояла нехитрая студенческая закуска - банка тушенки, несколько пирожков и графин разведённого чуда китайской химической промышленности под названием “Юпи” на запивку. Водку Колян сотоварищи притащили с собой.
Да, друзья. Если бы я верил в то, что человеческий взгляд способен прожигать предметы, я бы немедленно кинулся за огнетушителем.
Я ещё никогда не видел, чтобы кто-то ТАК смотрел на еду. Сразу вспомнились люмпен-герои Горького и Гиляровского, готовые за корку чёрствого хлеба, без зазрения совести замочить ближнего своего.
Дама издала низкий гортанный рык и бросилась к столу.
Впрочем, её гастрономические потуги были немедленно прерваны легким ударом по кумполу, произведённым корешем Коляна по кличке Зелёный, парнем простым и гоповатым.
- Она у нас в кабаке чуть всю хавку не спорола - философски пояснил тот, - пришлось вдвоем оттаскивать от стола и обещать накормить только после отсоса.
- Куда опять пошла, зараза? - грозно спросил Зелёный и показал мадаме кулак.
Та жалобно заскулила и скороговоркой затараторила:
- Два дня ничего не ела, стипендию не платят, родственники в деревне, документы потеряла, пойти некуда, дайте поесть, бога ради...
- Сначала - секс, потом - еда - сурово пояснил ей свою диспозицию Колян, но не выдержав умоляющего, рвущего душу и выворачивающего её наизнанку, по-животному голодного взгляда бедолаги, оттаял и раздобрился.
Так у меня в памяти и осталась та картина:
коридор, ебущийся Колян, лютая вонь от потных тряпок, надетых на юную трамвайщицу, её дрыгающаяся прыщавая голая жопа, и выражение неземного, абсолютного счастья на её чавкающем, слюнявом лице, с зажатым в зубах пирожком с картошкой.