Свыше полутысячи смешных и жутких, удивительных и кровавых историй, произошедших в среде питерских ролевиков за период с 1991 по 2000 год.
Всё, про что Вы хотели бы узнать — история РИ глазами подонков, глумление над людьми, попойки и употребление наркотиков, секты и самоубийства, погромы и провокации, облавы и противодействие властей - всё здесь.
Это «темная история» Питерской ролевой тусовки — весело, жестко и совсем не так, как теперь принято.
Почти от самого начала до рубежа тысячелетий, в живом изложении от создателей большинства этих историй — Грибных Эльфов…
© Djonny, 2007
“В августе этого года под Питером появился новый игровой полигон - возле станции “Шапки”. Это холмистая местность вокруг небольшого озера, открытый и светлый сосновый бор. Первой нашей игрой здесь были “РХИ-96” производства Джулиана, Щорса и Ингвара. Со всеми ними на этой игре так или иначе получились смешные истории.
Мы приехали в Шапки шумной толпой и поселились на сконструированной неизвестно кем делони . Это помост на высоте примерно четырех метров, окруженный хлипкими перилами, с отверстием посередине шириной примерно метр на метр. Мы занавесили перила одеялами, отверстие посередине заложили щитом и взялись за обустройство эльфийского быта - принялись пить водку и курить коноплю. Делонь (1) наша располагалась у озера, почти в самом центре полигона, от неё до “мастерской стоянки” было рукой подать.
В этом году в природе произошла редкая аномалия - еще не перевалило за пятнадцатое августа, а на полях уже вовсю поперли грибы. Крейзи вместе с Иришкиной соседкой по даче, Ленкой Глазовой, собрал в районе Грузино не меньше полутора тысяч штук. Так что нам не приходилось скучать, сидя у себя на делони. Кое-кто в тот раз даже переусердствовал с грибами.
Строри и Барин сьели примерно по сто двадцать штук, запивая все это дело красным вином. Против обыкновения, затеяли они это дело субботним днем - светило яркое солнце, а кругом нашей делони суетился со своими заботами разномастный народ. Все бы ничего, но тут Строри и Барин неожиданно перекинулись.
Всего минуту назад они еще сидели на делони, весело болтая ногами и посмеиваясь дружеским шуткам. Но в следующий момент темное облако снизошло на их разгоряченные наркотиками умы. Первым накрыло Строри: взяв две бутылки вина и штык-нож, он спустился с делони и в категорической форме позвал за собой Кузьмича. Больше никто из братьев с ними не пошел, но через пару часов я разглядел Барина и Строри с навеса. Они устроились неподалеку, на залитом солнцем бугорке. Тогда я взял у Крейзи несколько папирос с планом и отправился к ним.
Перед братьями стояла початая бутылка вина, но на их лицах я не увидел радости, не заметил привычного оживления. Вглядевшись получше, я не поверил собственным глазам - такие мрачные были у них рожи. На лбу у Строри выступили капельки пота, голубые глаза подернулись мутной поволокой. Но говорил он быстро и жестко, как человек, только что принявший ответственное решение.
- Убьем Щорса сегодня вечером. Сначала убьем, а потом похороним по-человечески...
- Да, - поддержал его Барин, - мы не бросим его, мы не звери! Похороним его в глубокой могиле, куда сможет потом приезжать его отец или мать...
Сказав это Барин горько заплакал у Строри на плече.
- Ты не представляешь, брат, - сквозь слезы произнес он, - как мне жаль его мать! Растить такого мудака...
(1) Делонь (эльф.) - укрепленный и оборудованный помост между деревьями, обычно на значительной высоте. Традиционное жилище эльфов Лориена, в современной культуре сохранилось только в виде охотничьих “засидок”.
Я прилично охуел с такого разговора, а особенно - с тех слез, что Кузьмич размазывал по Строриной афганке и у себя по щекам. Я в жизни не видел, чтобы Барин плакал, а тем более - рыдал в три ручья, как сейчас.
- Вы чего, братья? - спросил я, потихоньку приближаясь. - Чего это с вами?
Но тут Барин обернулся на голос - и я замер. Застыл, словно вкопанный. Лицо Кузьмича было ужасно: разводы грязи, прорезанные светлыми полосами стекающих слез. А из-под этой маски на меня смотрели совершенно безумные, пластмассовые глаза. Я словно споткнулся об этот взгляд, мне стало не по себе. Я испугался, несмотря на принятые мною сто двадцать грибов, немыслимое количество плана и несколько бутылок вина.
- Мы решили сегодня кого-нибудь убить, - внятно произнес Барин. - И остановили свой выбор на Щорсе. Но мы не хотим делать этого тихо - мы не крысы, чтобы прятаться по кустам. Мы сделаем это при всех, возле “мастерской”, на закате!
- Вы ебнулись? - тихо спросил я. - На хуй при всех-то? Где вы потом будете скрываться?
- Мы не будем скрываться! - повернулся ко мне Строри. - Мы во всем сознаемся и сядем в тюрьму, как правильные пацаны.
- Сознаетесь? - машинально переспросил я. - Сядете в тюрьму?
А потом у меня у голове словно бы перещелкнуло и я начал осторожно, шаг за шагом пятиться назад. Строри проводил меня тяжелым взглядом - я прямо-таки ощущал, как ползает по мне перекрестие мыслительного прицела. Но все обошлось, братья меня пока еще узнавали. Тогда я медленно отошел подальше, развернулся и побежал обратно к делони.
- Тревога! - вопил я. - Строри с Кузьмичом перекинулись!
Я не ошибся. Братья снялись со своей засидки на пригорке, достали откуда-то пару штыковых лопат и пошли по дороге, что вела к “мастерской стоянке”. Непосрественно перед “мастерской” они разделись по пояс и принялись копать, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекурить и выпить полстакана теплой водки или вина. Они рыли могилу, причем делали это с таким серьезными и мрачными лицами, что мало кто решился поинтересоваться о надобности этой затеи. Хотя место было - мало сказать, что людное.
Единственный, кто на это решился, был Ингвар - человек небольшого ума, зато известной надменности. Приблизившись к раскопу вальяжной походкой, он заметил с некоторым неудовольствием:
- Что это тут такое? Кто разрешил? Ну-ка, быстренько закопайте все это обратно!
Надо было видеть, какую реакцию вызвали его слова. Строри, сидевший до этого на краю будущей могилы, встал и подошел к Ингвару практически вплотную. Вопреки обыкновению, Костян не кричал и не обзывался, не хамил, не лез в драку и не угрожал.
- Мальчик, - подняв на Ингвара взгляд, тихо произнес Строри. - Иди поиграй!
Видно, что-то в лице Строри показалось Ингвару подозрительным. Он не стал спорить, развернулся и ушел от греха подальше. Яма продолжала углубляться, а к исходу дня братья принялись отбивать стенки и править углы. Работали они не быстро, так что когда их труд начал подходить к завершению, тревожная весть об их намерении успела облететь весь полигон.
Щорс, узнав об этом, поначалу не поверил своим ушам. Он принял это за глупую шутку и лично пришел, чтобы убедиться в правильности своего предположения. Но, на свою беду, застал подготовку к собственным похоронам в самом разгаре. Болгарский Святой Отец, прознав о намерении Строри и Кузьмича, взволновался чрезвычайно. Он буквально не находил себе места - пока не выпил литр водки и его не осенила дельная мысль. Святой Отец отправился в лес, раздобыл там дерево и срубил из него здоровенный крест. Этот крест Отче положил себе на горб и потащил, обливаясь слезами, прямиком к “мастерской”, где орудовали лопатами Строри и Кузьмич. Все, кто видел в тот день Болгарского Пастыря, не на шутку перепугались. Такое жуткое впечатление он производил: босой, с крестом поперек плечей и рыдающий во весь голос. По пути Отче распевал Богородицу так, что от его воплей сосны в лесу дрожали.
- Богородица Дево, радуйся! - выл Свотик, а по его глазам текли целые потоки слез. - Царица небесная, по-о-милуй мя!
Так жалко ему было, как он потом объяснял, Строри и Кузьмича. Жалко товарищей, принявших на себя тяжелый крест: избавить землю от исчадия Сатаны Щорса, взять на себя его поганую кровь и пойти за это в тюрьму. Характерно, что Отче и не думал отговаривать братьев. Наоборот, он предпринял многокилометровый крестный ход через весь полигон, чтобы благословить их начинание. Святой Отец намеревался соблюсти все условности и предоставить для могилы Щорса собственноручно изготовленный и освященный крест.
Придя к “мастерской”, Отче тут же водрузил крест возле могилы - и ни Строри, ни Кузьмич не посмели ему в этом мешать. Отче был в едва ли лучшем, чем они сами, состоянии: постоянно и искренне плакал, горячо проповедовал и опять довел обоих братьев до слез. По его речам выходило, что Костян и Андрюха (так обращался к ним Отче, добавляя при этом, что Строри и Барин - бесовские имена) святые, а то что они задумали - беспримерный подвиг, достойный великомучеников. Годы, проведенные в тюрьме, обещал Отче, впоследствии зачтутся и станут основой блаженства в раю. Под конец Святой Болгарский Отец благословил обоих будущих убийц, расцеловал в обе щеки и потребовал от них такой клятвы:
- Клянитесь, - приказал он, - что Щорса, собаку, похороните ногами к кресту!
На Щорса все это произвело самое тягостное впечатление. Сначала он смотрел на Строри и Кузьмича с презрительной улыбкой, но явление Святого Отца в корне поменяло его отношение к ситуации. Когда он воочию увидел, как все трое рыдают и молятся на краю могилы возле бревенчатого креста - то ощутимо изменился в лице.
Время экзекуции было публично объявлено, так что Щорс все чаще начал посматривать вверх - на быстро темнеющее небо. Когда братья закончили молебен и принялись точить на краю ямы ножи, Щорс не выдержал и побежал. Бежал он на удивление быстро, и его невысокая фигура очень скоро потерялась в лесу, скрылась между деревьями.
На делони в это время прочие братья держали по поводу всего этого совещание. Дельных идей не было, так как Строри и Кузьмич отклонили уже два направленных к ним братских посольства.
- Идите играть, мальчики! А мы отправимся в тюрьму! - был нам ответ, и ничего более вразумительного нам добиться не удалось.
После же молебна, устроенного Святым Отцом, ситуация еще больше накалилась.
- Мы отправимся в рай! - категорически заявил Строри, и Крейзи нашел, что это дурной знак.
- Теперь точно зарежут, - заявил он. - И все из-за этого сумасшедшего попа!
