Началось всё с того, что Алёша заметил муху. Обыкновенную муху из тех, что назойливо мелькают перед глазами, присаживаясь везде, где можно, и где нельзя. Сегодняшняя муха нагло уселась на край стаканчика с кофе. Алёшиного стаканчика с чёрным бодрящим кофе без сахара.
- Да, это весна. – подумал Алёша и небрежным взмахом руки отогнал чертовку. Которая, впрочем, не преминула тут же повторить свою наглую выходку.
- Точно весна. – вторично подумал Алёша и, отогнув мягкие вертикальные жалюзи, выглянул в окно.
Снег почти сошёл и оставался лишь местами, на газонах. Несмотря на то, что солнца почти не было, последние три дня устойчиво держалась плюсовая температура. Плюс десять выше ноля, если быть максимально точным.
Под окном Алёшиной работы привычно переругивались клаксонами временные узники ежедневной утренней пробки.
Алёша жадно ловил мгновения краткой пятиминутки перед началом насыщенного рабочего дня за утренним кофе, а тут ещё эта назойливая муха, будь ей неладно. Ещё совсем чуть-чуть, и пойдут нескончаемой вереницей обрыдлые донельзя визитёры. Работу в контрактном отделе нельзя назвать интересной ни при каких условиях, считал Алёша. Рутинной, и не более того. Вот уж, увольте.
Изо дня в день ничего кроме договоров, протоколов разногласий, допсоглашений и прочего и прочего. Переговоры и корректировки, поправки и согласования. Поручения и дедлайны. Ужас, словом.
Алёша в своё время немало свободных минут посвятил вдумчивому чтению книг и, в общем-то, считал себя человеком далеко не средней эрудиции. Вполне может быть, что именно поэтому, наблюдая за суетливо-неугомонной мухой, Алёша неожиданно для самого себя озарился мыслями следующего содержания.
Вот, скажем, к примеру, обычная муха. То на говно присядет, то ещё на что-либо аппетитное. Ну и так далее. Насыщенная плодотворная жизнь. Яйца там отложить или ещё чего. А идентифицирует ли та же самая муха себя саму с непреодолимым течением времени? И, собственно, почему, позвольте спросить, время непреодолимо? Для той же мухи? Что мы знаем о времени и о его непреодолимости? Да ничего. Кроме тех мыслеформ, или, проще говоря, сознательных образов и представлений о нём, которые позволяют нам этим самым временем манипулировать. А точнее манипулировать собой на усладу как раз таки образам и мыслеформам. А муха? Лишена ведь всей этой ерунды? Лишена времени? Она же не считает, сколько и когда ей суждено отложить яиц? И уж тем более, в каких конкретно местах? Да срать ей на это, ей-богу. С той самой колокольни.
Да. Муха это вам не человек. Ей куда как легче преодолевать пространство времени. А всё почему, спрашивается? Сознанием обделена? Или мыслеформами? Если слепо доверять курсу школьной биологии, то, пожалуй, что да. Именно таковы наши общепринятые представления о мухах. Исключительно потому, что муху можно разложить со всем тщанием на препарировальном столе и залезть в неё изнутри и снаружи. Чего не скажешь с той же уверенностью о времени. То есть о времени нам, по большому счёту, совершенно нечего сказать. Кроме как отделываться общепринятыми клише. Которые мы уж и не вспомнить, откуда, но тоже когда-то почерпнули. Если не сказать, что они, эти самые клише и представления, были в нас запиханы. В рамках ещё какого-либо курса, то ли физики, то ли ещё чего. Не суть, в общем.
Время осознанию не подвластно. Ускользает время из-под парадигмы осознаваемого. Ибо сознание само по себе вынуждено обретаться во времени. И идентифицировать своё присутствие, вовне от своей же онтологической сущности, наше сознание обречено, в том числе, временными рамками. При том, что само их и характеризует. Такая, если хотите, взаимообращённая идиома.
Или вот возьмём, к примеру, вечность. Феномен вечности. Это уж совсем далеко от восприятия в рамках банальной адекватности. Вечность не удаётся при всём желании охарактеризовать подвластными нам представлениями о сущем. Её не увидеть и не ухватить. И её не получится взять так запросто и положить на полку в серванте. С тем, чтобы когда-нибудь потом, её оттуда извлечь. Когда, например, по случаю прихода гостей нужно будет достать из серванта дополнительную пару фужеров под шампанское.
- Алексей! Сколько можно мух гонять? Вы на работе уже! Где Ваши мысли? Что за отсутствующий взгляд? Уже полторы минуты с начала рабочего дня, а Вы с кофе расслабляетесь. Вы помните, что у нас сегодня заключительная стадия по договору процессинга с прибалтами?
- Конечно, Вадим Васильевич. У меня почти всё готово.
- Почти. Вечно у Вас «почти». Вы же себе кофе не наливаете почти готовым? Или у Вас вечность в кармане? Через пять минут извольте быть у меня в кабинете со всеми необходимыми документами. Не «почти» готовыми, а заполненными идеально и структурированными по регламенту.
- Конечно, Вадим Васильевич.
Алёша мысленно, про себя чертыхнулся. Опять Вадим Васильевич нашёл до чего докопаться. Вот ведь ушлый. Как назначили его в начале этого года руководителем юрдепартамента, так и корчит из себя начальника, ебёнамать. Чтоб ему пусто было и сралось комками.
А и действительно, прав Вадим Васильевич-то. Вот бы вечность иметь под рукой. Захотелось и, на тебе – выпал в неведомое, застопорил сущее. Всё успел и вернулся. К регламентам и структуризации. Казалось бы, в момент задумчивости, почему бы и не быть близким к этому состоянию. Ведь сиделось же только что умиротворённо, и не было никаких Вадимов Васильевичей и в помине. И полутора минут от начала рабочего дня тоже не было. Только мысли. О вечности в кармане.
Алёша обречённо вздохнул и принялся собирать бумаги для Вадима Васильевича. Помнится, в детстве, время казалось подвластным. Никуда не спешащим и, уж тем более, не ускользающим неуловимо так, как сейчас. В каждый день умещалось столько всего, что Алёша, бывало, с приятным изнеможением ложился спать, прокручивая в уме всё, что успевало случиться и произойти за день, и так и засыпал, незаметно для себя. И каждое утро вновь обещало грядущие радости и открытия, едва успевая ворваться с солнечными лучами к Алёше в комнату.
А что теперь? Полусонное, хмурое пробуждение, горчащий чай, насильное встраивание себя в утренний пассажиропоток. Сперва битком набитая электричка, после метро, в котором тоже не продохнуть, если не удастся притулиться где-нибудь в уголке. По пути громадьё тусклых безрадостных мыслей о предстоящем трудодне в попытке хоть какого-то планирования с расставлением первоприоритетных задач. И буквально физически ощущаемая безвыходная вечность такого существования в навязчивом ожидании законного отпуска.
Алёша подхватил папку с документами и отправился к Вадиму Васильевичу. Завернул к Маринке из отдела первичной обработки, кивком головы позвал её в курилку. Благо, что по пути, на лестничной клетке пожарного выхода, между рекреациями. Минуты три у них есть на череду торопливых затяжек и обмен дежурными репликами ни о чём. Маринку Алёша знал уже целую вечность. Вместе курили, вместе время от времени коротали пятничные вечера за бокалом пива в кругу коллег после сокращённого рабочего дня.
- Ну как, Алёш, к Вадиму Васильевичу опять с утра пораньше?
- Не говори, Марин. Вот реально настопиздел, дальше некуда. Такое чувство, что он прямо кончает от этих своих совещаний.
- Да, это верно. Есть такое. Мы как раз обсуждали недавно с девчонками из отдела.
- Вообще. Я сегодня у него видимо для затравки. И как он, гад такой, просекает, когда что-то реально не успеваешь сделать? Вот никак в толк не возьму. У Серёги вон ещё даже конь не валялся в сведении процентовок, как он к нему сегодня пойдёт, не представляю.
- Тяжело вам с Вадимом приходится. У нас попроще явно.
- Забери к себе меня, Марин, а?
- Да уж. Скажешь тоже. Это у вас текучка постоянно, а наш отдел укомплектован и невакантен. Я вообще не представляю, как ты выдерживаешь.
- Не говори. Ладно, побегу, Марин. А то разойдётся опять на ровном месте.
- Давай, удачи.
- Ты, кстати, что как сегодня вечером? Посидим может где-нибудь?
- До вечера ещё целая вечность, Алёша. Будет видно.
- Окей, увидимся.
- Ага.
Пропесочка у Вадима Васильевича была для Алёши очередным испытанием на стрессоустойчивость. Ничего нового.
- Вот надо же, толика власти и полномочий, а как меняются люди. Причём в худшую сторону. – думал Алёша, слушая занудные увещевания Вадима Васильевича о неминуемых карах и депремированиях в случае срыва сроков оформления договора процессинга. – Дались ему эти прибалты. Словно на них свет клином сошёлся. Одними больше, одними меньше, какая разница? Одно и то же, чёрт вас всех подери.
Проведя на ковре у Вадима Васильевича полноценные пятнадцать минут, Алёша наконец-то выскочил в холл. Теперь можно и перекурить с чувством выполненного долга. Вроде ещё только начало дня, а, кажется, будто уже целую вечность Алёша находится на работе. Словно этот день и не начинался совсем недавно, а тянется себе с незапамятных времён. И хрен знает, когда закончится. Ладно. Доживём до понедельника, как говорится. То есть до шести вечера. Кофе недопитый ждёт у монитора. Остыл уже наверняка, благодаря Вадиму Васильевичу.
Алёша докурил, тщательно затушил окурок и отправился на своё рабочее место. И мечтал Алёша о том, чтобы научиться управлять временем. И овладеть уникальным способом попадания в вечность. В ту самую вечность, в которой Алёша и пребывал день за днём. И выбраться из неё ему не светило. Ни капли.
А муха тем временем сидела на самом краю стаканчика с кофе. И медленно, очень-очень медленно, уже в который раз, тянулась к мухе Алёшина рука с тем самым намерением, чтобы отогнать её прочь. И в этом движении была вечность. Потому, что ей, вечности, насрать. И на мух, и на Алёш. С той самой колокольни.
— Дядюшка Фангус
